Злата отказываться не стала и, подвинувшись к ним, с благодарностью взяла предложенный бутерброд и чашку чаю.

— Завуча видела? — спросила у нее учительница немецкого языка, маленькая брюнетка, которая работала здесь всего год.

— Да, она там, в коридоре. По телефону разговаривает. Я с ней поздоровалась, а она, кажется, даже не заметила этого, — растерянно сказала Злата.

— Она с утра сегодня мрачнее тучи! Как пришла, так сразу за телефон!

— А что случилось?

— Похоже, проблемы дома. Сдается мне, муженек ее загулял, и она об этом узнала!

— Ужас! И что?

Девчонки дружно пожали плечами.

— Ну что? Погуляет и вернется! Мужики ж известные кобели! А у нее он чертовски обаятельный тип! Конечно, она переживает. Любит подлеца! У них ведь сын, дом. Он, конечно, никуда не денется, это понятно, но как тут смолчишь? Ох, убила б таких сволочей!

Злата лишь вздохнула. Марина Александровна ей нравилась, ней было искренне жаль молодую женщину. А ведь большинство так живут, закрывая глаза на измены мужа. Живут ради детей, дома и себя. Боясь того, что скажут люди, они изо всех сих цепляются за статус жены, даже если это уже просто пустой звук, ничего не значащая ширма, соломинка, которая даже утопающего не сможет спасти.

Задумчиво уставившись в окно, Злата подумала о Дороше. Она, конечно, тоже подозревала за ним подобные грешки, но доказательств у нее не было, причем ни одного. А если бы было? Как бы она поступила? Простила бы? Наверное, нет!

Они допили чай, поболтав еще немного, потом вымыли чашки и стали собираться на линейку. Прозвенел первый звонок, и школьники разных возрастов, нарядные, веселые и возбужденные, стали заполнять школьный двор.

Что-то особенное и неповторимое было в сентябрьских вечерах. Что-то невыразимо прекрасное трогало душу и навевало тихую грусть. Пришедшая осень все отчетливее ощущалась в воздухе, в природе. И если дни еще были яркими, теплыми, солнечными, то ночи стояли холодные, темные, звездные.

Впрочем, ночами Злата редко выходила из дома. Больше всего в этой ранней осени она любила вечера, когда яркая синева неба сменялась бледной лазурью, а горизонт на западе окрашивался в золотистые, розовые и багряные цвета. Когда солнце опускалось к дальнему лесу и верхушки кленов, ясеней и берез вспыхивали золотисто-бронзовым светом осени. Вечерами звенящая тишина окутывала улицу, дома, огороды, поля, луга и леса, а свет все лился и лился…

По полям плыл горьковатый дым от костров, которые жгли в деревне, а в воздухе пахло пожухлой травой, хризантемами, яблоками, грибами и сырой землей.

Ночами, лежа без сна, Злата Полянская часто слышала, как падали в саду яблоки, а холодным утром видела, как туман, стелившийся над землей, окрашивался в розовый свет зари. В полдень ветер срывал с березы у дома листочки, и, кружась в немыслимом танце, они искрились золотом.

Теплая осень затянулась в этом году. Золотой поземкой кружились листья на асфальте, золотым вихрем летали они в воздухе и с легким, тихим шелестом опускались на землю. Листопад заметал окрестности. Ярким багрянцем и бронзой горели клены, золотились березы, серебрилась ива за забором. В саду свисали налитые соком гроздья винограда. С огородов убрали урожай.

А темными ночами, под холодной россыпью звезд, в лесу кричала птица, вселяя в душу неясную тревогу. Часто Злата Полянская поднималась с постели среди ночи и, кутаясь в старый бабушкин платок, включала ночник и садилась у грубки. Открывала задвижку, бросала щепки и поджигала. Огонь взвивался вверх, а она сидела и смотрела. Сухие щепки быстро сгорали, таяли угли, а она все сидела и только ближе к утру ложилась спать.

Девушка часто гуляла по окрестностям. Приезжала с работы, бросала все, переодевалась, делала себе наспех бутерброд, чтобы потом сжевать по дороге, и уходила бродить по скошенным полям и лугам, по кромке леса, обходя деревню по кругу. Она часто сидела на пригорке у сажалки, глядя на темную воду и на желтые листья, как кораблики плавающие на поверхности. Вода притягивала ее, и, вглядываясь в кристально чистую глубину, она видела, как колеблются водоросли там, на дне. Она дышала и, казалось, не могла надышаться этим пряным осенним воздухом.

Жизнь в деревне была нелегкой. Прожив здесь почти полгода, девушка смогла это прочувствовать. Да, конечно, родители помогали, но Злате хотелось доказать и им, и самой себе, что она может и сама. Огород убрали сообща, но и кроме огорода работы хватало. Папа распилил и поколол дрова, которые девушка выписала еще летом, а теперь ей нужно было сложить их в поленницу. Сад нужно было привести в порядок к зиме, выкопать клубни цветов, не прозевать и вовремя накрыть розы. Теперь уже и грубку надо было протапливать, и кушать готовить, и к урокам готовиться. И только на выходных она позволяла себе немножко расслабиться. Побольше понежиться в постели, засидеться допоздна, а потом ближе к обеду отправиться с Маринкой за грибами.

Наступившая осень сблизила девушек еще больше. Долгие темные вечера куда приятней коротать в компании. И Маринка с Машкой часто захаживали к девушке на огонек и засиживались допоздна, а иногда и вовсе оставались ночевать. Маринка приходила не только погулять да посмотреть телевизор, она и помогала Злате: и дрова складывали вместе, и окна они ставили и заклеивали к зиме вдвоем. А однажды девушка уговорила Злату купить бутылку вина, и они допоздна засиделись на кухне. По выходным они вместе ходили за грибами. Да, они были разными, и ничего общего у них не было и быть не могло, и все же Злата привязалась к Маринке. Несмотря на ее образ жизни, на ее прошлое и взгляды на жизнь, Полянская тянулась к ней. В сущности, здесь, в Горновке, она стала ей единственной близкой подругой. Да, на работе она обзавелась новыми знакомствами, но в них не было ни теплоты, ни близости, ни душевности.

Конечно, был еще и Дорош. Каждый раз, появляясь на пороге ее дома, он неизменно приносило собой волнение, смятение и полный разброд в ее тихий, спокойный мирок. Приезжая с завидным постоянством, он считал своим долгом помочь ей. Хватаясь за ведра, таскал воду из колодца, приносил в дом дрова, растапливал грубку. Ничего не изменилось в их отношениях, но Злата более и не пыталась что-то изменить. Она просто ждала его, радовалась, когда он приезжал, и любила.

Однажды в субботу, в середине октября, когда над землей властвовало бабье лето, Ольга Тимофеевна позвала девушку в баню. Они топили баню каждую субботу и уже звали Злату к себе, и не раз она принимала приглашение. Таскать воду и топить собственную баню как-то не хотелось. Вот если бы родители приехали или Маринка пришла… Но Маринка не появлялась у Златы со вчерашнего вечера, что удивило девушку, но не насторожило. У них там случались загулы.

Полянская собрала все необходимое и отправилась в баню. Довольно часто к Тимофеевне присоединялась и баба Маня, ее соседка и добрейшей души старушка. Злата любила эти банные вечера, которые неизменно заканчивались либо у бабы Мани, либо у Тимофеевны. На столе обязательно появлялась наливка собственного изготовления, хорошая закуска, и допоздна велись душевные разговоры, в которых Злата почти не принимала участия, но очень любила слушать. Пожилые женщины любили вспоминать прошлое… Потом они пили кофе, который и Тимофеевна, и баба Маня, страдая низким давлением, очень уважали. И каждый раз, возвращаясь домой с таких вот посиделок, девушка ощущала какой-то трепет. Да, они уже прожили целые жизни, а ее жизнь только начиналась, но это чувство единения и близости к этим людям, к этой земле и этой деревне изо дня в день лишь усиливалось и приятно грело душу.

В этот вечер они, как бывало не раз, хорошенько попарились пройдясь по спинам друг друга березовыми веничками, и, вымывшись и закутавшись в полотенца, уселись в предбаннике передохнуть немного и перевести дух.