Потом они шли домой пешком под одним зонтом, тесно прижавшись друг к дружке. Хихикая, как дети, они перепрыгивали лужицы, боясь промочить ноги. Ощущение полноты жизни не покидало. Это была их победа. Их общая первая победа. Радость и гордость переполняли их. Лешка, несколько захмелев от шампанского, не уставая, твердил: их ждет великое будущее, а Злата лишь смеялась, не принимая его слова всерьез.

Утренним поездом Злата уезжала домой. Лешка привез ее на вокзал, и в полном молчании через подземный переход они вышли на платформу. Девушка не хотела уезжать, а парень не хотел ее отпускать. Она не говорила ему этого, но по тому, какими грустными иногда делались ее глаза, он это понимал.

Да, она успела соскучиться по Горновке, хотя времени, чтобы думать о деревне и обо всем, что ждало ее там, у нее почти не было в эти дни. Но иногда… Иногда она посматривала на мобильный телефон, на дисплее которого за всю неделю так ни разу и не высветился номер Дороша, и на сердце становилось тяжело. Он наверняка так ни разу и не появился в Горновке и даже не знает, что она уехала. Он занят своими делами, он все еще в эйфории от поездки в Эмираты! Он не позвонил и, возможно, даже не вспомнил о ней. И эта неделя не была бы такой, какой она стала, если бы она осталась в Горновке.

Дорош не звонил, и она не знала, что ждет ее в деревне. Что их вообще ожидает? В доме полно гостей: мама с папой приехали в отпуск, тетя Люда с мужем и Анька, и Васька там. И Пасха через неделю…

Злате страшно было туда возвращаться. Там осталась неизменная печаль, боль и тоска… Так больше не могло продолжаться. Надо было что-то решать с их отношениями. Впрочем, наверное, потому ей и страшно было: Полянская чувствовала, им все же придется расстаться. Да им вообще не надо было все начинать снова, после того как вся правда о нем выплыла наружу. Ничего хорошего из этого не вышло, ни разу за все эти месяцы по-настоящему счастливой Злата так и не стала.

Они стояли молча у вагона, а минуты неумолимо текли. Девушка подняла глаза и посмотрела на Лешку. Он не смотрел на нее, взгляд его сделался отсутствующим. Как будто видел там что-то такое, чего не могла видеть она. Лицо его снова стало замкнутым, брови были сосредоточенно сдвинуты на переносице. Он не хотел ее отпускать, зная, что в Горновке снова будет Дорош и та особенная близость, возникшая между ними за эту неделю, исчезнет.

— Лешка, — негромко окликнула его девушка и осторожно взяла за руку. — Спасибо тебе за все! — просто сказала и улыбнулась. — И, пожалуйста, приезжай поскорее! Помнишь сколько мы с тобой собирались сделать?

— Конечно, мы успеем к Радунице, — парень улыбнулся. — Вот увидишь, мы такой там наведем порядок… В пятницу вечером или в крайнем случае в субботу утром я уже буду в Горновке. Я привезу все, что мы с тобой купили. Я схожу в те издательства, в которые мы с тобой не успели сходить, не волнуйся, я буду так убедителен, что они просто не смогут не взять твой роман. Я позвоню тебе. И ты, как доберешься до Горновки, сразу же звони…

Девушка кивнула.

— Леш, а про фотографии ты не забудешь? Мне так хотелось бы уже посмотреть наш концерт!

— Я переброшу все к себе в ноутбук: и фотографии, и видео с концерта! Завтра же поеду в школу! Береги себя, Злата, — секунду помолчав, добавил он.

Девушка в ответ снова кивнула. Отчего-то в горле пересохло, и она не смогла произнести ни слова.

— Девушка, мы отправляемся через минуту, займите свое место в вагоне! — обратилась к ней проводница.

Полянская даже не обернулась в ее сторону. Сделав шаг вперед и преодолев тем самым разделяющее их расстояние, Злата коснулась ладонью Лешкиной щеки и всего лишь на мгновение прижалась губами к его губам. И почти сразу же отступила, отвернулась и поднялась в вагон.

Благодатью и тишиной встретила ее Горновка. Злата сошла с автобуса в начале улицы, приехав в деревню на следующий день утренним рейсом. Эту ночь она провела в родительской квартире, добравшись только вечером в родной город.

Всю дорогу от Минска до районного центра она думала о Лешке, глядя в окно поезда, но не замечая проносившихся мимо городов, деревень, полей, лесов и рек. Злата думала о Лешке и о поцелуе, который подарила ему на прощание. Поезд все дальше уносил ее прочь от Минска и всего того, что они там пережили. Она думала обо всем как-то отстраненно, как будто глядя на все происходящее со стороны. И поцелуй тот не казался чем-то из ряда вон выходящим. После проведенной вместе недели, после всех волнений и радостей он показался девушке естественным и само собой разумеющимся.

Впрочем, не только собственный неожиданный порыв занимал ее мысли. Ей не давало покоя ощущение того, что все как-то изменилось. Близость, возникшая между ними, предполагала нечто большее, чем просто дружеские отношения. И возможность других отношений с Лешкой не приводила больше в ужас, она уже не отметала, как раньше, даже саму мысль об этом. Злата думала об этом спокойно, без каких-либо эмоций, без страха и волнения. Так, как будто где-то там, на небе, за нее все уже было решено.

Виталя не был ее судьбой, а Лешка сможет сделать ее счастливой. Вот только сколько бы она ни думала обо всем этом, сердце все равно начинало болезненно ныть, стоило лишь представить, что она больше никогда не увидит Дороша.

Всю дорогу от Минска до своего городка, а потом еще и полночи, проведенной без сна, думала она об этом, но примирить себя с этим не получалось. Слишком больно было.

Злата приехала в деревню в несколько беспорядочном состоянии чувств и мыслей. Горновка тем и дорога была ей, что любое, самое безнадежное горе здесь притуплялось и все проблемы становились такими жалкими, такими незначительными. Все вопросы бытия решались сами собой. Здесь был другой мир и как будто другое измерение…

Солнце, пробившись из-за облаков, взошло над лесом, осветив легкую дымку, плывущую в воздухе. Вдали за огородам и зеленели озимые, неподвижно стоял лес, вот-вот готовый брызнуть зеленой молодой листвой. Небо было таким высоким и таким голубым.

Злата неторопливо шла по дорожке вдоль домов, и с каждым шагом благодатное успокоение ложилось ей на сердце, селилось в душе. Все сомнения, тревоги и беспокойства оставались где-то за поворотом. Злата шла и чувствовала, как сердце снова наполняет трепетный восторг уже от того, что она снова была дома и снова видела и эту улицу, и эти дома, и поля, и горизонт, и лес…

Дома ее уже ждали к завтраку. Прямо даже к такому праздничному завтраку. Мама с тетей Людой постарались и наготовили всяких вкусностей!

— Златка, ну где ты ходишь?! — с порога набросилась на нее Анька. — Мы уже здесь все слюной истекли! Ждем тебя, ждем! Автобус проехал, а тебя все нет и нет!

— Привет, Аня! Я тоже рада тебя видеть! — улыбнулась девушка и стала расстегивать пальто.

— Злата, дочка! А я уж и переживать стала, смотрю, автобус проехал, а тебя нет! — из кухни вышла мама и, вытерев руки о фартук, заключила девушку в объятия, расцеловав ее в обе щеки. — Ну, давай, мой скорее руки и будем усаживаться за стол!

— Я вышла в начале деревни и решила немного пройтись! А папа где? — спросила девушка, оглядываясь по сторонам.

— Да где-то под поветью капаются с Колей! Анька, иди, зови мужиков, будем завтракать садиться! С утра, ты знаешь, они обычно деятельны! Ну, как там, в Минске, Злат? Как Лешка? Чего он не приехал, ведь Пасха скоро? — засыпала ее вопросами мама.

Злата забросила на диван в зале свою небольшую дорожную сумку с вещами и уселась за стол.

— Мам, вот это все было совсем не обязательным, — девушка указала рукой на стол.

— Злата, мне лучше знать, обязательно или нет! Могу я в конце концов побаловать единственную дочь? Мне здесь Васька, кстати, рассказывал, чем ты питалась!

— Мам, так пост! — улыбнулась девушка. — Васька, подлец… Не я ли ему здесь драники жарила да борщи варила?