Он опустил дробовик и отступил на шаг. Злата после секундного замешательства отлепилась от стены и пошла к крыльцу Поднялась по высоким ступеням, открыла входную дверь, вошла, защепила крючок и почувствовала, как ее начинает бить озноб… Колени подогнулись, и не в состоянии сделать и шага Полянская опустилась на пол и уткнулась в них лбом. Слезы пришли неожиданно, и сдержать их она была не в силах. Прижав ладони к лицу, она плакала, словно ребенок, горько всхлипывая. и не могла остановиться.

Дожди закончились, погода восстановилась, засияло солнышко, снова стало тепло, и май завладел землей. Каждый новый день был полон сюрпризов, каждый новый день казался совершенно не похожим на прошедший Каждое следующее утро, распахивая окно в своей маленькой спаленке, Злата подмечала все новые и новые изменения в природе. Как-то уж очень быстро пошла в рост трава на лугах, оделась в листву береза под окном и теперь шелестела нежными, ярко-зелеными резными листочками. Тянулись к небу и солнцу озимые на полях, луга золотились от буйства одуванчиков, зацветали сады…

Злата ни одной лишней минуты не задерживалась в доме. Она жила одна, и кучи грязного белья и горы немытой посуды ее не беспокоили. Так же, как и ежедневная уборка в доме. Ей некогда было наводить там порядок, все дни напролет она проводила на улице. И как мама и предполагала, она почти не готовила себе, обходясь кофе, бутербродами, салатами и овсяной кашкой с разными сухофруктами и орехами. Позавтракав и приведя себя в порядок. Полянская вешала через плечо сумку с ноутбуком на широком ремне и уходила на целый день из дома.

Деревенская тишина и покой царили кругом, лишь иногда нарушаемые звуками извне, но и они почти не касались сознания. Бывало, за весь день девушка не встречала ни одной человеческой души и ото ее как раз не беспокоило. Она не искала ни общения ни компании. Одиночество, блаженное, успокаивающее как колыбельная, которую когда-то пела Злате бабушка. как-то сразу и навсегда полюбилось ей. Оно не было ни угнетающим, ни тяжелым, наоборот легким, добрым, тихим, светлым, как вечер с соловьиными переливами. Оно было искренним, без сожалений, грусти и едкости. Теплым и уютным, как плюшевый плед, которым девушка укрывалась вечерами, устраиваясь с чашкой чаю у открытого окна. Оно было в ароматах цветущих садов и в неземном, чарующем воздухе. Она любила это деревенское одиночество, что было удивительно, но она не хотела остаться с одиночеством здесь навсегда.

У нее всегда с собой был мобильный телефон, и звонки мамы, Леши или ее многочисленных знакомых иногда нарушали ее уединение, но не досаждали. Бродя по окрестностям, она иногда заходила довольно далеко, но чаще всего усаживалась где-нибудь в тенечке у копанки или под яблоней в старом саду Масько, открывала ноутбук и чувство реальности оставляло ее. Впрочем, порой ей было трудно понять, где заканчивается нереальный вымышленный мир и начинается настоящее… Она ведь писала о Горновке, обо всем, что окружало и было бесконечно дорого. Она писала о людях, которые в большинстве своем были так же peaльны, как и сама деревня.

Однажды она засиделась в саду. Солнце только опустилось за далекий лес на горизонте, край неба был окрашен нежно-розовым, золотистым и бирюзовым, переходя на высоте в густую синеву. Еще один теплый неспешный вечер медленно опускался на землю. Глубокие тени ложились в саду. Стихли пчелы, весь день не смолкавшие в цветущих кронах яблонь. Залился трелью соловей… Зато напала мошкара, и Злате приходилось то и дело отмахиваться от нее, но уходить все равно не хотелось.

Оторвавшись от ноутбука, она подняла голову и огляделась по сторонам в поисках ветки, которой можно было бы отгонять от себя мошек, жалея, ч то не додумалась прихватить с собой средство от насекомых. Цветущие яблоневые ветки ломать жалко. а ничего другого поблизости не было, но что-то следовало придумать, и немедленно.

Злата набросила на голову капюшон, натянула рукава на запястья и только сейчас заметила идущего по дороге мужчину. Он шел, не торопясь, засунув руки в карманы джинсов. Девушка наклонила голову, пытаясь из-под ветвей разглядеть его, а он в это время подошел к саду Масько и свернул с дороги. Полянская мгновенно узнала его и в панике огляделась по сторонам. Бежать некуда, да и поздно. Он, безусловно, увидит, если она сейчас схватит в охапку ноутбук и трусливо пустится бежать в поля, а потом придется терпеть его ухмылочки, насмешки и издевательства.

Дорош так уверенно направлялся в сад, как будто знал, что она здесь. А впрочем, сегодня за весь день она не раз видела и обоих Масько, и Сашку, которые, возможно, и поведали ему о ее местонахождении, а она даже не знала, что он снова в деревне. С той памятной ночи на Радуницу они больше не встречались. Она ни разу не видела, чтобы его машина повалялась в деревне, и, справедливо полагая, что он уехал, в душе была этому только рада.

И вот теперь он неторопливо шел через сад, пригибаясь под низкими ветками, и сбивал ногами одуванчики и анютины глазки. Где-то на полпути он отломил яблоневую ветку. Злате не хотелось смотреть на него, хотелось сделать невозмутимое безразличное, отрешенное лицо, но почему-то не получалось. Сквозь полуопущенные ресницы она наблюдала за его приближением. Светлая рубашка с коротким рукавом, в которую он был одет, оттеняла его смуглую кожу. Черные волосы как всегда, были небрежно зачесаны набок, а темные глаза, цвет которых оставался для нее загадкой, весело поблескивали.

— Добрый вечер, Злата Юрьевна! — церемонно сказал он, останавливаясь рядом с ней и протягивая яблоневую ветку. Его фирменная плутоватая улыбка медленно расплывалась на лице.

Полянская кивнула в ответ, взяла ветку и стала неторопливо перебирать пальцами по клавиатуре ноутбука, глядя в монитор. Всем своим видом ей хотелось показать: ей нет до него дела, она ужасно занята и вообще не жаждет общения. И неважно, что на самом деле каждой клеточкой тела она чувствовала его близкое присутствие и его запах…

Запах! Аромат его парфюма!

Сердце кольнуло в груди, и стало трудно дышать. На щеках вспыхнул румянец, и ей пришлось ниже опустить голову, чтобы он не увидел этого, и убрать руки с клавиатуры, чтобы их дрожь не выдала ее смущения.

Тогда, той ночью, в домике бабы Мулихи от ее таинственного любовника тоже пахло! Пахло как-то по-особенному. Толи таким был запах его тела, то ли это все же был дорогой парфюм. Тогда и сейчас Злата не могла сказать со всей определенностью, но одно было очевидно: этот запах действовал на нее одинаково и тогда, и сейчас, пробуждая некое неясное томление.

Совпадения? А не слишком ли их много?

Девушка сжала ладони в кулаки и уперлась взглядом в туфли Дороша. «Неужели это он? Нет, это невозможно! Это невероятно!» Вместе с тем в поведении мужчины это многое объясняло. И в первую очередь его фамильярность и его отношение к ней.

— Скучаешь? — спросил он и опустился рядом на корточки, пытаясь заглянуть ей в лицо.

— Нет, — коротко бросила девушка, прочистив горло.

— Ты что, дуешься? — все так же улыбаясь, не отставал он.

Губы девушки дрогнули в едва уловимой улыбке. Самомнения Дороша хватило бы на десятерых. Злата выключила и закрыла ноутбук и стала засовывать его в сумку. Ладно, допустим, тон ночью действительно был Дорош и это с ним она тогда переспала, но все равно это ничего не меняло. Уж неизвестно, что задумал мужчина на этот раз, но вывести ее из себя ему не удастся!

— А ты пришел извиниться? — подняла к нему глаза Злата и не смогла сдержать улыбки, видя веселые, озорные искорки в его глазах.

— Ну, да! Знаю, ведь, если не извинюсь, ты уйдешь сейчас домой и захлопнешь калитку у меня перед носом!

— Извиняйся! — грозно приказала она, но в ее огромных голубых глазах при этом затаилась улыбка.

— Извини! — сказал Дорош и засмеялся. — Вот надо же, никогда не сидел с девушкой вечером в цветущем саду.