— А то ж! Баб Маня, я собственно к вам с просьбой!

— 3 якой?

— Вы знаете песни?

— Калiсь знала, а зараз ужо i не успомню… Калi-та я добра пела.

— Понимаете, я здесь принесла с собой диктофон, и если вы мне споете чего-нибудь, что сможете вспомнить, это будет просто шикарно! Видите ли, мы хотим эти песни чуть осовременить, сделать им другую аранжировку и записать. Леша и ребята, с которыми он работает, говорят, у меня неплохо получается исполнение народных песен, вот мы и хотим попробовать!

— Ой, Златуля! — всплеснула руками баба Маня. И призадумалась. А потом, как будто что-то вспомнив, заулыбалась и потянулась к телефону.

— Зараз будуць табе песнi, Злата! — таинственно изрекла она и стала крутить диск старого телефонного аппарата.

— Ало! Ну, здароу, сястрыца! Ну што робiш? 3агарода толькi? Кiдай усё! Тут у мяне Злата сядзiць. Да, учора прыехала. Адна, Лёшка заняты, пазней прыедзе. У яе вельмi важнее заданне! Так што кiдай сваiх курэй i давай скарэй чапай ка мне! Да, у нас i выпiць ёсць, i закусiць! Стол ужо накрылi! Давай, ждём! — сказав это, старушка положила трубку и обернулась к Полянской.

— Во, хто знае песнi. Сколькi хочаш табе спяе, а тады яшчэ сходзiш да Райкi Галубiхi, яна тожа калiсьцi добра пела…

Домой Злата вернулась ближе к ночи, и только после того, как довела до дома бабу Нину. Вернулась слегка подвыпившая, но ужас но довольная. В компании этих двух старушек, которые сейчас были почти единственным нерушимым оплотом Горновки, она испытала столько позитива, искренней доброты и участия, сколько не испытывала нигде. Слушая их шуточную перебранку, их воспоминания, их песни, Злата молча улыбалась, поглядывая на них, и чувствовала, что и они сами молодеют душой от общения с ней.

Да, они не раз и не два говорили: ей, молодой и талантливой, такой красивой и веселой, не место в Горновке. Слыхано ли это, чтобы такая девушка, как Злата Полянская, похоронила себя в этой глухой деревне? И вместе с тем они ужасно переживали, когда она уезжала, и с нетерпением ждали ее возвращения, боясь, что однажды она оставит эту деревню навсегда. Девушка стала для них не просто ангелом-хранителем, она была духом этой деревни, поддерживающим их, избавляющим от хандры и печали. Именно благодаря ее неиссякаемому оптимизму, задору, огню и силе характера и они, в конце концов, поверили: не все еще кончено для их деревни. И их давняя мечта с ней казалась ближе, и их неизбывная тревога, а что станет с деревней после них, отступала. Благодаря присутствию Златы Полянской деревня еще будет жить.

Они гордились ею, любили ее. А для нее это было таким счастьем…

Злата шла тогда домой и думала, что все в ее жизни теперь правильно. Она верила, что выбрала верный путь, тот, который и был предназначен ей судьбой. И все же в тот вечер, вернувшись от бабы Мани, она с дрожью отворила калитку в свой двор ожидая увидеть на ступеньках Дороша.

В том, что Маськи расскажут ему сногсшибательную новость, она не сомневалась. A вот как он отреагирует на нее, она не могла предсказать. Нo раз он появился немедленно выяснять с ней отношения, верно считая, что у него есть на это право, она могла лишь предположить: его эта новость уже не тронула или вызвала лишь усмешку на красиво очерченных губах.

Что ж, так было даже лучше. Она не хотела с ним встречаться и разговаривать. Все давно было сказано. Все давно стало понятным. Понятным не только ей, но и ему.

И последующие несколько дней, занимаясь огородом, садом и домом, Злата постепенно успокоилась, перестала ежеминутно ждать встречи с ним и вздрагивать от стука в дверь.

Она по-прежнему не ездила в другой конец деревни и понятия не имела, здесь ли Виталя или уже уехал. У Маськов, которые иногда захаживали к ней, спросить она не решалась, боясь, как бы они не передали ему, вызвав тем самым его торжество. А сама она так ни разу и не увидела его машины, проехавшей мимо дома. Да, неизвестность заставляла ее напрягаться и нервничать, и ей не хватало рядом присутствия Блотского.

Они могли часами разговаривать по телефону, и каждый раз, отключаясь, девушка закрывала глаза, вызывая в памяти его образ, и понимала, как отчаянно скучает.

Дорош постучал в окно, когда девушка, расслабившись, уже перестала ждать и бояться этой встречи.

Поздние майские сумерки легли на землю, где-то в малиннике заливался соловей. Чарующие, сладкие ароматы зацветающего жасмина проникали в открытое окно, духота к ночи лишь усилилась, и, судя по далеким отблескам зарниц, там, за полями, над лесом, ночью, возможно, разразится первая гроза…

Злата сидела на диване в столовой с чашкой мятного чая, который обычно делала себе перед сном, и снова и снова прослушивала те песни, которые записала на диктофон, а теперь уже перебросила и в ноутбук. Разобрав слова, она набрала их в текстовом редакторе и теперь пыталась петь вместе ел старушками. Она отправила ребятам по электронной почте записанный материал и теперь ждала ответа. Самой Злате некоторые песни особенно нравились, и она бы с удовольствием их спела, тем более в новом современном сопровождении…

Все это настолько увлекло Полянскую и несколько отвлекло от того, чем год назад ей только и хотелось заниматься в Горновке. Копии рукописей ее романа еще в марте были отправлены в различные издательства столицы, и ни одно из них пока не дало о себе знать. Да и сама она за эти месяцы не написала ни строчки. Ее настолько поглотило то, чем занимался Блотский, ей так понравилось петь и выступать на сцене, что, будучи натурой увлекающейся, она с головой ушла в это новое и такое волнующее занятие. Нет, это не значило, что писательская деятельность отошла на второй план и стала для нее уже неинтересной, просто только начиная свой литературный путь, она была совершенно не уверена, а будет ли интересно хоть кому-то то, что она пишет? Издательства молчали. А успех на открытых площадках Минска окрылял и вдохновлял, подталкивая к новым свершениям и действиям. Но всерьез Злата все же не связывала с этим каких-то надежд на будущее, понимая, что ее карьера артистки еще более нереальна, чем писательницы.

Когда в окно негромко постучали, Злата вздрогнула и обернулась. Свет в столовой не горел, только из кухни на пол падала желтая полоска, да синее свечение экрана не давало темноте полностью поглотить комнату.

Девушка не могла видеть того, кто был за окном, но ее-то здесь отчетливо могли разглядеть. Отложив ноутбук в сторону, Полянская встала с дивана и отправилась открывать. По тому, как громко стучало в груди сердце, девушка почти не сомневалась, кто предстанет перед ней на крыльце.

Что ж, наверное, это все же должно было случиться. Лучше покончить с этим сейчас, перестать бояться и вздрагивать.

Злата зажгла на веранде свет и повернула ключ в замке. Она ступила на крыльцо и не сразу разглядела в глубине сада темный мужской силуэт. Закрыв за собой дверь, девушка прижалась к ней спиной, чувствуя слабость в коленках. Какую однако власть имел над ней Дорош! Ведь даже сейчас, по прошествии стольких недель, после всех унижений, которым он ее подверг, она стояла и дрожала, снова чувствуя свою слабость и уязвимость.

— Ты даже не спросила, кто стучит? Неужели после того, как Сашку посадили, ты стала так неосторожна и доверчива? — почти весело спросил он. — Мое скромное самомнение не позволяет мне поверить в то, что ты ждала меня!

Злата дернулась, как будто он ударил ее.

— Я предполагала, что ты можешь прийти но зная твое «скромное самолюбие», склонялась к мысли, что ты все же не опустишься до выяснения отношений, — прочистив горло, тихо заговорила она.

— Правильно предполагала. Я не собираюсь выяснять отношения, ты ж знаешь, золотая моя, я никогда этого не делал. К тому же я всегда знал, когда-нибудь все так и будет! Бабульки, небось, в восторге? Они ведь спали и видели тебя замужем за Блотским! — усмехнулся мужчина.

Его голос звучал весело, звонко и беспечно так как звучал всегда, и только в те редкие минуты, когда страсть туманила рассудок, он срывался на хрипотцу и нежность, неприкрытую нежность, заставляющую сердце девушки сжиматься от любви.