Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— «Силу»?! — рявкнул Сулхур — Если сила в том, чтобы превратиться в тупое орудие в руках хозяина, забыть, кто ты есть, кто были твои предки…Если сила в том, чтобы убивать для забавы, испытывать наслаждение от причиненной боли, не делая различий между своим и чужим, меж мужчиной, женщиной, стариком и ребенком…уж пусть я лучше останусь слабаком!

— Это страшные твари… — кивнул Рраугнур. — Ненависть к ним мешается с жалостью, и порою я благодарен духам за то, что они забрали мои глаза…

— Нет, Рраугнур-сама! — предводитель коснулся плеча старого орка. — Я ходил, я видел…Урукхай совсем непохожи на нас. У них кожа чешуйчатая, как у ящерицы, у них вертикальный зрачок…Это просто жуткие и злобные твари, не имеющие ничего общего с теми, кто когда-то ушел к Скале Змеи. Мне даже кажется порой, что они неживые.

— Нет, Рагхулун…Живые — и узловатые пальцы старика сжали запястье воина.

Глава 17

Чёрное подземелье Мории озарял лишь свет факела. Огонь отражался в стенах, много веков назад отполированных искусными руками народа гномов; в красных угольках орочьих глаз и в металлических бляхах на кожаной рубашке. Ноги в мягких сапогах неслышно ступали по лестнице, уводящей в глубину. По бессчётным каменным ступеням, туда, откуда в своё время бежал в страхе народ Дарина, подгоняемый проснувшимся порождением кошмара. Он, живущий в невообразимо глубоких недрах, был старше всех ныне живущих в Средиземье. Старше Перворождённых, старше Магов, и, наверное, даже старше Самого…

Его векам не было счёта, он был древнее этой земли, её теперешнего облика. Он ещё мог помнить иные очертания материка, имена навсегда пересохших рек и гор ушедшего на дно Белерианда. И Шара шла к нему.

Чадил немилосердно факел, выходили из непроглядной тьмы ступени, и, ложась под ноги, снова тонули во тьме позади. Исчезла полировка стен, теперь своды коридора казались наспех вытесанными из тела скалы. Сюда гномы заглядывали уже редко, только если спускались к самым глубоким из своих мифрильных шахт. Само собой, они не позаботились об украшении этого тоннеля. У маленькой орчихи мелькнула мысль, что просто не успели, и ей стало страшно.

Шара помнила, какой он: ожившее пламя, озёра лавы вместо глаз, тёмные дымные крылья… Это существо было способно одним жаром своего дыхания превратить её в кучку пепла. Но она помнила и другое: он не был злым. И добрым не был. Разве можно сказать — каков огонь? Кто найдёт для него Слово? А где-то в душе жило странное убеждение, что он не причинит ей вреда. И необходимость беседы с Древним гнала её вперёд, несмотря на страх. Она должна задать ему этот вопрос, должна узнать — как было…

Она весьма смутно представляла себе то, каким способом можно вызвать Барлога из глубин. Существуют ли для этого какие-то заклинания или предметы, Шара не знала, но даже если бы это было ей известно, то вряд ли из её заклинаний вышло бы что-нибудь путное — маленькая орчиха не была магом. Поэтому она не нашла ничего лучше, чем просто спуститься по Великой Лестнице до самой последней ступени. В рассказы о том, что у этой самой Лестницы нет конца, она верила слабо: если есть начало, то и конец должен быть. Впрочем, даже если и не так, то уж пещеру, где обитает Великое Лихо Дарина, перепутать ни с чем невозможно.

«Огонь» — шепнула она факелу: «приведи меня к своему хозяину, предку всех огней Арты…». В этом мрачном подземелье факел оставался её последним другом, последней связью с тем миром, где светят звезды, и дует ветер. Орчиха смотрела на его яркий язычок, не отрываясь, почти не моргая, и в какой-то момент ей показалось, что пламя начало удлиняться, извиваться, загибаясь вперёд, будто изо всех сил тянулось к далёкой, но родной душе.

Может быть, Шара слишком долго смотрела на огонь и не заметила, как кончились ступени, а может, нехитрый наговор и был тем самым единственно верным способом, но впереди вдруг замаячило багровое свечение. Яростно вспыхнул и погас факел, своей последней радостной вспышкой приветствуя далёкое зарево. И Шара поняла, что тот, кого она искала, совсем близко, и её вновь охватил страх.

Барлог выплыл ей навстречу из-за последнего поворота, расцвечивая тревожным багрянцем туннель, словно предупреждая о своём появлении.

Но вот свечение стало ярче, наливаясь красным, в котором проступили оранжевые огнистые вспышки, и, наконец, в чёрном проёме материализовался сгусток, и в его густом тёмном пламени проступили очертания тела: плечи, заострённая вверх голова и скрещенные на груди могучие руки. Шара собралась с мыслями.

— Прости за нарушенный покой, о, Ллах' айни, помнящий Крылатого Валу и юность этого мира! — девушка сама не поняла, как и откуда пришли на ум слова древнего языка Предначальной Эпохи. Просто всплыли в памяти, как бывало не раз.

Косматую тучу прорезали две узкие щели. Они расширялись, вытягиваясь и заостряясь к вискам, пока не приобрели форму листьев. Глаза…

Светлое живое пламя горело в них, всё такое же ясное, как и в первый день Творения.

… Он внушал страх. Он был прекрасен. И очень стар…

Глаза-озёра, лишённые зрачков и век, не мигая, смотрели на гостью.

— Ты… из Них? — словно пламя гудит в темнице очага. В голосе Духа Огня — боль и почти умершая надежда, словно последний уголёк в давно потухшем костре…

Он ждёт… Он всё ещё верит, что они вернутся… Я не могу…

— Ты — Нээрэ?

Языки пламени вспыхивают ярче, тянутся вверх, отделяя от тьмы могучую фигуру Барлога, очерчивают нечеловеческие черты лица.

— Нээрэ нет. Я — Эрэнно — последняя Искра… — пепел подёргивает дымкой угли пылающих глазниц Ллах'айни. Точно костёр под дождём… Печаль.

— Он говорил мне про маленьких… тех, что были давно. Он любил их. Даже когда он погас навсегда, всё равно помнил. И я помню…

— И я тоже! — неожиданно шевельнулись губы Шары.

Её расширенные зрачки, распахнутые в огонь, смотрели сквозь него в пустоту. Вослед ушедшим…

Очередное видение рвалось на свободу, билось перед взором, не давая сощуриться сухим, полуослепшим от света глазам.

…Девушка с серебристыми волосами стоит возле тёмной огнистой фигуры, завернутой в собственные крылья. Маленькая, тонкая, почти девочка. Зелёные льдинки глаз смотрят с любопытством и лёгким испугом.

— Ты — Нээрэ? — спрашивает она.

Шара вздрагивает. Совпадение?

Ещё немного, и она угадает как зовут эту девочку.

Терпкий запах. Зелень и серебро… Соль слёз… Горечь полынных листьев… Элхэ…

— Только не дотрагивайся до меня. Обожжёшься, — предупреждает Ахэро. Тот самый, первый из Духов Огня. Нээрэ.

Девочка согласно кивает…

Видение исчезло, и опалённые веки Шары, наконец, смогли несколько раз подряд моргнуть. Она стёрла выступившие слёзы рукавом рубашки, стараясь не смотреть на своего пламенного собеседника.

— Ты умеешь говорить картинами… — ей показалось, что Барлог находится в замешательстве. — Я должен говорить ещё… — И гибкое тело, растягиваясь длинными карминными языками, плавно перетекает вниз, ближе к полу.

— Почему? — Шара встряхивает головой, ещё не до конца избавившись от усталости, вызванной творением Образа. Мысли сменяют друг друга слишком медленно, но это пройдёт…

— Ты такая же, как они. Как Те…Нээрэ говорил: беззащитные, как искры на ветру. Я не смог сберечь их…

— Кто убил их, Эрэнно? — Девушка задаёт, наконец, давно мучивший её вопрос.

— Те, что пришли из-за Моря, оттуда, где гаснет кровь Неба…

— Кто они были, Эрэнно? — почти кричит Шара.

Лик духа пошёл чёрными угольными трещинами, и на этом фоне злыми звёздами пылают глаза, добела накалившиеся от гнева.

— Не такие, как ты…Не такие, как я… — с рёвом взметнулись вверх острые оранжевые языки, и орчиха отшатнулась. — Наверное, то были Сотворённые. У Крылатого тоже были… Двое. Потом один…

Пламя бессильно опадает.

— …Я устал. Я горячий и мёртвый. Эраэннэр, которого ты зовёшь Крылатым, создал нас из огня. Я знаю, что больше не увижу ни их, ни Его, и тогда мне становится холодно. Я хочу вспыхнуть вновь или погаснуть совсем…

57
{"b":"870466","o":1}