Она действительно успела. В низком сводчатом помещении, отделявшем от улицы жилой этаж, у крохотного зарешеченного окошка стоял мелкий и тощий иртха в клепаной рубахе стрелка. Совершенно неподвижно, как это умеют только степняки…

— Ранхур! — негромко позвала лучница. Парень даже не вздрогнул, словно этого и ждал.

— Уллах-тагор’ин-глор, — с облегчением выдохнул его обычно бесстрастный голос. — У него все-таки получилось вытащить тебя из застенков… — он мельком оглядел ее с головы до сапог — Ты цела?

Шара кивнула, внутренне радуясь, что Ранхур не в курсе обстоятельств ее неожиданного ареста: не придется тратить время на бестолковые объяснения.

— А Хаграр где? — девушка сделала вид, что пытается заглянуть за спину товарища. При его росте это выглядело особенно забавно.

— Там… — Ранхур кивнул в сторону коридора. — До отбоя вообще-то минуты три осталось, если что… Это я тут торчу, остальные уж, поди, тюфяки разворачивают. Пошли, поможем… — и он сделал шаг в сторону спальных помещений, знаком приглашая Шару следовать за собой. Но та досадливо поморщилась.

— Ранхур, стой! Я туда не пойду… С сегодняшней ночи… тьфу, то есть с этого часа я больше не служу у Тхаруга в сотне. Меня переводят в Кирит-Унгол… вот… — выпалив все это единым духом, Шара замялась, не зная, что еще добавить.

Степняк замер на месте, мгновенно оценив весь смысл этих слов.

— Насовсем? — на всякий случай уточнил он. Девушка неопределенно пожала плечами: «да кто ж его знает?»

— Ясно… — кивнул парень и снова замолчал. Лучница почувствовала, что должна сказать какую-нибудь глупость. Срываться на всякую высокопарную чушь совершенно не хотелось, но тишина давила виски: Н-наркунгур, может, вообще в последний раз видимся, так что же — тупо молчать теперь?!

— Да ладно, Ранхур, жизнь длинная… — она попыталась улыбнуться, но вышло очень уж неуверенно, — Может, когда война начнется, увидимся еще… А может и еще раньше: тебя к нам, либо наоборот, а?

— Может быть… — невозмутимо кивнул парень, и Шара механически повторила его жест. Время ночи неумолимо убывало.

— Попрощайся за меня с Хаграром, ладно? — заторопилась девушка, — Ну, с Магратом тоже, с Уфтхаком, со всеми… Счас, погоди-ка немного…

Она начала яростно развязывать вплетенный в косу замшевый шнурок, но из-за спешки выходило плохо. Потеряв терпение, Шара, морщась от боли, выдрала из волос один кончик тесемки, и что-то стряхнула в подставленную горсть, после чего протянула зажатый в кулаке предмет Ранхуру. И в этот самый миг ударил гонг.

— На… это… На память, короче… Арук-наур[37]! — пробормотала она и метнулась в сторону двери.

— Арук-наур! — крикнул степняк ей вослед и рысцой побежал по коридору — о том, что после сигнала отбоя шляться по зданию настоятельно не рекомендуется, знает даже снага[38]. За его спиной хлопнула тяжелая створка входной двери, и уже снаружи донесся звук быстро удаляющихся девичьих шагов. В спальное помещение казармы Ранхур влетел как раз вовремя, за минуту до проверки. Не раздеваясь, он плюхнулся на казенный тюфяк и с головой накрылся одеялом. Только здесь, в темноте и одиночестве, парень разжал кулак, и смог как следует рассмотреть прощальный подарок: на его смуглой ладони лежал кусочек обсидиана, формой напоминающий оголовок стрелы.

Без особых приключений Шаграт, Шара, тролль и четверо пограничных стражей миновали крепостные ворота и направились на север прочь по петляющей в камнях едва заметной тропе. По эту сторону хребта утро уже наступило, наверное, маленький отряд был первым в скалах Эфель-Дуата, кто встретил новый день. С высоты птичьего полета тонущая в тумане Горгоротская равнина казалась не больше ладони, и хотя до Восточно-Горгоротского кряжа отсюда по прямой пролегали десятки лиг, поднимавшийся из-за его неровного гребня ало-пунцовый диск просился в руки. Проснувшееся небо неспешно открывало свой зрак, еще по-сонному теплый и ленивый. Даже не верится, что совсем скоро всевидящее око небес, разгораясь, превратится в пылающий шар Сух[39], яростно-белый ужас солончаков и каменных пустынь. А пока в небе правит краткий бал Кургуз — прекрасный и совершенный в своей строгости символ, подаривший неприветливой, окруженной со всех сторон горами земле, имя Унсухуштан — Страна Восходящего Солнца.

Шара, еще не до конца уверовавшая в свое чудесное спасение, бездумно созерцала рождение нового дня. Она совершенно не думала о том, что это — ее первый день вдали от друзей, что на самом деле, все изменилось, и что вряд ли им суждено встретиться вновь в прежнем составе… Ноги сами шагали по тропе, уводящей в рассвет, не оставляя ни времени, ни желания обернуться назад, туда, где над багровыми скалами чернели древние башни древней твердыни. Да, именно так — вперед! И только вперед.

Алый диск светлел на глазах, теряя свой изумительный цвет. Теперь в его облике появился хищный жар, протянулись к земле яркие иглы-лучи. В свежем с ночи горном воздухе ощутимо разливалось тепло, меж отполированных спин камней поднималась легкая дымка — это испарялась скопившаяся в трещинках роса. Шаргат приказал бойцам опустить нарт-харумы, и что-то знаками показал топавшему позади всех троллю. Очевидно, тот понял, потому что его огромные лапищи неуклюже подцепили висевшую на толстой шее странную конструкцию, более всего похожую на две чайные пиалы, скрепленные меж собой кожаным ремешком. К удивлению Шары, тролль довольно сноровисто водрузил все это на голову, расположив «пиалы» так, что они полностью заслоняли глаза. «Закопченное стекло!» — догадалась девушка. Да, это, пожалуй, и впрямь удачная находка: всем известно, что увеличенный надбровный валик не позволяет троллям носить нарт-харуму — она просто сползает со лба вниз. Если же ее затянуть туже, а особенно, если тролль попытается сделать это самостоятельно, то недолго и глаз лишиться. Шаграт, располагавший опытом харадской кампании и не понаслышке знакомый с пустынным солнцем, нашел блестящее решение этой задачи, снабдив своего подопечного простым и действенным средством защиты от солнца.

Когда через полтора часа ходу маленький отряд остановился на привал в тени огромного серого с желтыми прожилками валуна, Шаграт сообщил, что отсюда до Кирит-Унгола рукой подать, поэтому идти теперь можно не в пример быстрее. Шара, доселе предполагавшая, что причиной маленькой скорости является приличный вес заплечного груза, была очень удивлена выражением лиц будущих товарищей по оружию — новость их явно обрадовала. Об этом Шара спросила у дядьки. Ответ озадачил ее.

— А мы сейчас уже находимся на нашей территории, — хрустя сухарем, пояснил Шаграт, — Заставу я имею в виду. В горах ловушек разных до хрена и больше: чуть камень не тот тронешь — обвал, травка вроде, а под ней — яма с отравленным жалом. Самострелы взведенные, и веревочка через тропу натянута незаметно — таких особенно на подходах к Моргулу много. Вот и приходится осторожничать, где обойти, где пригнуться, где просто приглядеться как следует. Вот и падает скорость, тащимся словно жабы, а что поделать?

— М-м… — Шара сделала большой глоток воды из поясной фляги и вытерла губы тыльной стороной ладони. — Ну, так, это ясно. А на своей территории все ловушки в известных местах расставлены, что ли? Или даже, — она едва заметно ухмыльнулась, — известно, чьими руками?

Молодой сотник одарил племянницу скучающим прищуром.

— Ловушки-то? Да брось, глупости это все…От них вреда больше, чем пользы, это кому надо пусть и долбится: самострелы вдоль тропок настораживает, веревочки тянет в камнях… Мы в Кирит-Унголе такой хренью не занимаемся.

— Ну…а как же… — Шара задумчиво почесала нос, подыскивая выражение, — А вдруг тарки забредут? Или еще кто похуже? — она оглянулась на жующих погранцов, ища поддержки, но тем, похоже, данный вопрос был безразличен, а уж троллю — тем паче.