Очки Заксенгаузена В бывшем лагере смерти лежит и поныне Облетевшая груда безлицых очков. Это память слепых, некрасивых, невинных, Сбитых в кучу людей, это зренье веков! Где они, как миры в пустоте, с номерами, Пред сожжением снявшие молча пенсне? Говорят, что вернулся один за очками — Через годы! Вам так повезёт лишь во сне. Он нашёл свою вещь в той слезящейся груде, Непохожий на всех – человек или миф. Вы встречали его, симпатичные люди? Он глядит не мигая, как будто сквозь мир. Он на солнце глядит из провала ночного. – Ты ослепнешь, старик! — Но ему всё равно. Это солнце на небе – простое пятно Для души, столько горя вобравшей земного. Дай вам бог, чтобы так никогда не пришлось Сумасшедшим бродить среди солнечных улиц. Буква? Женщина? Истина?.. Смотрит не щурясь. То, что вас ослепляет, он видит насквозь. 1968 Атомная сказка Эту сказку счастливую слышал Я уже на теперешний лад, Как Иванушка во поле вышел И стрелу запустил наугад. Он пошёл в направленье полёта По сребристому следу судьбы. И попал он к лягушке в болото, За три моря от отчей избы. – Пригодится на правое дело! — Положил он лягушку в платок. Вскрыл ей белое царское тело И пустил электрический ток. В долгих муках она умирала, В каждой жилке стучали века. И улыбка познанья играла На счастливом лице дурака. 1968 Грибы Когда встает природа на дыбы, Чтó цифры и железо человека! Ломают грозно сонные грибы Асфальт непроницаемого века. А ты спешишь, навеки невозможный Для мирной осмотрительной судьбы. Остановись – и сквозь твои подошвы Начнут буграми рвать тебя грибы. Но ты не остановишься уже! Лишь иногда в какую-то минуту Ты поразишься – тяжести в душе, Как та сопротивляется чему-то. 1968 Снег Зимний час. Приглушённые гулы. Снег идёт сквозь людей и сквозь снег. Облепляет ночные фигуры, Замедляет наш яростный бег. Друг у друга не просим участья В этой жизни опасной, земной. Для старинного смертного счастья Милый друг возвратится домой. Долго пальцы его ледяные Будут ключ запропавший искать. Дверь откроют навстречу родные, Молча снег он начнёт отряхать. Будет долго топтаться пред светом. Будут ждать терпеливо его. Обнажится под тающим снегом Пустота – никого! Ничего! 1968 Змеиные травы
Мчался поезд обычного класса, Вёз мечты и проклятья земли. Между тем впереди через насыпь Серебристые змеи ползли. Людям снилась их жизнь неуклонно, Снился город, бумаги в пыли. Но колёса всего эшелона На змеиные спины сошли. Всё сильней пассажиров шатало, Только змеи со свистом ползли. Незнакомая местность предстала, И змеиные травы пошли. Канул поезд в пустое пространство, И из вас никому невдомёк, Если вдруг среди мысли раздастся Неизвестно откуда – гудок. 1968 «Закрой себя руками: ненавижу…» Закрой себя руками: ненавижу! Вот Бог, а вот Россия. Уходи! Три дня прошло. Я ничего не слышу И ничего не вижу впереди. Зачем? Кого пытался удержать? Как будто душу прищемило дверью. Прислала почту – ничему не верю! Собакам брошу письма – растерзать! Я кину дом и молодость сгублю, Пойду один по родине шататься. Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться Над тем, что говорил тебе: люблю. Три дня, три года, тридцать лет судьбы Когда-нибудь сотрут чужое имя. Дыханий наших встретятся клубы — И молния ударит между ними! 1968 Урод Женщина, о чём мы говорили! Заказали скверное вино. И прижались в этом зимнем мире Так, что место заняли одно. Только шли минуты год за годом, Каждый душу сохранить хотел. И с одра морщинистым уродом Встал, как лишний, след от наших тел. Нацепил пальто и хлопнул дверью, И открылся перед ним простор. Род людской, наверно, будет верить, Что его количество растёт. 1968 |
