Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

[3] Но Донато Антонио д’Альтомаре, опираясь на суждение Галена во второй книге «О причинах симптомов», Аэция в особой главе «О меланхолии» и Траллиана в семнадцатой главе первой книги, доказывает, что у меланхоликов повреждено только воображение, а не мышление и не память, ибо они обманываются относительно увиденных вещей, где впадает в ошибку воображение, а не другие две силы. [4] Сходным образом все признают, что существуют разные виды меланхолического безумия, что сделается ясно по ходу этого сочинения, и среди многообразных проявлений сего сумасшествия описывают такое: у меланхоликов весьма мало мужества и смелости, они полны печали и боязни, не умея назвать им причины; они предаются плачу без меры; они стремятся к одиночеству; ненавидят людское общество; гнушаются увеселений и удовольствий какое-то время, а затем снова (как говорит Феодор Присциан[105] во второй книге своих «Врачебных тем») жалеют, что пренебрегали оными, и к ним возвращаются; они хотят смерти и иногда в самом деле ее добывают; эти признаки не всегда сходятся в одном человеке, но мучают иногда по отдельности, иногда все вместе; по этой причине мы находим несметные разновидности меланхолического помешательства, поскольку избыток сока[106] действует на кого-то больше и безумит одного сильней, чем другого.

[5] Гален среди прочих в третьей книге «О пораженных местах» свидетельствует об одном человеке, который, думая, что сделался законченным глиняным горшком,[107] сторонился перед всяким встречным, чтобы его не задели и не повредили. [6] Альтомаре в трактате «О лечении болезней человеческого тела» упоминает о двух других, один из которых, слыша крик петуха, подобно тому как тот бьет крыльями, махал руками, подражая петушиному пенью и хлопанью; другой, боясь, как бы Атлант, который, по словам поэтов, держит гору Олимп, утомленный и удрученный столь тяжким бременем, не сбросил ее с себя, а тогда его этою горою придавит, не мог стоять на месте и постоянно пятился назад, будто эта громада всегда нависала у него над головой.[108] [7] Целий в двадцать шестой главе девятой книги среди таких безумных упоминает некоего Писандра,[109] который, почитая себя умершим, весьма страшился встретить свою душу, которую считал смертельным врагом своего тела, и быть вынужденным иметь с нею дело, коль скоро она так скверно с ним обращалась и выказала такое вероломство, покинув его.

[8] Но что сказать о Николетто из Гаттии,[110] который, страдая этим мозговым недугом, однажды вообразил, что сделался фитилем в светильне, а потому хотел, чтобы всякий дунул на него спереди, сзади и с боков, боясь, как бы ему не сгореть без остатка? [9] Не менее дика соленая блажь[111] этого рода, отличавшая Тоньоло из Маростики,[112] который, утвердившись в фантазии, что превратился в заплату на подметке, дошел до самой Виченцы ягодицами по земле, придерживая ноги руками, из опасения, что какой-нибудь сапожник по дороге, чего доброго, прихватит им подошву. [10] И я полагаю, не менее груба блажь, пришедшая в голову Бертаццуоло из Нуволары,[113] который, с мозгом, вовсе отуманенным, вообразил, что сделался кьоджийской дыней, и принялся тыкать головой в нос то одному, то другому, крича, что никто его не покупает, потому что еще не август месяц. [11] Но кончу с помешательством этих несчастных, приведя подлинно смехотворный пример Петруччо из Прато, который, уверившись, что превратился в горчичное зерно,[114] забрался с руками и ногами в чан с горчицей, выставленный бакалейщиком перед лавкой, и причинил убытка на восемь-десять дукатов этому бедняку, который и вообразить не мог ничего подобного.

[12] Среди этих меланхолических расположений врачи помещают вид безумия, названный у греков ликантропией, а у латинян — волчьим безумием, которое, по словам Альтомаре,[115] нудит человека в феврале выйти ночью из дому, наподобие волка с воем блуждать вокруг могил, вытаскивать из них кости умерших и волочить их по дорогам, к великому страху и трепету всякого встречного. [13] Упомянутый автор говорит, что меланхолики этого рода отличаются бледным лицом, глазами сухими и ввалившимися, изнуренным видом, ни слезы миру не прольют; у них сухой язык и крайняя жажда, они страдают от чрезмерной скудости слюны; он также утверждает, что видел двоих, тяжко удрученных и измученных такой болезнью.

[14] Примечателен пример Форнаретто из Луго,[116] который, страдая этим расстройством воображения и мышления (потому что относительно памяти[117] нет общего согласия), пошел однажды ночью на еврейское кладбище, где недавно был погребен один старый еврей, проживший за восемьдесят лет и больше шести лет страдавший водянкой, и, взвалив тело себе на плечи, двинулся на площадь перед цитаделью, играя с ним, как с большим мячом, и крича: «Промах! подавай! бей! играй!», и мало-помалу разбудил всю округу, и по домам евреев, от одного к другому, пошел слух, что этот человек выкопал мессера Симоне (так звали умершего еврея), и составилась с их приходом поразительная синагога смеха,[118] когда они увидели, что этот безумец орудует берцовой костью вместо биты и останками, полными бурды, вместо мяча, при каждом ударе выплескивая из них похлебку: это задало работы на две недели всей общине, чтобы только избавиться от смрада, а те, кто поприжимистей, готовы были заплатить карлино штрафа за то, что не отмывают площадь, лишь бы не впивать нешуточный аромат мессера Симоне.

[15] Такому племени принадлежат помешанные меланхолики и дикие, коим в Больнице отведена палата, похожая на пещеру Сивиллы Кумской,[119] а над ее дверью вывешено изображение Юпитера, которого, как покровителя подобных людей, мы призовем на помощь оным следующей молитвой.

Молитва к Юпитеру

за помешанных меланхолических и диких

[1] Эта ватага недужных, лишенная помощи и совета, поданного твоим божеством, через мое посредство прибегает к тебе, величайший сын Опы и Сатурна,[120] брат и супруг царицы Юноны, справедливо нареченный Юпитером (Giove), ибо ты подаешь помощь (giovamento) нуждающимся; Наилучшим Величайшим ради бесконечной благости, с которой ты правишь вселенной; Сеятелем, Создателем, Высокогремящим, Царем богов, Владыкой мира, Правителем Олимпа, Исправителем пороков и проступков, Высочайшим эфирным Отцом, Скиптроносцем, Всемогущим и прочими блистательными прозваньями, ибо все вещи спешат повиноваться малейшему твоему манию: посему, столь могучим божеством подвигнутый, столь могучим величием побужденный, я прошу тебя ради того сострадания, которое выказали тебе Куреты, вскормившие тебя на горе Иде, смилостивиться над этими злосчастными и безутешными людьми; и если любовь Европы и пажа твоего Ганимеда веселит тебе сердце, когда ты думаешь о претерпенном молоте,[121] о перенесенных мученьях, о тяготах, превзойденных вящими усладами, кои их сменили, — ради той радости я заклинаю тебя возвеселить этих скорбящих, утешить этих удрученных, избавить от печали и горести сих меланхоликов, кои вверены тебе, как звезде, для них благосклонной.

вернуться

105

Феодор Присциан (конец IV—начало V в.), константинопольский врач, автор трактата по медицине (Rerum medicarum Libri IV).

вернуться

106

T. e. черной желчи, гумора, вызывающего меланхолию.

вернуться

107

В Teatro, disc. XLVIII (Garzoni 1993, 216) — схожий анекдот о безумии человека, вообразившего себя стеклянным (ср. новеллу Сервантеса «Лиценциат Видриера»).

вернуться

108

Ср. поговорку «Атлас [держит] небо» (Atlas coelum), применяемую к тому, кто, ввязавшись в обширные и тягостные занятия, навлекает на себя злосчастья (Adagia 1575, 57).

вернуться

109

Источник: Text. Off. IV. De homine: De furiosis ac maniacis (Textor 1566, 508). Тот же случай пересказан в Teatro, disc. LI (Garzoni 1993, 231).

вернуться

110

Место не идентифицируется.

вернуться

111

Соленая блажь (l’umor salso), возможно, названа так per contrarium, потому что ничего соленого (т. е. остроумного, изящного) в ней нет. См.: Garzoni 2004, 36.

вернуться

112

Городок близ Бассано-дель-Граппа (провинция Виченца).

вернуться

113

Нуволара, возможно, Нуволера (провинция Брешиа). Гарцони играет на созвучии этого названия с глаголом annuvolare, «покрывать облаками, омрачать». Ср.: IX. 7; X. 6.

вернуться

114

В Teatro, disc. XLVIII (Garzoni 1993, 216), рассказывается о человеке, который, вообразив, что превратился в просяное зернышко, долго не выходил за порог из боязни, что куры его склюют.

вернуться

115

Cap. IX, De lupina insania (Altomare 1561, 96). О ликантропии см. также: Garzoni 1613, 668—670.

вернуться

116

Городок близ Баньякавалло, родины Гарцони.

вернуться

117

Перечислены три способности души, imaginazione, cogitativa, memoria (ср. выше, §3).

вернуться

118

Синагога, предвосхищающая название следующей книги Гарцони, напоминает о том, что дело происходит в гетто, а кроме того, означает «собрание»; ср. выражение «синагога толков» (sinagoga di romori) в смысле «место, где много народа говорит одновременно» (Garzoni 1605, 276).

вернуться

119

См.: Verg. Aen. VI. 42—44. Уединенная пещера Сивиллы намекает на нелюдимость помешанных, энигматичность ее прорицаний — на темный и загадочный нрав меланхоликов. Уместно вспомнить Сивиллу, бывшую вожатаем Энея в преисподней, в начале книги о темных комнатах психики.

вернуться

120

Источник следующего ряда эпитетов: Gir. De deis. II (Giraldi 1548, 101—156).

вернуться

121

«Молот любви, ревность», поясняет П. Керки (Garzoni 1993, 270).

8
{"b":"869065","o":1}