[5] И вторая, где говорится:

[6] Вот почему, как описывается в другом месте, когда Астольф хотел его вылечить, пришлось связать его множеством веревок,[431] как цепного помешанного, каким он сделался.

[7] Афамант, сын Эола, описан у Овидия столь остервенелым и разъяренным, что в этом неистовом состоянии он убил собственного сына, по имени Леарх; вот стихи Овидия в VI книге «Фастов»:

[8] О Камбисе сказывает Геродот, что, надругавшись над египетским богом по имени Апис, он после этого впал в такое неистовство, что сначала, понукаемый Фуриями, истребил почти все свое семейство, а потом, обратив ярость на себя, в безумии убил себя самого.[433]

[9] Проперций в третьей книге помещает среди разъяренных помешанных Алкмеона, сына Амфиарая и Еврифилы, который, убив свою мать, был приведен и понужден неподвижными воображениями к этому роду помешательства; поэтому о нем говорится:

[10] Лукан в первой книге к помешанным этого рода причисляет и некоего Пенфея, который, как пренебрегавший божеством Вакха, был им наказан, сделавшись неистовым и безумным, как зверь, почему говорится:

[11] Об Оресте, сыне Агамемнона и Клитемнестры, Целий пишет, что, после убийства матери впав в исступленье, он разодрал все свои одежды и изгрыз себе один палец, вследствие чего у Павла Мануция явилась пословица ткать плащ Оресту[436] применительно к тому, кто делает подарок человеку, который в конце концов дурно им распорядится.

[12] В наше время великое помешательство сего рода охватило одного солдата из Бризигеллы,[437] который, впав в исступление от любви к фаэнтинской девице, в один присест съел доспешную рукавицу и нагрудник, ибо эта неистовая блажь так далеко проникла ему в мозг, что не давала отличить доспех от хлеба. Схож с ним был Камблет, царь Лидии, который (если не лжет Целий) однажды ночью, обуянный неистовством прожорливости, съел свою жену, бывшую подле него, и поутру нашед у себя во рту ее руку, сделался подлинно безумным, как цепной зверь.[438]

[13] Думаю, не будет неуместен пример Сантина из Вилла Франки,[439] который, впав в исступление из-за околевших у него коровы и быка, пошел в хлев к соседу, где был осел и свинья с множеством поросят, и, влекомый исступлением, убил их всех и съел пол-осла, ни глотка при этом не выпив.

[14] Другой, прозываемый Маркионе, из Буффалоры[440] под Миланом, будучи служкой одного приходского священника близ Варезе, по несчастью впал в это зверское расположение из-за одной свечи, украденной у него каким-то мошенником, и, преисполненный гнева, взбежал на колокольню и съел почти целиком язык колокола, доставив всей общине не меньше забавы, чем вреда, когда они о том известились.

[15] Пьетро Антонио из Валь-ди-Таро,[441] садовник по ремеслу, учинил кое-что посерьезнее, ибо, когда одно из его растений было попорчено ночью, как это случается, пришел в такой гнев и такое бешенство, что зубами пожрал тяпку, лопату и тачку для навоза, не в силах усмирить великий пыл, увлекавший его за пределы всякого рассудка к такому безумству.

[16] Схож с ним был Домениконе из Гвасталлы,[442] который, по несчастью найдя однажды утром грядку бобов попорченной, из-за этой малости пришел в такое безумие, что, решив никогда больше не пахать, сожрал соху, телегу и быков меньше чем за пять дней.

[17] Достаточно показано, что такие люди не без причины названы безумцами разъяренными, озверелыми, нуждающимися в путах и цепях. В Больнице перед их палатой выставлен эмблемою бог Марс,[443] ибо он разжигает их до такого причудливого расположения, какое у них в головах. [18] Потому прибегнем к нему как к богу, вздувающему огонь их безумия, дабы он бередил его по возможности умеренно и они в кратчайший срок излечились от такового помешательства.

[1] О старший сын Юпитера и Юноны, называемый то Марсом, то Мамертом, то Маворсом, поскольку ты переворачиваешь вверх дном великое,[444] то Марсом Мстителем, то богом Градивом, любезным братом богини Беллоны! Я прихожу препоручить тебе этих разъяренных и озверелых безумцев, в которых непрестанно возрастает их несмысленная блажь, дабы ты отвел свои жестокие влияния от их голов и они позволяли связать себя, как ягнята, на тот манер, как ты был с Венерою вместе связан Вулкановой сетью. [2] Итак, если помимо песнопений жрецов Салиев ты желаешь слышать волынку в своем храме и помимо волка и дятла, издревле тебе посвященных, хочешь видеть посвященною тебе лапу большого зверя, даруй некую надежду на исцеление этим несчастным, которые не упустят благоговейно принести тебе столько, сколько обещали.

О безумцах, хватающих через край, или безумцах высшей пробы[445]

[1] Обыкновенно неких людей называют именем безумцев, хватающих через край, или безумцев высшей пробы, когда в них обнаруживается веселость, доходящая до крайности, или некая бесшабашность и необыкновенная дерзость, побуждающая их говорить и совершать безумства, вполне согласные с присущим им расположением духа. [2] Это преимущественно люди пустые, по большей части наклонные к шутовству, отпускающие колкости для потехи и творящие всякие сумасбродства не ко времени, как те, кто, хотя на дворе Четыредесятница, ставит на ноги Карнавал, и в тощие дни так же, как в тучные, всегда готовы творить безумства, не взирая, как говорится, ни на время, ни на место, ни на лица, ни на тысячу других важных обстоятельств.

[3] Древний пример афинянина Дамасиппа,[446] прославленный Целием, может дать нам представление о великом безумце, хватающем через край, или безумце высшей пробы, ибо он столь был начинен помешательством, что, всегда веселый, привлекал общее внимание во всякую минуту, как маленький шут, и отчасти жестами, приличными обезьянке, отчасти смехом, подобающим бабуину, отчасти остротами, отчасти шутками и прочей болтовней развлекал публику часами, забавляясь иной раз невоздержно с теми, кто давал ему оплеуху, и отвечая им отменными колкостями.