Тут наш бедный ангел не выдержал. До конца срока оставалось всего несколько недель. И она решила, что лучше пожертвовать остатком собственного счастья, чем погубить жизнь мужа и детей. В ту ночь она рассказала ему все без утайки.

— Я никогда бы такому не поверил, — сказал муж, — если бы ты, дорогая, не заставила меня поверить в ангелов. А от этого до веры в бесов только шаг. Ты помогла мне вновь обрести веру в мою науку, которую часто определяют как изгнание бесов. Где же он? Могу я на него взглянуть?

— Легче легкого, — ответила жена. — Поднимись в спальню пораньше и спрячься в шкафу. Как только я приду и стану раздеваться, ты его увидишь.

— Хорошо, — согласился муж. — Между прочим, в доме прохладно, и, пожалуй, тебе не стоит…

— Ах, дорогой, поздно беспокоиться о таких пустяках!

— Ты права. В конце концов, я психотерапевт и человек широких взглядов, а он всего-навсего бес.

Он поспешил наверх и спрятался в шкафу, а вскоре в спальню вошла его жена. Как она и ожидала, в известный момент появился бес — он разлегся в шезлонге и беззастенчиво пялился на ангела. Наглость его дошла до того, что он, улучив момент, ущипнул это невинное создание.

— Ты что-то отощала, — заметил он. — Ну, ничего, скоро снова будешь в теле. Впереди у нас медовый месяц. Порезвимся вовсю! Ты даже не представляешь, какую школу я прошел в Атлантик-Сити.

Он ещё долго разглагольствовал, пока наконец из шкафа не вылез муж, который профессиональным жестом взял его за руку и крепко сжал.

— Отпустите руку! — захныкал бес, пытаясь вырваться, потому что в присутствии психотерапевта даже старые, тертые, похотливые бесы теряются и робеют, как дети.

— Рука меня мало волнует, — сказал психотерапевт высокомерно-бесстрастным тоном. — Меня больше занимает хвост.

— Хвост? — удивленно переспросил бес. — Чем вам не нравится мой хвост?

— К хвосту как таковому претензий нет. Но вы, как я предполагаю, хотите от него избавиться.

— Избавиться от хвоста?! — воскликнул встревоженный бес. — Во имя всего святого, скажите, почему я должен избавляться от хвоста?

— Дело вкуса, — сказал, презрительно пожав плечами, психотерапевт. — Скажите, у кого-нибудь в Атлантик-Сити вы видели подобный отросток?

— По правде говоря, нет, — ответил приунывший бес. Любопытно, что бесы, которые так любят внушать свои идеи нам, смертным, сами легко поддаются внушению.

— Я убежден, что этот хвост имеет психическую природу, — сказал доктор, — а отсюда следует, что от него без особых трудностей можно излечиться.

— А кто сказал, что я желаю излечиться? — возмущенно парировал бес.

— Никто не сказал, — спокойно ответил ученый. — Но вы об этом думали и пытались подавить эту мысль. По вашему же собственному признанию, вы типичный voyeur, то есть подсматриватель. Позднее я постараюсь вам разъяснить, что подсматриванье в целом занятие неблагодарное, но оно имеет свои плюсы. По крайней мере, вы теперь знаете, какое телосложение считается нормой для полноценного мужчины, и вам, наверно, не захочется отстать от моды.

— Я и так доволен, — не сдавался бес.

Снисходительная скептическая улыбка тронула губы психотерапевта. Он повернулся к жене.

— Дорогая, я вынужден просить тебя оставить нас вдвоем. Мне предстоит выслушать признания этого несчастного, запутавшегося существа, а врачебная тайна священна.

Ангел тут же ретировался, тихо закрыв за собой дверь. Психотерапевт придвинул стул к шезлонгу, на котором лежал бедолага бес.

— Итак, вы утверждаете, что вполне довольны жизнью, — начал он самым мягким тоном, на который был способен.

— Да, утверждаю, — с вызовом сказал бес. — Больше того, уверен, что скоро она станет ещё лучше.

— Пока это только гипотеза, — заметил врач. — На ранней стадии анализа ничего другого быть не может. Но я предполагаю, что ваше пресловутое довольство жизнью не более чем маска, прикрывающая вашу полную неадекватность. Налицо все физические симптомы. У вас чудовищный вес, а отсюда — сердечная недостаточность.

— У меня и правда иногда бывает одышка, — признался бес, слегка поежившись.

— Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?

— Три тысячи четыреста сорок.

— Я бы вам дал по крайней мере на тысячу больше! — сказал доктор. — Я, конечно, могу и ошибаться. Но в одном я твердо уверен: в той среде, из которой вы вышли, вы ощущали себя чужаком, поэтому вы и бежали от неё. А теперь вы пытаетесь бежать от психоанализа.

Вы боитесь потерять хвост. Умом вы понимаете, что это страшное уродство, но не желаете с ним расстаться.

— Ну, я бы так не сказал, — возразил бес с сомнением.

— По правде говоря, нет, — ответил приунывший бес. Любопытно, что бесы, которые так любят внушать свои идеи нам, смертным, сами легко поддаются внушению.

— Уверяю вас, именно так, — сурово подтвердил психотерапевт. — Вы цепляетесь за хвост как за символ своего бесовства. А в чём суть этого бесовства? Думаю, что это своего рода протест, вызванный чувством отторжения, которое, очевидно, возникло одновременно с появлением на свет. Даже у людей деторождение — глубоко травматический опыт. Насколько ужаснее родиться злополучным, отринутым бесом!

Несчастный бес нервно дергал плечами и теребил свой жирный подбородок, выказывая все признаки угнетенного состояния. Тут психотерапевт повел массированную атаку, упоминая о приступах депрессии, неосознанных страхах, чувстве вины, комплексе неполноценности, бессоннице, нездоровой потребности чересчур много есть и пить, психосоматических болях и тому подобных недомоганиях. Кончилось тем, что бедняга бес стал умолять врача приняться за его лечение. Он даже просил назначить дополнительные сеансы, чтобы излечиться как можно скорее.

Наш психотерапевт охотно вызвался ему помочь. Жену и детей он отправил на лето отдыхать, а сам дни и ночи напролет работал с трудным пациентом. Незадолго до возвращения ангела преобразившийся бес покинул дом — в серебристо-сером костюме, без хвоста, физически заметно похудевший, но умственно в полном порядке. Вскоре после этого он обручился с некоей миссис Шлягер, которая в своё время тоже была нелегкой пациенткой.

Через некоторое время он нанес своему благодетелю визит, покачал на коленях детишек и извинился перед хозяйкой за все неприятности, которые он ей доставил. Она с готовностью его простила — что ни говори, его дурное поведение было лишь следствием бессознательных импульсов; но поскольку в результате её семейная жизнь сложилась так удачно, она не помнила зла и даже признала его другом дома. Правда, он довольно занудно, с ненужными подробностями любил рассказывать о своем излечении, но это характерно для всех, на кого психоанализ подействовал благотворно. В конце концов, он перебрался на Уолл-стрит, где вскоре дела его пошли столь успешно, что он на свои средства оборудовал для молодого психотерапевта прекрасную современную клинику.

— Звонят к чаю, — сказала миссис Картер. — Надеюсь, Саймон услышит.

Обе женщины, сидящие в гостиной, поглядели в окно. Оно выходило в большой сад, живописно запущенный, в глубине которого на свободном кусочке земли стояла беседка. Она, как и сад, ещё привлекала глаз, хотя уже наполовину развалилась. Там и было убежище Саймона. Его почти полностью скрывали раскидистые ветки яблони и груши, посаженных слишком близко друг к другу, как обычно бывает в пригородах. Саймон то и дело мелькал среди зелени, и они видели, как он марширует, жестикулирует, строит гримасы — словом, исполняет торжественный дикарский обряд, как и положено мальчишкам его возраста, которые проводят долгие дневные часы в заброшенных уголках большого сада.

— Вот он, наш ангел! — сказала Бетти.

— Играет в свои обычные игры, — пояснила миссис Картер. — С детьми больше не желает играть. И стоит подойти — такой шум поднимает! В дом возвращается совершенно без сил.

— А днем он не спит? — спросила Бетти.