Она взяла меня под руку, и мы прошли через маленький салон. Я отбросила туфли-лодочки в сторону и забралась в кресло, окунув ноги в пузырящуюся теплую голубую воду. Струи щекотали мне пальцы ног. Вжавшись спиной в массажное кресло, я посмотрела на свою новую подругу.

— Как работа? — Ее глаза сияли, а на лице расплывалась широкая улыбка.

— Такое же дерьмо, как и в любой другой день. А у тебя? Ты работаешь только в «Shakes»? — Я знала ответ на этот вопрос, благодаря Пучи, но решила, что будет вежливо спросить.

— Нет, я работаю в «Shakes» только по выходным. В течение недели я работаю в приюте для собак и кошек-спасателей. Ничего особенного. Если честно, зарабатываю копейки, но работа со всеми одинокими, невинными животными того стоит. — Она нажимала кнопки на своем стуле, пока не нашла нужное положение.

Мы с Маккензи болтали, пока нам массировали пальцы ног и растирали спины. В ее досье были указаны все факты о ней — ее работе, место жительстве, электронная почта и так далее, — но я знакомилась с настоящей Маккензи, а не с данными из папки. Она была девушкой с юга, родившейся и выросшей в Миссисипи. Переехала учиться в Большое Яблоко, потом влюбилась в многолюдный город и осталась. Я поделилась всем, чем могла: где я выросла, где ходила в школу, и жизнью в колледже. Но умолчала о том факте, что Кеннеди переехала сюда со мной, поскольку я уже сказала ей, что Гас был моим единственным другом.

После того как наши пальцы были накрашены, мы сидели в задней комнате и ждали, пока они высохнут. Чувство вины, которое я испытывала, с каждой минутой становилось только сильнее. Я ненавидела себя за то, что лгала Маккензи. Это был не тот тип юриста, которым я хотела быть; я не хотела обманом заставлять людей доверять мне. Я хотела ее дружбы.

***

Прикусив губу, я опустила взгляд на свои руки.

— Эй, ты в порядке? — спросила она, задевая своим плечом мое. Я взглянула на нее и кивнула. — Хочешь поговорить об этом?

Я ненавижу это.

— Нет, я в порядке, — солгала я.

Я проверила свои ногти, чтобы убедиться, что они все еще влажные, прежде чем бросить обувь в сумку и надеть шлепанцы. После того, как мы обе расплатились, я последовала за ней на улицу.

— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросила Маккензи.

Я больше не могла выносить чувство вины.

— Маккензи, я солгала тебе, — наконец призналась я.

Потрясенная, она отступила назад.

— О чем ты?

Я села на скамейку возле маникюрного салона, и Маккензи села рядом со мной.

— Я солгала тебе, и мне так жаль. Я не работаю с Дрю. — Она попыталась встать, но я схватила ее за руку. — Пожалуйста, позволь мне объяснить.

— Хорошо. — Ее голос звучал взволнованно.

— Я не работаю с Дрю. На самом деле я работаю в адвокатской конторе. Моя клиентка — Наташа Вентурини, и она подает на Дрю гражданский иск за недобросовестную и вводящую в заблуждение деловую практику и клевету.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Мой друг навел справки о Дрю. Ты и еще три женщины подали на него заявления об изнасиловании, но позже забрали обвинения. — Я положила свою руку на ее. — Возможно, я смогу помочь тебе упрятать его за решетку.

— Ты солгала. — Она отдернула руку. — Держу пари, ты здесь не одна, не так ли? — Ее глаза нервно забегали по сторонам.

— Маккензи, пожалуйста. Я понимаю, ты злишься, и я чувствую себя ужасно из-за того, что лгу тебе, но я не знала, как к тебе подступиться. Когда я поговорила с Хелен, то сразу сказала ей правду, и она ушла. Я подумала, что если бы я попробовала с тобой другой подход, может быть, ты бы мне доверилась, но я не хочу тебе лгать. Ты кажешься замечательным человеком, и я не хочу портить нашу дружбу.

Я встала, когда она начала уходить.

— Маккензи! — крикнула я.

Резко повернувшись, она направилась обратно ко мне.

— Ты ничего обо мне не знаешь. — Она ткнула пальцем мне в лицо. — И чертовски уверена, что ни хрена не знаешь обо мне и Дрю.

— Но я знаю, что тайна может сделать с человеком. Поверь мне, знаю. Я просто пытаюсь помочь. Если ты знаешь что-нибудь, что может помочь делу, это действительно помогло бы моему клиенту. Мое предложение остается в силе. Если захочешь снова предъявить ему обвинение, я помогу тебе всем, чем смогу. Еще раз, прости, что солгала тебе.

Я повернулась и направилась обратно в центр города. Я бы, наверное, выбросила свою сумку в окно, но я не могла быть таким человеком. Больше никакой лжи.

***

Я чувствовала себя как в аду после того, как Маккензи уехала, поэтому направилась домой. Проехав на метро только половину пути, я вышла и решила пройтись пешком. Мне нужно было время, чтобы обдумать, какими будут мои следующие шаги. Может быть, я слишком увлеклась. Мои ноги сами понесли меня вперед; я чувствовала себя побежденной. Больше я ничего не смогла найти о Дрю. Если бы эти женщины не поделились со мной информацией, у меня не было бы никакой надежды на то, что Дрю что-нибудь узнает. Если бы он не столкнулся с последствиями, что помешало бы ему воспользоваться большим количеством женщин — как в финансовом, так и в физическом плане?

Позже тем же вечером, я вошла в квартиру и застала Кеннеди за уборкой в шортах и майке, включив радио. Кеннеди не убирала в доме, если только не была в состоянии стресса или расстроена. Я подошла к радио и убавила громкость, чтобы не напугать ее.

— Привет, Линн.

— Нужна помощь? — Я взяла со стола лишнюю тряпку. — Или ты хочешь поговорить?

Она открыла рот, чтобы ответить мне, но я подняла руку, останавливая ее.

— Хотя придержи эту мысль.

Я побежала обратно в свою спальню и переоделась в спортивные штаны и рубашку; затем на обратном пути через гостиную заглянула в морозилку и достала свой карамельный «вихрь». С двумя ложками в руках я села рядом с Кеннеди.

— Теперь можешь начинать, — сказала я, набирая большую ложку. Кеннеди сидела с озадаченным выражением на лице. — Я знаю тебя, девочка. Ты убираешься, если волнуешься или сердишься. Так что произошло?

Выдохнув, она наконец заговорила.

— Сегодня я потеряла пациента, а Калеб — полный отстой. — Она взяла у меня контейнер и зачерпнула большую ложку. — Думаю, это неважно. Такое случается. — Она покрутила мороженое во рту из стороны в сторону.

— Калеб? Что он сделал? — спросила я, удивленная тем, что она была расстроена из-за него. С тех пор как они были вместе — «вместе» было для них относительным термином, — она ни разу не расстраивалась из-за него.

— Я пошла в кабинет, чтобы прийти в себя после того, как мой пациент скончался. Она была очень доброй пожилой леди, и мы ничего не могли для нее сделать. Когда я села, чтобы ненадолго закрыть глаза, на кровати лежал экземпляр шестой страницы с фоткой Калеба и какого-то светловолосого бородатого моллюска.

Я думала, что невозможно выплюнуть мороженое из носа, но, видимо, ошибалась.

— Как ты ее назвала? — спросила я, зажимая переносицу и дыша сквозь боль.

— Гребаный бородатый моллюск. Поверни бородатого моллюска боком, и как он выглядит? Гребаный придурок. И что еще хуже, сучка чертовски великолепна и была сфотографирована с ним на красной дорожке на паре разных мероприятий. На шестой странице говорится, что они держат свои отношения в секрете и держаться подальше от СМИ. — Она встала и начала вытирать пыль с нашего бара.

— Но я думала, ты не хочешь отношений? — Я знала, что это было хреново — бросать в нее ее собственные слова, но ей нужно было понять, что он не собирается ждать вечно.

— Нет, я этого не хочу, особенно когда мои смены в больнице отнимают большую часть времени. Но также не хочу, чтобы он говорил мне, что понимает, а потом приходил ко мне в больницу после того, как был с ней на мероприятии. Я не хочу быть утешительным призом, который он получит, чтобы трахнуть, когда она его не захочет, понимаешь?

— Не думаю, что это так, Кен. Калеб обожает тебя. Он практически боготворит землю, по которой ты ходишь. Ты с ним разговаривала?