— Да какие клубы! — взрываюсь.

— Если вляпалась, скажи.

— Да нет же! Просто не уложилась в бюджет, здесь все очень дорого.

— Юлька тоже уехала в столицу, а потом мать срочно вылетела ее спасать. Все знают, что аборт ей сделали, от какого-то богатого мужика залетела, которому на нее плевать. Отец не просто так не высылает тебе ни одной лишней копейки. Нечего дурить, Аня, говори сейчас же, что случилось.

— При чем здесь твоя бывшая? Я поругалась с соседками и сняла другую квартиру, внесла аванс. Я вообще-то работаю с утра до ночи.

— Фотографироваться? Все девчонки в твоем возрасте этим занимаются, да и некоторые парни, хм, педики. А тебе еще и платят.

— Пришлешь или нет? — уточняю.

Брат меня любит, просто сильно беспокоится и делает это в чуть грубоватой манере.

— Пришлю, но без глупостей, Аня. После аборта тебя никто замуж не возьмет, по женщине такое сразу видно.

— Как видно? — удивляюсь.

— Мужчинам — видно, поверь.

Кирилл присылает три тысячи, на которые я покупаю запасные носки, плавки, футболку. Немного продуктов, личные принадлежности. Остаток дня убираюсь в квартире, в которой при внимательном рассмотрении оказалось довольно пыльно. Нахожу Алису и прошу включить музыку.

А вечером, валяясь на огромном диване перед телевизором, понимаю, что давным-давно не ночевала одна. Вернее, ни разу в жизни. Это первая моя ночь в полном одиночестве.

Сплю долго. Сны странные, яркие, но при этом будто мазками. Я снова и снова оказываюсь в той каюте рядом с Максимом, боюсь его до смерти, а он целует. Боже, как он целует. Слезы на глаза наворачиваются, и тело горит, отдается ему, словно без разрешения. В руках его больших, мужских плавлюсь, которые так осторожно трогали, что ни одного синяка не осталось. Все думаю, как так вышло? Он ведь грубый, жесткий. Пьяный был, а больно не сделал.

Когда ночевала в комнате с девочками, я не позволяла себе вспоминать, а сейчас, почувствовав приватность, — потонула.

Среди ночи не выдерживаю, срываюсь к сумке и достаю браслет Максима, оказавшийся в моих вещах. Я так торопилась убраться из каюты, что не заметила, как он зацепился за застежку платья, которое Одинцов сдирал очень быстро, спасибо, что не разорвал на лоскуты.

Красивый браслет, необычное плетение. В детстве я любила создавать разные фенечки, но вот так — точно не умела. Что-то сложное и особенное. Не знаю, почему не выбросила. Сначала растерялась, потом забыла. Надо будет отдать.

Сжав браслет в руке, я, наконец, крепко засыпаю. Встаю поздно и с каким-то ошеломительным трудом. Голод мучает такой, что тошнит, словно я полгода без крошки во рту. Едва не рвет, пока чищу зубы. Делаю бутерброд с маслом, руки трясутся, и я запихиваю в рот мякиш. Интенсивно, как дворовая собачонка, жую.

Насытившись, ощущаю облегчение. Нервы. Какие же нервы!

Приняв душ и приведя себя в порядок, тренируюсь позировать. В спальне есть просто ужасно огромное зеркало, стыдно подумать, зачем оно напротив кровати. Но для репетиции подходит идеально. Может показаться, что кривляться перед камерой любой дурак может, но на самом деле принимать эффектные позы одну за другой — нужно учиться. Долго и муторно.

Жан Рибу — гений. Если хоть десять процентов из того, что Валерий Константинович говорил про меня отцу, правда, я должна понравиться.

Дальше занимаюсь йогой под музыку.

Через две недели экзамены, поэтому сажусь за тренировочные задания, которые, благо, сохранены в памяти телефона. Но, как только я погружаюсь в учебу, в дверь звонят.

В первую секунду застываю и вжимаю голову в плечи. Вмиг вспоминаю, что эта прекрасная квартира не моя, что за мной охотятся страшные люди. И что Максиму тоже нельзя доверять.

Вновь звонят. На цыпочках подбираюсь к двери и заглядываю в глазок.

Я в панике от того, что чувствую. В толк никак не возьму, почему смотрю в глазок на Максима Одинцова и... радуюсь! Это ненормально, неестественно и, учитывая две наши предыдущие встречи, более чем странно. Может быть, я слишком сильно напугана? Наверное, да. Оттого замираю на пару секунд и пялюсь на него, забывая дышать. Сердце при этом разгоняется, щеки горят. Собственные руки становятся чужими, длинными и несуразными, я быстро открываю замок и прячу их за спиной от греха подальше.

Отхожу назад на несколько шагов, Максим заходит в квартиру, и не один. Точнее, с букетом. Большим букетом белых кустовых роз. Крошечные цветочки и много зелени — свежо и больно красиво. Если я однажды стану невестой, то хочу себе именно такой для фотосессии.

— Привет, как дела? — говорит Максим почти приветливо.

Вернее, для любого другого человека этот тон означал бы «почти». Зная Максима — он офигеть какой сейчас радостный. В хорошем настроении и пришел явно с миром.

Смотрю на него, на розы и нервничаю. Улыбка растягивает губы, но она неискренняя. Настоящая я, признаться, сильно растеряна.

Руки сцеплены за спиной.

— Это мне, что ли? — уточняю через пару секунд.

Одинцов, кажется, никуда не спешит, теория, что он пребывает в хорошем настроении, с каждой секундой крепнет.

— Тебе, малая. Ты мне жизнь спасла, будем праздновать. — Он поднимает второй пакет, там коробка, внутри которой, судя по всему, торт.

Становится жарко. Я принимаю цветы и, скупо поблагодарив, спешу в кухню. Они красивые — просто безумно, нежные и пахнут так, что душа поет. Жадно вдыхаю запах, ищу по шкафчикам вазу или что-то в этом роде. Максим тем временем ставит на стол пакет, достает оттуда… да, действительно тортик.

— Не стоит благодарности, — быстро говорю я, не оборачиваясь.

Почему-то посмотреть на него — становится сложным.

Может, дело в том, что я тут в шортах и топе без лифчика, а он принес подарки и интересуется моими делами? Эдакая домашняя посиделка. Хотя сам он одет не в домашнее. Он вообще носит что-то помимо рубашек? Шорты там, футболку с веселым принтом? Сама себе посмеиваюсь.

— За что? — спрашивает.

— Что жизнь спасла, — улыбаюсь, на миг оглянувшись. Наконец нахожу подходящий кувшин и наливаю воду.

— Да нет, Аня, стоит. По долгу работы я привык все ставить под сомнение, в том числе нормальные человеческие поступки. Ну и мысль о том, что обычная девушка на твоем месте выберет помощь, а не месть, пришла в голову далеко не сразу.

Георгий называл его Макс. Я тоже хочу это сделать — так его назвать. Мне он не босс, чтобы раскланиваться, но почему-то не получается. Язык словно немеет.

— Хотите чай, кофе? Из еды у меня только хлопья с молоком. О, ну вы торт принесли.

— Топовые модели едят хлопья?

Смеюсь, потому что Максим шутит. Определенно. Когда с цветами порядок, я ставлю чайник и оборачиваюсь.

— Едят. Я все ем. Постоянно голодная. И торт тоже.

— Мне сказали, он диетический.

— Жаль, — делано вздыхаю, отдавая себе отчет в том, что кокетничаю.

Он почти женат, прекрати немедленно!

Максим сидит за столом и смотрит с интересом. Расслаблен, словно больше не ждет с моей стороны подвоха. В глазах нет раздражения, мы снова разговариваем так, как делали это на яхте до... прочих событий. Я бы сказала, он мне симпатизирует, и это отчего-то важно в данный момент.

— У тебя телефон далеко?

— В комнате.

— Включишь его? Я объясню, как нужно действовать дальше. — Он говорит спокойно, вежливо.

Волоски на коже поднимаются. Если Одинцов в таком тоне общается с подчиненными, то работать с ним — приятно.

— Хорошо.

Приношу мобильник. Максим просит отвечать на звонки с неизвестных номеров и согласиться на встречу, если предложат. Пишет адрес, где и когда она состоится. Сама я туда, естественно, не поеду. Киваю.

— Сделаю.

— Потом сразу мне отзвонись. Вот по этому телефону.

Он достает из пакета бэушный, но в прекрасном состоянии айфон, кладет на стол.

— Сим-карта временная, будем пока через нее общаться.