— А сработать-то ее план может? — спросил Майно, стоя к Совнару спиной. — Я так, гипотетически.
— Что самое интересное… может, — встопорщил усы бушук. — Хальтрекарок сам возвел ее в соответствующий ранг, и теперь если у него нет завещания, ее сын или дочь действительно будут первоочередными. Хотя я не знал, что у нее есть ларитрин… интересно, как давно она его прячет?
— Из ее рук ничего не ешь, — насмешливо посоветовала Лахджа. — Что делать будешь? Я понимаю, что ты, может, и сам бы не против сменить Хальтрекарока на кого получше, но Абхилагаша точно тебя слушаться не будет.
— Да-да, она первым делом сменит бухгалтера… — согласился Совнар. — У нас с ней отношения… не очень. Особенно после… известного случая. К сожалению, Хальтрекарок в ней теперь души не чает, так что трогать ее пока нельзя.
— Как вы там с ней… теперь?
— Вооруженное перемирие, — хмыкнул Совнар. — Я не стал рассказывать Хальтрекароку, что она помогла Сорокопуту меня… ну вы знаете. Вы, кстати, тоже никому не рассказывайте.
— Паргоронский банкир не должен проявлять слабость, — хмыкнул Майно. — Понимаю.
— И Абхилагаша понимает. А еще она знает, что я вам помогал. Если об этом узнает Хальтрекарок… я в этом не заинтересован, скажем так. Так что пока что мы с ней… не трогаем друг друга. Благо она стала куда бережливей, чем прежде. Но если она ухитрится стать демолордом… меня в бухгалтерах точно не оставят. М-да…
— А делать-то что будешь? — повторила Лахджа.
— Спасибо за предупреждение, — кивнул Совнар. — Я уговорю Хальтрекарока написать завещание. При Абхилагаше, и не на ее отродье. Чтобы она усвоила — в случае смерти мужа она останется без единой эфирки.
— Да, это сразу усилит ее лояльность… и любовь, — согласилась Лахджа.
— Уж надеюсь. А если нет… все-таки поставлю на видном месте ее чучело.
Глава 17
Майно Дегатти хрустнул шеей. Сегодня он поднялся в шестом полуночном часу и до самого рассвета трудился над монографией. Правки, бесчисленные правки. С каждым днем их как будто становится больше, а не меньше. Тут развить подробнее мысль, там добавить наглядный пример, здесь привести цитату из авторитетного издания…
А ведь сегодня праздник. Игнедис, один из любимых праздников Мистерии, и весьма особенный, хотя и грустный день для волшебника Майно. Именно в этот день, ровно десять лет назад он вынужденно расстался с Лахджой, которая тогда еще не была ни его женой, ни фамиллиаром, но уже оставила глубокий след в его сердце…
— Я тоже тебя люблю, — сунула нос в дверь супруга, подслушавшая его мысли. — Трудишься? А я тоже тружусь. Смотри, какую срань вскрыла!
— А-а, убери это!.. — отмахнулся Майно. — Ну зачем⁈
— Во имя науки, — заявила Лахджа. — И потому что черепная пила делает бжжжж!..
— Лахджа!
— Во имя науки. А еще теперь я могу делать так!
Ее рука приобрела почти металлический блеск. Всю весну и начало лета Лахджа изучала формы жизни с высоким содержанием металлов — что парифатские, что закромочные. Она прерывалась только на работу по дому, уход и игры с Лурией, занятия и игры с Астрид и Вероникой, внимание мужу, подработку в качестве учебного пособия для юных демонологов… вообще-то, очень много всего. Время на хобби удавалось выкроить не так уж часто.
Но теперь!.. после многочисленных изысканий!.. ознакомления с новыми формами жизни!.. полным погружением в их суть!.. теперь!..
Очень помог труп лесэйжа, оловяннокожего твинодака. Это разумные существа, но твинодаки абсолютно равнодушны к телам умерших сородичей, они не хоронят их, а просто перерабатывают на компост. Или продают, если вдруг находится заинтересованный покупатель.
А сложноструктурная ткань тела лесэйжа очень прочна и имеет массу соединений металлов. Другие народы даже называют их «оловянными солдатиками» — несведущий и правда может перепутать их с големами.
Но они живые. И размножаются.
— Ты тратишь наш семейный бюджет кир знает на что, — проворчал Майно. — Покупаешь трупы, которые потом даже не оживляешь, а просто… режешь на куски.
— Я не «просто режу их на куски», — показала пальцами кавычки Лахджа. — Я всесторонне изучаю их с точки зрения генетики, биохимии, биоэнергетики, анатомии, физиологии…
— Агонугацитацию забыла, — поддразнил муж. — Я понял, понял. У тебя очень важное занятие.
— Ты что, обесцениваешь то, что мне нравится и что я считаю важным для себя?.. — обманчиво спокойно спросила демоница.
— Нет, ни в коем случае. Ты у меня очень красивая и смышленая.
Лахджа помолчала. Она не злилась. Нет, нет, надо это сдержать. Она просто ответит спокойно, серьезно и рассудительно…
— Пойми, любимый… я изучаю все это… чтобы я могла… СДЕЛАТЬ ТАК!!!
Ее рука резко вытянулась, развернулась в огромный топор… и шарахнула по столу!
Стол со стоном развалился на две половины. Листы бумаги разлетелись во все стороны, и Майно с шумом втянул воздух.
Лахдже на мгновение стало неловко… но она сообразила, что только что сделала, и что по-прежнему представляет собой ее рука. Стыд мгновенно уступил место восторгу.
— Чистый металл! — завопила она. — Смотри, чистый металл!
— Моя монография! — скрипнул зубами Майно.
— Я раздвинула границы своего Ме!
— Я писал это несколько дней!
— Я богиня метаморфоз!
— Стол придется чинить!
— Да порадуйся за меня!
Лахджа решила не трансформировать обратно эту руку. Пусть остается металлической. Навсегда.
А то во второй раз может не сработать!
Лахджа почти облизывалась, глядя на сверкающую конечность. Это же чистый титан!.. или… нет, скорее, нитинол… или?.. надо провести химический анализ…
— Вон пошла из кабинета, — приказал Майно, собирая рассыпанные листки.
Мимо Лахджи протиснулся Ихалайнен, нечаянно наступив ей на ногу. Бытовой фамиллиар принялся со злым стрекотом ремонтировать стол. Доски поднялись в воздух, реальность завибрировала, подчиняясь волшебному еноту… а Лахджу аж вышвырнуло за дверь холодным ветром, так разозлился ее муж-волшебник.
Но она сейчас думала не об этом. Она увлеченно трансформировала свою металлическую руку.
— Топор… меч… нож… скальпель… ух какой скальпель!..
Нет, само по себе это не дает чего-то радикального. Все то же самое она могла делать и просто костью. У углеводородных соединений очень широкие возможности.
И все же. Ее личные границы еще немного расширились. Она еще немного улучшила свой главный козырь, свое ультимативное Ме. Их можно развивать, если прилагать к этому достаточно усилий.
А Майно пусть себе ворчит, чернильная душонка. Сердце у него маленькое и злое. Слишком много он делил свою душу с другими существами — вот и стал практически бездушным. Как Волдеморт.
А Лахджа — главный персонаж саги. Гарри Поттер, тайный крестраж.
Вот Астрид и Вероника за маму порадовались. Они очень восхитились ее титановой рукой.
— Ты теперь все время с ней ходить будешь⁈ — с надеждой спросила Астрид.
— Возможно, — степенно сказала Лахджа. — Пока не хочу расставаться.
Они втроем битый час экспериментировали, проверяя новые возможности маминой руки. Лахджа рубила дрова, забивала гвозди, мешала кипящий суп… и нет, все это она и раньше могла делать, но теперь с металлическим блеском!
Когда сердитый и недовольный Майно спустился в гостиную, уставшие от экспериментов мать и две дочери валялись на диване. Лахджа пялилась в дальнозеркало, Астрид рубилась в какой-то шутер на ноутбуке, Вероника читала книжку. Рядом бормотала Лурия, незаметно перегрызая прутья своего игрового манежа.
Ей помогали крысы, с которыми младенец каким-то образом нашел общий язык. Лурия им что-то сюсюкала и напевала, а грызуны послушно точили манеж. Часть стояла на страже, поглядывала, не подкрадывается ли Снежок. Он крыс Вероники терпеть не мог, от них у него пробуждались дремучие звериные инстинкты.
— Вот он — мой бабий отряд медленного деградирования, — вздохнул отец семейства.
