Но оставались третьи. Те, кого Повелитель Терний сцапал не настолько давно, и те, кто не умрет и за тысячу лет. Внимание Майно сразу привлекла огромная фигура, растянутая на потолке, словно ковер из тигровой шкуры. Шесть лазоревых крыл опоясывали могучее тело, а искаженный в муке лик мерцал и менялся.

— Серафим! — воскликнула Лахджа. — Идеально!

Она прыгнула к нему, как огромная мерзкая блоха. Высший ангельский чин — это вам не смертный колдунец, он не погибнет, если его просто сорвать с шипов. Это не божество, конечно, но очень к тому близко.

Да, логично начать с него. Его не придется уговаривать и торговаться.

Из этого тела крови не выступило. Оно и телом-то было постольку-поскольку — этакий мощный клуб благодати, воплотившийся в материальном виде. Как ларитра, только не оскверненная.

Лахджа дернула изо всех сил. Потянула на себя, ощущая вместо живой плоти что-то… сложно описать, будто не совсем вещественное, но в то же время очень реальное. Демоны ощущаются не так. Они как раз очень… плотские. Кроме, возможно, ларитр.

А потом глаза серафима распахнулись, и Лахджу обожгло. От него хлынул нестерпимый жар, разъедающее Тьму сияние. Абхилагаша зашипела и отпрыгнула назад. Тернии вокруг задрожали и стали скручиваться.

Времени мало.

— Давай тут все сожжем! — с воодушевлением предложила Лахджа.

Серафим воссиял еще интенсивнее. В его глазах закружились крохотные галактики, а вокруг словно заиграла беззвучная музыка. Неизвестно, сколько он тут пробыл и как много сил выпил из него Сорокопут, но осталось явно еще порядочно. Губы разомкнулись, и небожитель изрек:

— Ступайте. Господь с нами.

Эти слова будто придали ему еще большую силу, а в дланях возник пламенеющий меч.

Во все стороны хлынул свет. Ближайшие лозы осыпались пеплом, Абхилагаша взвыла, как ошпаренная кипятком, да и Лахджа на миг почувствовала себя шашлычком. Вслед за Майно они ринулись в ближайший лаз, оставив за спиной бушующего серафима.

Тернии просыпались — как лозы, так и их несчастные узники. Повсюду раскрывались глаза, из глоток рвались истошные крики. Шипастые стебли слепо хлестали со всех сторон, а громадные бутоны испускали ядовитую пыльцу.

Тифон бежал впереди, изрыгая пламя из трех пастей. Абхилагаша глотала целые куски пространства, втягивала в себя лозы, обрывая их. Щелчок пальцами!.. и оглушительный рев. Демоница привела в чувство распластанного в гигантской пещере дракона, и тот принялся бешено рваться.

Абхилагаша пыталась уйти, прорваться сквозь Кромку, но все еще не видела выхода. Сорокопут слишком надежно замуровал свою нору, затаился тут так, что никто не мог к нему прорваться и никто не мог вырваться. Но скоро… если он дома, то уже наверняка проснулся, уже чинит порванную паутину…

—…Это что, Совнар⁈ — изумленно воскликнула Лахджа.

Майно аж глаза выпучил. Да, на шипах Сорокопута корчился бушук… не в обличье рыжего кота, но в натуральном Майно и Лахджа его тоже видели, да и ауру сразу узнали.

Он быстро очнулся. Хватило резкого рывка. Во все стороны хлынула темная кровь, алые глаза и зубастый рот распахнулись, и Совнар захрипел:

— Абхи-и-и… и-и…

Майно и Лахджа уставились на Абхилагашу. Та без тени сожаления пожала плечами и бросила:

— Что?.. Он все узнал и собирался вас предупредить, а меня выпотрошить и сделать чучело!

— Все бы выиграли, если бы у него получилось, все бы только выиграли, — кивнул Майно, таща на руках рогатого карлика.

Анклав Сорокопута ходил ходуном. Сбежать по-прежнему никто не мог, пробужденные и освобожденные пробуждали и освобождали других, это нарастало лавинообразно, и уже отовсюду несся шум, неслись крики. Одни пленники вне шипов тут же и умирали, но другие оправлялись, поднимались, принимались крушить все вокруг… о, Сорокопут собрал великолепную коллекцию, тут были могучие существа самых разных типов!

Вот и Совнар уже оклемался, изрыгнул бешеную брань в адрес Абхилагаши и крутанул когтистой ручонкой, разрывая в клочья целую стену шипов. Демон-колдун спрыгнул с рук волшебника, на лету разрастаясь, превращаясь в великана!.. В огромных лапищах появились сразу два искрящихся топора, и совсем не похожий на чопорного бухгалтера бушук принялся с остервенением рубить тернии!

—…Вератор, меня слышно⁈ — кричал в перстень Майно. — Можешь нас вытащить⁈

Шипение. Шорох. Невнятный голос. Связь была, но слишком плохая. А тут еще и Абхилагаша схватила запястье волшебника и зло рявкнула:

— Бросить меня решили⁈

Вокруг становилось все шумнее. Могильная тишина сменилась дикой какофонией. Вопли, рыдания и мольбы, дикие крики и безумный хохот. Лозы скручивались, переплетались, тянуло дымом, что-то где-то горело…

—…Майно!.. Майно… ты где?.. — донеслось наконец из перстня.

— Мы у Сорокопута! — крикнул Дегатти, надеясь, что Вератор его тоже слышит.

—…не теряй!.. перстень!.. держись!.. я пробью канал!..

…И тут наконец появился сам хозяин логова. Тернии с шуршанием раздвинулись, образуя арку, там вспыхнул черный огонь — и из раскрывшегося портала вышел огромный скользкий сурдит.

Он нес на плече… кого-то. Очередную жертву. Никто не успел рассмотреть, потому что произошло сразу несколько вещей. Сорокопут при виде творящегося в его доме кавардака издал шокированный выдох, а его бездыханная ноша упала к ногам.

Лахджа взмахнула расширившейся рукой, и с нее сорвались сотни гетитовых игл, а вторая удлинилась и врезалась в обезьянью харю. А Абхилагаша мгновенно свернула пространство, переместилась к еще не закрывшейся каверне и ускользнула, утекла сквозь Кромку.

Она еще успела в последний миг обернуться и увидеть, как защищает всех зеркальным экраном Совнар, как посреди пещеры возникает слепой монах в багровой рясе, как освобождается громадный красный дракон, как лопается зеленая стена и сквозь нее шагает в ослепительном сиянии серафим, а за его спиной — другие крылатые фигуры…

Абхилагаше было наплевать. Она удирала. Едва она пересекла границу анклава, как ей снова открылись все пути — и она устремилась домой. В Паргорон, во дворец своего мужа и господина… ублюдка, что без раздумий отдал ее Сорокопуту.

Ну ладно, он не имел в виду конкретно ее. Наверняка Сорокопут просто попросил любую жену, и Хальтрекарок отдал. Купился так же, как в тот раз, с королем Пеймоном. И наверняка точно так же расстроился, поняв, что его поймали на слове, что он потерял свое главное сокровище.

И надо торопиться. Надо вернуться прежде, чем слухи о переполохе у Сорокопута достигнут Паргорона. Они скоро его достигнут, и тогда ничего не получится.

К тому же Совнар теперь жив и на свободе. Абхилагаше нужно успеть первой, нужно срочно стать той, кого он не посмеет тронуть даже пальцем.

Так что Абхилагаша развернула себя сразу в двенадцати измерениях и устремилась туда, где провела большую часть жизни. К тому демону, что составлял смысл ее жизни, что был светом ее очей и любовь к которому помогла ей вырваться из смрадного узилища.

Именно это Абхилагаша скажет Хальтрекароку. Он верит в такое. Это полная чушь, но он верит.

Ну… раньше верил. В последнее время уже не всегда.

Все из-за этой дряни. Хорошо бы она все-таки сгинула там. Это был бы идеальный конец истории.

Но надеяться на это не стоит, так что надо поспешить… а вот уже и дворец. Абхилагаша возникла посреди бального зала, переместилась в другую точку, в третью… и рухнула к ногам своего господина.

— Я исполнила твою волю, о мой любимый муж! — рыдающе возопила она. — Лахджа навек осталась там, в лапах Сорокопута, и проведет остаток вечности в кошмарных муках!

Хальтрекарок аж поперхнулся. Он парил над пышным ложем, когда к нему явилась любимая жена, и в его глотку струилось ароматное вино, а ноги разминали две прекрасные девы из самоталер… просто легкое расслабление, Хальтрекарок проводил так большую часть времени.

Но теперь он смотрел на Абхилагашу и не верил глазам. Та сделка с Сорокопутом… было жаль отдавать ему несостоявшуюся любимую жену, но с другой стороны… Хальтрекарок к тому времени уже пожалел о необдуманном обещании. До конца дней иметь одну и ту же любимую жену… пожалуй, это был излишне щедрый посул.