«Она особенная!» – вздохнул про себя Рэй, и сердце его, подпрыгнув, заколотилось в необъяснимом волнении. «Она словно фея из сказки!» – добавил мужчина и снова почему-то вздрогнул. В безотчетном порыве он подался вперед, но тут от размышлений его отвлек средний Дориган – Рунэ. Поразительно красивый и непохожий ни на кого в семье, он пользовался своим преимуществом в полной мере. Тонкий блондин с маленькими ухоженными руками и бледным, нервным лицом, он смотрел на всех небрежно, свысока, утомленно склонив голову и вопросительно выгнув брови. Молодой человек производил огромное впечатление на женщин. Они готовы были влюбиться в него с первого взгляда.

Стоило Рунэ заговорить, как трепетное впечатление о нем улетучивалось: его сиплый, гнусавый голос не вязался с обликом Аполлона. Еще в детстве Дориган сорвал голосовые связки; голос не восстановился до сих пор, усугубленный подростковой метаморфозой. Не только звук голоса, но и темы разговоров этого человека неприглядно обнажали качества его характера, ибо касались в основном сплетен: падения чьей-то репутации, супружеских измен, банкротства и махинаций местных капиталистов. Рунэ хотел выглядеть достойным сыном своей семьи; ему казалось, что в порицании других он сам становится выше.

Мало кто долго выдерживал общество Рунэ. Наверное, многих коробил разительный контраст между внешностью и внутренним содержанием. Постоянной собеседницей Доригана являлась одна въедливая дама с лицом хищной птицы. Ее звали Циркония Лобервайл. Данной особе трудно было угодить – она оборачивала гнусной стороной любое доброе дело. Частенько ее скрипучий фальцет раздавался по всему дому, громя кого-то в пух и прах. Излюбленным выражением госпожи Лобервайл было: «он не герой моего романа». Эту фразу она произносила всякий раз, когда наводила лорнет на какого-нибудь мужчину. Время шло, а никто так и не знал, как выглядит «герой» Цирконии наверное потому, что у нее не было никакого «романа». Между тем с Рунэ они полностью понимали друг друга, пересказывая свежие новости, и этот более, чем странный союз укрепился – союз кутилы и невоздержанной, безвкусно одетой дамы.

Однако сегодня запас сплетен иссяк, поэтому Рунэ в слащавой форме пригласил Рэя Гинсбета в свой круг. Неохотно, просто из нежелания оскорбить тот проследовал на балкон, где Циркония, вульгарно раскинувшись в кресле-качалке с сигаретой в зубах, с желчным интересом поджидала «жертву», чтобы раскритиковать ее до основания. Приличные люди боялись этой женщины как огня, но Рэй смело проследовал к ней. Он не понимал, почему его так раздражает Рунэ. Должно быть, причина крылась в пренебрежительном отношении, какое средний Дориган выказывал к Лилу. Скрипя сердце Рэй понял, что и на сей раз разговор пойдет о его возлюбленной.

– А-а! Вы тот счастливчик, который станет мужем милашки Лу! – усмехнулась госпожа Лобервайл, едва удостоив вошедшего взглядом.

Одетая в бесформенное пестрое платье, женщина наматывала на палец прядь курчавых рыжих волос, а ее приятель, всматриваясь в гостя с лакейской улыбкой, явно желал что-то спросить.

Рэй круто обернулся к нему, чтобы порвать с недоговоренностью.

– Вы уже познакомились с родителями Лилу? – лукаво спросил Рунэ.

– Нет, – холодно ответил Рэй, – но собираюсь сделать это.

Сплетники злорадно переглянулись.

– Напрасно вы не сделали этого раньше, – заметил Дориган. – Много потеряли.

– Почему?! – почти выкрикнул, раздражаясь, Гинсбет, но те сделали вид, будто не услышали вопроса.

Разговор резко перешел на отдаленные темы.

– Конечно, дурную наследственность всегда можно оспорить, – чуть погодя проронила Циркония без всякой видимой связи.

– Но отрицать ее тоже нельзя,- горячо подхватил Рунэ.- Каковы родители, таковы и дети, я так полагаю, – кончил он уже менее уверенно, ибо поймал на себе взгляд Гинсбета, в колючих голубых глазах которого скользнула мрачная догадка. Рунэ испугался. В какой-то момент ему показалось, что тот сейчас же ринется на него, защищая честь невесты. Однако писатель продолжал глядеть на собеседников, словно хищник в ожидании прыжка.

– Да уж! – сказала Циркония, томно опуская глаза. – Порой наследственность играет с людьми злые шутки… Взять к примеру Лилу: образцовая барышня, сущий ангел, и кто бы мог подумать, что ее мать уже много лет находится в лечебнице закрытого типа…

Рэй напрягся:

– Что с ней? Она больна? Лу никогда не говорила мне об этом.

– Подождите! Она сообщит вам эту новость сразу после свадьбы.

Прочитав на лице Гинсбета смешение чувств, сплетники воодушевились. Циркония закачалась в кресле, пуская дым, а Рунэ в знак солидарности встал за ее спиной.

– Такое до свадьбы вам никто не скажет…

На фоне темнеющего, словно синий бархат, неба красивое лицо Рунэ вступало в жуткое противоборство с уродливо размалеванным лицом дамы. Когда он говорил, хотелось обернуться, чтобы поискать обладателя столь скверного голоса.

– Что с матерью Лилу? – тихо спросил Рэй в ожидании чего-нибудь рокового.

– О, спросите у вашей невесты! – театрально подкатив глаза, возразила госпожа Лобервайл. – Мы лишь сторонние наблюдатели.

«Теперь они корчат из себя оскорбленную добродетель», – со злобой подумал Рэй. Эти люди несомненно знали больше, чем хотели говорить. Впрочем, они просто желали выдержать паузу, дабы не слишком компрометировать самих себя.

– Кажется, – вскоре пояснил Рунэ, – несчастная страдает шизофренией. Это воистину ужасно.

– Она вдобавок подвержена зависимости от наркотического зелья, – не удержалась Циркония. – Это помогает ей витать в эмпиреях.

– Нужно надеяться, что Лилу пошла в отца…

– Мне всё равно, – процедил Рэй, после чего решительно направился к двери. – Мне плевать на ваши грязные сплетни! – почти закричал он так, что обрывок фразы был слышен в зале. Многие обернулись на разгоряченного человека с потемневшими от гнева глазами. Он выскочил с балкона как ошпаренный и еще долго не мог прийти в себя.

Заметив Лилу, идущую ему навстречу, Гинсбет постарался изобразить беззаботность. Девушка семенящими шажками приблизилась к нему, коснулась рукой его плеча, посмотрела снизу вверх умоляющим взглядом.

– Рэй, тебе уже сказали…

– Их словам я не придам никакого значения до тех пор, пока ты сама не захочешь мне всё рассказать.

Лилу мучительно колебалась: ее любовь схлестнулась со страхом. Иногда Рэй казался ей таким важным, что в сравнении с ним она чувствовала себя пустышкой. Он хотел чего-то огромного, бурлящего, рискового, чего она не могла ему дать. Лилу была только примерной барышней девятнадцати лет. Всякий раз, когда они бывали вместе, как бы тепло и уютно им не было вдвоем, взгляд Рэя выдавал что-то невысказанное, терзающее. Его глаза смотрели вдаль с ожиданием чего-то, чего упорно не понимала Лилу.

Лилу стыдилась своей матери и вовсе хотела бы от нее отречься, но такой поступок осквернил бы ее добродетель в глазах Рэя. Поэтому девушка отважилась действовать.

– Всё… правда.

Она выговорила это с таким обреченным видом, что Рэй засомневался, ведь она не могла слышать, что именно говорили о ней.

– Ты уверена? – мягко спросил он.

– Да…- На него смотрели большие глаза, исполненные искреннего сожаления.

– Ну-ну, милая, ты невиновата, – поспешил он развеять ее страхи.

– Ты встретишься с моими родителями и сам всё поймешь. Ты им понравишься. А моя мама… Ей особенно интересно будет поговорить с тобой. Ее всегда привлекали люди с… воображением.

Лилу говорила спокойно, но Гинсбет чувствовал стену недосказанности. Уже один тот факт, что она против обыкновения стыдливо опускает глаза, указывал на долю правды в суждениях сплетников.

– Уйдем? – угадал он желание девушки.

– Да.

Рука об руку они миновали долгий ряд комнат, несколько раз были вынуждены приостановиться ради разговора с кем-то из гостей, пока наконец не оказались на улице. Решив пройтись, Лилу и Рэй велели шоферу ехать позади на случай, если они утомятся и пожелают сесть в автомобиль. Вокруг простиралась парковая зона: кроны деревьев тесно смыкались над узкой аллеей. Редкие отблески соседних усадеб бросали вспышки света, и Рэй с жарким томлением замечал, как волосы Лилу загораются сотнями янтарных нитей. Точеный профиль девушки был обращен вниз. Она молчала, глядя себе под ноги. Нечто тяжелое, волнующее скрывалось под маской ее смирения. Нет, Лилу не нервничала, не злилась, не корила себя. Что-то потаенное, тревожное, пылкое сквозило в ее частом дыхании. Рэю казалось, что она хочет что-то сообщить, но не находит подходящих слов. Желая ее ободрить, он рассказал забавную историю, сочиненную на ходу. Лилу рассмеялась, однако смех ее вышел усталым.