– Не нужно. Но и оставлять без последствий предательство нельзя.

– Точно сказано, без последствий нельзя, – слегка улыбнулся я. – Но весь вред, который он мог принести, уже случился. Зато мы можем использовать предателя как ценную карту при переговорах с британским послом. Пусть расплатятся за наш отказ от немедленных мер, за разрешение вывести эту благоухающую миазмами предательства тушу к себе в метрополию или в одну из колоний. И платить они будут не деньгами.

Борегар явно заинтересовался. Что до Тумбса с Пикенсом, то эти два дипломата уже поняли, куда я клоню. Опыт, однако. А тут ещё и Джонни добавил:

– Пусть даст показания, собственноручно написанные и заверенные как британским послом, так и Виктором, о всех своих связях с нашими общими врагами. Это окончательно отстранит от близости к власти тех, кого мы хотим убрать. Все эти Рейганы, Лонгстриты и прочие – от них будут шарахаться, едва завидят. Пусть станут как прокажённые.

– Не надо пытаться их судить! – припечатал Пикенс. – Никаких судов, только показания, факты, публикация в газетах. И ваша, Пьер, готовность не доводить дело до суда и тюрьмы.

– И намёк, что в случае попыток вновь приблизиться к реальной власти со старых показаний сдуют пыль, – слова госсекретаря Тумбса, тоже знающего толк в азах интриг.

И вот что Борегар мог сказать, услышав столь совпадающие в основе своей мнения? Ухмыльнуться и приказать:

– Начинайте! Но пусть это ничтожество Бенджамин даже не пытается показаться на улицах Ричмонда!

– Он не осмелится, – отмахнулся Степлтон. – Слишком боится за свою жизнь. Думаю, он и до ближайшего порта будет добираться в особом вагоне и под охраной англичан.

Посмеялись. Как иначе, ведь некоторые черты своего характера бывший трёхкратный министр правительства Дэвиса проявил очень ярко и неприглядно. Затем немного прошлись по предстоящим переговорам о заключении мира, но уже без особого огонька. Нервное напряжение последних дней оказалось слишком уж велико. Все банально хотели хоть немного, но отдохнуть. Потому и не засиделись особенно, разбредаясь кто домой, кто по своим делам, которых решать не перерешать.

А я… Тоже отдыхать, чтобы с утра начать сильно и больно пинать британского посла на предмет договорённостей по поводу беглого министра. И да, это уже дела не столько дипломатии, сколько тайной полиции. Предатели как раз по нашему ведомству проходят.

Три дня. Ровно столько потребовалось на проведение предварительных переговоров с британским послом, графом Робертом Бульвер-Литтоном. А потом пришло время полноценных переговоров. Что характерно, я легко согласился на место их проведения – британское посольство. Опасаться не стоило – Бульвер-Литтон не был идиотом, чтобы попытаться причинить вред как мне, так и любому другому, оказавшемуся на островке Британской империи в чужой стране. А вот с психологической точки зрения мне полезно было провести переговоры именно там. Очевидным являлось понимание, что сам Джуда Бенджамин из посольства и носа не высунет до заключения договорённостей относительно его судьбы. После же их достижения предпочтёт как можно быстрее и под охраной покинуть территорию Конфедерации.

Однако во избежание разного рода… глупостей со стороны второй договаривающейся стороны, рядом с британским посольством находилось немалое число «диких». Часть в форме, часть в штатском, но суть от этого менялась не сильно. Обычная игра на нервах противника, чтобы мысли шли в правильном, то есть нужном мне направлении. А сам я, в сопровождении двух сержантов-телохранителей, спокойно и без проблем вошёл на территорию посольства.

Пропустили, конечно, причём без какого-либо промедления. Личность моя была более чем известна, в том числе и в лицо, благо газеты успели расстараться далеко не один раз. И сам граф Литтон не мог не предупредить, что сегодня к нему прибудет именно такой вот гость – званый, но не из числа дружелюбно настроенных.

Неплохая, кстати, обстановка в посольстве, в этаком колониальном стиле. Индийские и африканские диковинки, охотничьи трофеи опять же. Вышколенный персонал, причём с собою привезённый. В некоторых посольствах местные жители работают, пусть и во внешнем слое, но тут к этому очень правильно подошли. Чужак на территории посольства – потенциальный шпион. А в шпионаже во всех его разновидностях бритты знают толк, потому и не подставляются по-глупому.

Британский посол принимал меня не в кабинете, а в бильярдной, которая явно использовалась и как комната для любителей просто выкурить сигару в достойной компании.

– Мистер Станич, рад видеть вас.

– Взаимно, граф. Хотя повод для нашей встречи довольно неприятный. Согласитесь, что когда два достойных человека, патриоты своих стран, вынуждены вести тяжёлый разговор из-за судьбы предателя – это не самое лучшее времяпрепровождение.

– Жизнь не состоит из одних лишь приятных впечатлений. Стакан хереса, виски, сигару?

– Благодарю, но нет, – отказался я. – С вашего позволения, закурю свою. Привык уже, знаете ли.

Не сигару, конечно, с ними у меня были сложные отношения по причине чрезмерной крепости. А вот сигариллы – другое дело. Закурив и расположившись в одном из кресел, я выжидающе посмотрел на усевшегося напротив британского посла. Пусть сам начинает разговор по делу. Так и случилось. Выдержав небольшую паузу, граф Литтон произнёс:

– Мы не выдадим мистера Бенджамина, и вы это понимаете. Поэтому пришли договариваться о компенсации за то, что он остаётся у нас.

– Всё верно. Но компенсация должна быть ценной. И ценность для тайной полиции в моём лице представляют вовсе не деньги, а информация.

– Списки работающих на нас людей в Ричмонде и иных городах вы тоже не получите.

– Само собой. Я бы на вашем месте ответил так же.

– И что тогда? – хмыкнул посол. – Наша помощь, касающаяся продвижения интересов Конфедерации в какой-то из стран Южной Америки? Об этом можно будет договориться, если в пределах разумного.

– Выстрел мимо мишени, граф. Мне нужна лишь возможность разговора с Джудой Бенджамином, но с непременным условием его правдивости. И его собственноручно написанные, заверенные лично вами показания о том, что он делал и с чьей помощью. Взамен же будет официальное помилование от правителя Конфедерации Борегара с обязательным условием в недельный срок убраться с территории страны.

Бульвер-Литтон призадумался. Пауза длилась секунд двадцать, не больше, что было хорошим показателем либо его ума, либо подготовленности к различным вариантам диалога.

– Хотите окончательно уничтожить оппозицию?

– Не физически, граф, лишь морально. Мы получаем политические трупы соперников. Вы же – столь нужного вам иудушку, который даже без платы в тридцать сребреников будет петь как канарейка, рассказывая всё ему известное о Конфедерации. В смысле о тех, кто ею теперь правит. Согласитесь, знает Бенджамин довольно много, поэтому сделка выгодна для нас обоих.

– Для министра тайной полиции вы откровенны.

– Лишь тогда, когда считаю это выгодным, посол, – улыбнулся я. – Да к тому же порой откровенность экономит время. А это довольно ценная субстанция, пусть и неощутимая. Итак, что вы решили насчёт сделанного вам предложения?

– Я буду присутствовать при разговоре.

– Само собой, – согласился я. – В конце концов, вы наверняка и так знаете обо всём, что будет сказано бывшим министром многих министерств. Прикажите доставить этого человека хоть сюда, хоть в любое другое помещение.

– А помилование, подписанное Борегаром?

Пожав плечами, я достал из внутреннего кармана скрученный в трубочку лист бумаги, развернул его и продемонстрировал Бульвер-Литтону. Убедившись же, что документ пусть бегло, но просмотрен, убрал обратно. Теперь у британского посла не должно было оставаться весомых возражений. Так оно и случилось. Позвонив в колокольчик, посол вызвал одного из своих секретарей, которому и поручил доставить в бильярдную мистера Джуду Бенджамина. Правда, предварительно предупредив того, что опасаться нечего, и что договорённости относительно его дальнейшей безопасности и выезда из страны достигнуты.