Мы единодушно выразили желание лететь дальше, пока освещение благоприятствует съемке, и снова набились в нашу воздушную колымагу. Моиндер спросил, не возражает ли Джеральд против того, чтобы снять дверь для удобства съемки кинофильма. Джеральд сказал, что летать со снятой дверью ему еще не приходилось, но неустрашимо согласился попробовать. Моторчик взревел, ветер ворвался в кабину, и мы оторвались от кочковатой полосы. «Курс на запад! В этом направлении слоны должны быть уже неподалеку отсюда», — сказал Джеральд.

Перепись поголовья слонов в Селусском заповеднике в 1981 году насчитала 100 000 животных. К 1986 году их число сократилось до 50 000. Никто не знает, сколько еще осталось, но мы надеялись снять с воздуха хотя бы несколько сотен. Селусский заповедник — размером с Шотландию, но район, над которым мы пролетали, был слабо покрыт высокой травой и деревьями, так что парк просматривался на много миль вокруг. Мы пролетели над несколькими стадами импала, рассыпавшимися в разные стороны при звуке нашего мотора, но видели очень мало слонов.

Наконец Пол показал в сторону горизонта.

— Вон там стадо.

Туда мы и направились. Насчитали едва 30 животных. Пилот сделал над стадом несколько кругов, чтобы дать нам с Моиндером возможность запечатлеть эту сцену.

— Предлагаю углубиться в центр заповедника, — сказал Пол.

От пейзажа под крылом захватывало дух. То там, то здесь мы пролетали над заросшими лесом холмами, приближаясь к региону, где, как нам было известно, орудовали браконьеры, но наши поиски крупного стада слонов оказались тщетными. В одном месте Джеральд показал на две груды белых костей, ясно различимых на берегу реки.

— Видимо, стали жертвами браконьеров несколько месяцев назад, — сказал он.

Джеральд должен был бы вернуться в Дар-эс-Салам на прививку — он только что встал на ноги после приступа малярии, — но мужественно принял решение в этот раз отказаться от вакцинации, чтобы дать нам возможность провести ночь в охотничьем домике на северо-западе заповедника. И вновь мы в полете над этой величественной страной; ориентируемся главным образом по реке Руфиджи. Пролетая над небольшим озерцом, мы заметили каноэ с двумя людьми и лагерь на берегу.

— Вот они, браконьеры, — сказал Пол. — Ловят рыбу на ужин.

Мы несколько раз пронеслись над ними на малой высоте, наблюдая, как они неистово гребут к берегу.

— Понимают, что мы сообщим охотинспекторам, где их найти, — объяснил Пол. — Но без радиосвязи потребуются часы, прежде чем мы сможем сообщить патрулю на машине. За это время лагерь конечно же опустеет.

Инцидент наглядно продемонстрировал нам, сколь бесплодными оказываются усилия антибраконьерских частей.

Охотничий домик, где мы должны были расположиться на ночлег, был закрыт на сезон дождей, но несколько человек из персонала все же оставались в нем для поддержания порядка. Они сбились с ног, чтобы мы почувствовали себя как дома, пока мы наслаждались видом нетронутой дикой природы, сидя на веранде. Вдали резвились бородавочники, играя в свои вечерние игры. Кто-то из персонала притащил припрятанную на всякий случай бутылку шотландского виски «Джонни Уокер», и мы впятером — Десмонд, Джеральд, Моиндер, Пол и я — наслаждались до глубокой ночи, потягивая виски и прислушиваясь к рычанию львов.

На следующий день съемки прошли успешно. Нам показали добытые антибраконьерской командой трофеи — 16 бивней и автомат — и при активном участии Пола были реконструированы сцены находки тайника и погрузки бивней в «лендровер». Десмонд взял интервью у Пола, спросив, какие, по его мнению, меры могут пресечь браконьерство. Сознавая, что его слово может дойти до миллионов людей, он некоторое время поразмыслил, прежде чем выступить перед кинокамерой.

— В первую очередь — я умоляю международное сообщество положить конец всякой торговле костью. Пока торговля костью существует где бы то ни было — в Гонконге ли, в Дубае, — для наших слонов будет оставаться угроза. Если мировое сообщество закроет рынки сбыта, это будет великим делом, которое облегчит наше бремя.

На обратном пути в Дар-эс-Салам я стал допытываться у Пола, чем закончилось тогда его пребывание в Дубае. Он скорбно улыбнулся:

— Я даже думаю — была ли вообще конфискована кость, что бы там ни утверждали власти. Я рассказывал тебе, что нам удалось поговорить с Абдуллой Аль Бамакрама, владельцем компании «Аль-Редха Дженерал Трейдинг»?

— Нет, не рассказывал. И что же он сказал?

— Он сказал, что продал кость, находившуюся на судне «Хайрат Оман», но не помнит кому!

Тем не менее по прибытии в Дар-эс-Салам Пола, да и всех нас, ждали утешающие известия. Новости, которых мы столько ждали, наконец пришли. Предложение по Приложению I, выдвинутое Танзанией, только что передано в посольство Швейцарии в Дар-эс-Саламе для последующей передачи в секретариат КИТЕС. Коста направил в штаб-квартиру КИТЕС в Швейцарии телекс с официальным уведомлением о предложении Танзанией международного запрета на торговлю слоновой костью.

Мы были в восторге и, чтобы отметить такой успех, пригласили Лиз, Нейла и всё остальное наше «лобби» в защиту слонов на званый обед в шикарный отель на побережье. Обед удался на славу — как же может быть иначе, раз компания своя!

— Ну, ребята, теперь дело за вами, — сказал Нейл мне и Десмонду. — Сварганьте-ка несколько убойных репортажей о международной торговле слоновой костью, всколыхните-ка мировую общественность — вот, мол, в какой беде слоны — и вообще, боритесь как сумасшедшие!

— О’кей! Начнем уже в конце недели. Только не забудьте: я должен повезти Десмонда на экскурсию в Дубай.

В ответ последовал взрыв хохота. О моей растущей антипатии к Дубаю знали все.

— Семейство Пун, видать, заливается горючими слезами, тебя заждавшись, — поддразнил Нейл. — Сколько уже недель ты к ним не заходил?

И вот мы с Десмондом стоим на крыше огромной машины, нанятой нами с помощью Ай-ти-эн, и пытаемся заглянуть, что происходит за стенами косторезной фабрики «Белон Трейдинг» в Дубае. Эта фабрика не принадлежала Пуну, но тем не менее это была рискованная операция.

— Похоже, нам повезло. В первый раз вижу, что жалюзи открыты, — сказал я.

— Ну что, старина, а не заглянуть ли нам внутрь? — предложил Десмонд.

Я уже успел привыкнуть к его экстравагантной манере поведения, за которой стояло его беспечное отношение к жизни — впрочем, стоившее ему немалых передряг, в которые его бросала жизнь за двадцать два года карьеры в Ай-ти-эн.

Фильм, который мы хотели сейчас заснять, был призван дополнить уже имеющийся у ЕИА материал, иллюстрирующий роль Объединенных Арабских Эмиратов, посредничавших в торговле костью. Это должен был быть второй фильм цикла спецвыпусков новостей Ай-ти-эн. Наш оператор Моиндер вернулся в Найроби, так что вся ответственность за съемки в Дубае легла на мои плечи. Я навесил на плечо видеокамеру-«восьмерку» и толкнул дверь косторезной фабрики. Там, как и в былые времена, сидели рабочие, склонившись над станками; на полу стояли ведра со слоновой костью, очевидно, размачиваемой в воде. Тут к нам подошел индус.

— Слушай-ка, где здесь клуб здоровья? — сказал я. (Означенный клуб находился за третьей дверью.)

— А впрочем, здесь тоже интересно, — прервал меня Десмонд. — Что это вы тут делаете?

Поверив, что мы просто зеваки, индус посвятил нас в тайны ремесла резчиков и даже позволил кое-что заснять на видео.

— А теперь пойдемте за мной, — сказал он и повел по коридору в соседнюю комнату.

На полках вдоль трех из четырех стен сгрудились сотни обрезанных фрагментов кости. На полу стояли упакованные коробки, уже опечатанные и готовые к отправке. Индус восторженно наблюдал, как мы снимаем, — ему и в голову не приходило что-то от нас прятать. Десмонд включил потайной микрофон, провод от которого тянулся к камере, и, пока я снимал, задал несколько вопросов.