Он протянул мне конверт, уже распечатанный, на моё имя. Не самая хорошая черта, вскрывать личные письма, но думаю, это можно списать на то, что он тоже принимал в этом непосредственное участие.

В конверте был аккуратно сложенный очень гладкий лист бумаги с золотой каймой и гербом сверху по центру. Очень много слов, но если быть кратким, там было написано, что меня приняли в Государственную Гимназию Имени Гагарина.

Кажется, профессора эта новость радовала куда больше, чем меня. Нет, я буду лжецом, если скажу, что не почувствовал внутри определённое удовлетворение и чувство радости. В конце концов, я продвинулся в своих планах дальше и стал ближе на один шаг к своей цели. Вернее, я по всем целям продвинулся, где-то удачно, где-то не очень, однако уже много было сделано и многое предстояло сделать.

— Значит, я могу покинуть это место прямо сейчас? — уточнил я.

— Верно, — кивнул профессор. — Соцработник приедет за тобой в обед, чтобы решить все формальные вопросы, но ты уже можешь идти собирать вещи. Думаю, сегодня ты будешь ночевать в своей личной комнате.

Он похлопал меня по спине.

— Спасибо, — встал я по стойке смирно. — Я благодарен за вашу помощь.

— Да ладно… — отмахнулся он, не скрывая улыбки. — В конце концов, я был тоже заинтересован в этом, а ты умный парень, который заслужил там учиться. Только обходись без драк там, потому что высшее общество — это совершенно иные люди, не этот сброд вокруг тебя.

— Я понял.

Собственно, я знал это. Аристократы играют на ином уровне и с иными правилами. Моей задачей было влиться, найти знакомства и контакты, чтобы была связь среди высшего общества. А значит надо будет быть осторожным в словах и действиях.

Пора взглянуть на высшее общество этого мира.

Автомобиль соцработника аккуратно припарковалась у тротуара перед воротами Государственной Гимназии Имени Гагарина. Одного взгляда на это место хватало, чтобы понять, какое сословие здесь обучается. Я бы не удивился, увидь здесь золотые кованные ворота вместо обычных, но на входе стояли турникеты с охранной.

— Вот мы и на месте, — широко улыбнулась Роза. — Государственная Гимназия Имени Гагарина. Теперь ты будешь учиться здесь.

Я кивнул.

— Боюсь, на территорию не пускается никто кроме учеников, охраны, обслуживающего персонала и преподавателей. Считается, что всем должны управлять сами ученики, чтобы было легче потом в реальной жизни, поэтому…

— Служителей порядка пускают? — сразу задал я вопрос, на что Роза рассмеялась.

— Я всё же надеюсь, что обойдётся без этого, Грант. Как-никак, это другое общество, и здесь уже не пройдёт то, что ты мог вытворять в детдоме. Вылетишь быстрее, чем успеешь моргнуть.

— Интересно было бы посмотреть… — негромко ответил я и вышел на тротуар.

Достаточно интересно, как может меняться восприятие от местоположения здания. Если детдом был окружён домами и серостью, то здесь как будто вдохнули красок в реальность. Нет давящего чувства безысходности твоей жизни.

В таких местах стоило строить детдомы, а не школы для богатых.

— Здесь мы с тобой и распрощаемся, — вдохнула Роза. — Веди себя хорошо, учись хорошо, и всё у тебя в жизни сложится. Я буду иногда навещать тебя, но вот по какому поводу — зависит исключительно от тебя.

— Понял, — кивнул я.

Она сделала шаг назад и обняла меня. Пожелай я, мог бы выскочить из её объятий, но она и не пыталась меня удержать. Она была очень странной женщиной.

— У меня вопрос, — решил я узнать.

— Да, Грант?

— Почему вы добры ко мне? Чужой человек, чужой ребёнок. В ваши обязанности не входит проявление чувств к тем, с кем вы работаете.

— Сказал как отчеканил… — вздохнула она. — Может… потому что каждому хочется быть немного любимым и чувствовать, что не всем всё равно. Знаешь, что любовь спасёт мир?

— Я могу оспорить ваше суждение.

— Знаю, что можешь, но тебе уже пора, — она подтолкнула к воротам. — Удачи, Грант, мы ещё непременно встретимся.

Её слова мягким голосом прозвучали как угроза, что обо мне никто не забыл и не забудет. Её автомобиль медленно отъехал от тротуара и скрылся из виду, оставив меня одного.

На входе стояли хлипкие турникеты, которые были призваны не сдержать натиск противника, а скорее рассеять очередь. И что интересно, эти турникеты убирались, а сам проход мог быть закрыт золотыми кованными воротами. А ведь я просто пошутил, даже не подозревая, насколько прав.

Достав из конверта с документами небольшую карту, я остановился перед турникетом, пытаясь понять, куда её засунуть.

— Приложите сюда, — низким голосом произнёс охранник, подойдя ко мне.

Я прикладываю, турникет пикает и открывается, пропуская меня вперёд, после чего сразу же закрывается.

— Я так понимаю, вы новенький, — окидывает он меня пренебрежительным взглядом. Я вижу, что он пытается скрыть своё отношение ко мне, но оно лезет буквально из всех щелей. — Вам надо расписаться в бланках, что вы понимаете и принимаете правила гимназии.

Правила на трёх листах. Я молча пробегаю внимательным взглядом по всем пунктам. Я не собираюсь подписывать непонятно что. Как знать, может здесь взымают плату органами, как было на одной планете, если нет денег. Свои органы я отдавать не собираюсь.

— Вижу умный, — раздражённой пробормотал охранник. — Подписывай давай.

— Я подпишу, когда это посчитаю нужным, — ровным и холодным тоном ответил я. — Стой и жди, пока я закончу. Охранник.

Он перешёл уже на ты, пытаясь показать свою никчёмную власть.

У нас это называли синдромом ровного места. Такие люди ничего из себя не представляют, ими всегда помыкают, почему при каждом удобном случае они пытаются использовать свою власть. Не со всеми, только со слабыми жертвами. Будущие жертвы хаоса без воли и чести.

Однако мне с порога показали, что твоё сословие очень много значит здесь, и это мало отличается от империи. Сын офицера и сын какого-то пастуха будут иметь совершенно разные права. Надо будет взглянуть, также ли здесь неравные законы или нет.

Прочитывая документы, я отметил про себя интересный пункт, запрещающий дуэли. Любая незаконная дуэль будет считаться банальным нарушением закона с симметричными последствиями. То есть здесь проводятся и законные дуэли?

У нас в ордене случались дуэли как между друг другом, так и между представителями других орденов. Не на смерть, но бились мы до последнего. Причиной, чаще всего, служили споры кто лучше или оскорбление чести и достоинства. Но всё это проходило под жёстким контролем ответственных. Как мне довелось слышать, аристократия Империи тоже участвовала в дуэлях, но значительно реже.

А как здесь обстоят дела с этим?

Дочитав до последнего пункта, я осторожно поставил то, что можно было считать росписью, после чего охранник с неудовольствием забрал документы, проверил мой паспорт, что мог сделать, пока я читал правила, и указал на главные ворота.

— Там тебя будут ждать. А теперь иди отсюда.

Я уже было сделал шаг, когда останавливаюсь. Медленно оборачиваюсь к улыбающемуся охраннику, который наверняка чувствовал себя сейчас всесильным, и произношу чистым ровным голосом.

— Я сам решу, когда мне идти. Знай своё место, сын собаки, — развернулся и пошёл своей дорогой.

Я не знаю ругательств, не выучил, однако это возымело эффект. Лицо, как у него, можно было увидеть только у тех, кто получил в пах с ноги.

— Да как ты…

Я не слушаю. Иду своей дорогой к главному корпусу. Реагировать на каждый такой выпад — быть похожим на них.

Надо признаться, здесь было несколько интереснее, чем в детдоме. Если там перед зданием был лишь голый газон, неотличимый от пустырей перед трущобами, то здесь в разные стороны расходились каменные тропинки, росли цветы и деревья, стояли скамейки и фонтан. Всё говорит о том, что здесь всё хорошо, что миром правишь только ты, а остальное — иллюзия. Будто отдельный мир, оторванный от реальности. Пахнет ересью, хотя и в Империи подобной грязи хватало.