– Ага, – часто закивал Арчи. – Представляешь? Только не спеши делать выводы. Я не монстр, каким меня все считают. Когда ты выйдешь отсюда на свободу, то сходишь по тем адресам, что я дам тебе, и спросишь у так называемых друзей Туста, почему они не сказали за него своего слова. Как я ходил, лично, и спрашивал – кто из вас может сказать, что кузнец невиновен? Всего одно слово – и я бы его отпустил, клянусь. Никто, ни один червь не поручился. Кому охота рисковать семьей и жизнью за одинокого чудака? Я есть закон, и действовал по закону! За утайку налога, что приравнивается к воровству из Высочайшей казны, наказание одно – тюрьма до конца жизни. Спасти его могло поручительство от торговца, за коим не числится никаких преступлений. Все уверяли меня, что Туст, возможно, и утаивал. Таковы люди, мальчик.

Кайс молчал.

– Твой срок закончен сегодня. Ты волен жить, как тебе вздумается. Ты можешь уйти, а можешь остаться служить мне, заодно узнать о картах все, что знаю я. А теперь возьми свою карту и ту, что отдал тебе Туст – она теперь тоже твоя.

Арчи встал и, подойдя к двери, окликнул тюремщика. Чтобы так быстро человек передвигался на четвереньках, Кайсу еще не доводилось видеть. Уткнувшись в босые ступни Арчи лбом, тучный дежурный застыл, ожидая приказаний.

– Старика сжечь по всем правилам и традициям. Прах развеять с городской стены, на востоке.

Послышался звон монеты, упавшей с ладони Арчи у самого уха тюремщика, которую тот тут же накрыл рукой, чтобы не укатилась.

– Ты со мной или бродяжничать?

– Я с тобой, – ответил Кайс.

Когда повозка подъехала к воротам дома Глута, навстречу хозяину и его семье выскочил верткий малый, и, приняв из рук мужчины поводья, увлек лошадку, запряженную в кибитку, за собой. Все семейство с радостью взирало на родной дом, который они чуть было не продали. Из просторного на вид дома высыпали какие-то тетки и девушки, обступили Вель с малышкой на руках, не переставая охать и ахать, закружили и уволокли хозяйку.

– Тьфу, – не скрывая раздражения, сплюнула в сторону старая Гезиль. – А я что, не хозяйка в этом доме? Меня и привечать не нужно?

Тогда Глут обнял мать своей жены и сказал:

– Ты тут главная. Всегда была, даже когда молчала. А теперь уж и подавно! Не сердись, но сегодня в этом доме одна звезда —Улдыз.

Первые шесть дней пребывания в этом гостеприимном доме —а по словам самого Глута, так и вовсе в его, Трафо, собственном —прошли для путника тихо и размеренно. Ему предоставили комнату и дали полную свободу действий, буде ему вдруг захочется что-нибудь в ней исправить. В довесок к позволению Вель всучила упирающемуся Трафо мешочек со звякнувшими в нем монетами.

– В нем довольно серебра для мелких покупок, – сказала она. – Но слишком мало, чтобы оно было откупом за твою доброту.

Оглядев впервые свое новое жилище, Трафо так и не смог обнаружить, что ему могло оказаться не по душе. Такого богатого убранства ему не доводилось до сих пор видеть. Решив оставить все так, как есть, тем более, что ему все нравилось, он целый день высыпался. Да и следующие дни также прошли в неге. Трафо делал короткие вылазки в общий зал, когда его звали обедать или ужинать, рассеянно отвечал на вопросы, и, как только с едой было покончено, возвращался к себе.

Но все это прекратилось, когда, скромно опустив голову, к нему в комнату вошла девушка, скрывающая свое лицо под дымчатой шелковой накидкой. Она едва слышным голосом сказала, что его ждет старшая хозяйка Гезиль.

Ступая следом за визитершей, которая, указывая путь в покои Гезиль, быстро переступала изящными ножками по гладкому граниту пола, Трафо поймал себя на мысли, что заворожён ее фигурой и роскошными, черными, как кровь земли, волосами, что подобно потоку стремительной реки струились по ее хрупким плечам. За такими нескромными мыслями он и не заметил, что их путешествие окончилось, толком не успев начаться. Девушка остановилась у одной из дверей и, попросив Трафо обождать, скрылась с его глаз. Не прошло и минуты, как из-за слегка приоткрытых дверей послышался голос Гезиль:

– Войди!

Трафо вошел, к сожалению своему обнаружив, что прекрасная и загадочная незнакомка пропала – видимо, вышла в другую дверь. Жаль. Гезиль указала место, на котором мог расположиться Трафо, дождалась, когда он устроится, и спросила:

– Я так понимаю, что та карта, что есть у тебя – единственная?

– Да, – незамедлительно ответил Трафо. Скрывать что-либо от этих людей он не видел никакого смысла. Дурного они точно не замышляют.

– Сколько лет ты странствуешь?

– Пятнадцать, – пожал плечами Трафо и добавил: – Или около того.

Сапфировые глаза Гезиль блеснули, сузились. Она медленно втянула воздух через нос и так же медленно выдохнула.

– Пятнадцать лет… Твоя карта, как бы сказать мягче, совсем ребенок, хотя должна быть более чем зрелой. Ты совсем не занимался ею. Не растил ее. Не заботился. Дай мне! – Гезиль протянула сухую руку, ожидая, когда Трафо передаст ей свое сокровище.

Глядя на нее, Трафо не увидел в ней ни капли сомнений в том, что он выполнит требование. Не подчиниться этой женщине он не мог.

Взвесив вещицу в руке, мельком взглянув на нее, Гезиль вернула ее хозяину.

– Почти мертва. Она сама себя съедала все эти пятнадцать лет. Только отдавала и не получала ничего взамен. Ответь, ты интересовался у кого-нибудь о том, как устроена жизнь собирателей, и о том, как они управляются со своими картами?

– Нет, – честно ответил Трафо.

Гезиль стремительно поднялась и скрылась за одним из ковров, что висел на стене. Там скрывалась потайная комната. Не прошло и минуты, как она вернулась, держа в руках удивительной работы шкатулку. Витые серебряные листики оплетали замысловатым узором бока коробочки. Крышка, усеянная мельчайшим бисером, словно купол дивного сооружения, венчала шкатулку. Устроившись на своем месте, Гезиль протянула Трафо нечто, что извлекла из нее.

Это была карта. Трафо принялся тереть глаза, не веря им. Встряхнув головой, все-таки протянул руку навстречу и прикоснулся к карте Гезиль.

Теплая, пульсирующая и… живая? Но даже не это поразило Трафо. Вес карты казался немыслимым. Не мог кусочек кожи весить так много! Трафо даже не сразу нашел подходящее сравнение, пока не посмотрел на Гезиль, что, лукаво улыбаясь, приподняла на уровне глаз медную чашу с вином. Да! Примерно столько весила ее карта. Немыслимо!

– Она полна жизни, она сильна. Она может многое. Многим помочь, если в хороших руках окажется. Многих способна погубить, окажись в руках злых.

– Но как такое возможно?

Гезиль не спешила с ответом. Для начала она медленно осушила чашу, стряхнула последние капли прямо на ковер у ног, и только после задала встречный вопрос Трафо:

– Ты хочешь стать собирателем или намерен все-таки вернуться к матери?

Нет, от этой женщины утаить ничего нельзя. Трафо находился в легком недоумении – откуда ей известно о его намерениях вернуться к матери? Как она узнала, что он отчаялся в своих поисках, и уже готов признать свое поражение и вернуться в отчий дом?

– На рассвете ты придешь ко мне. Дорогу запомнил, или вновь прислать Тайсу к тебе?

Тайса. Вот, значит, как зовут ту девушку с прекрасными волосами.

– Пусть Тайса спит. Я запомнил дорогу.

*****

Голова Трафо готова была разломиться пополам. Гезиль не щадила его нисколько, заставляя повторять одно и то же по несколько сотен раз.

Карты, оказывается, способны на слияние. Как это? Да так! Взять, к примеру, его карту, разбудить ее, и попробовать соединить ее с другой картой. Именно разбудить, а не просить открыться. Если мучить Божественные осколки, заставлять их напрямую открывать свою сущность, то рано или поздно они погибнут. Человек должен стать проводником карты в этот мир, и уже через него карта может творить свои чудеса.

– Карта – как та стрела, – чуть раскачиваясь телом, негромко говорила Гезиль, прикрыв сапфировые глаза. – Что стрела без тетивы, натянутой меж плеч лука? То-то же! Ты есть лук и тетива. Сила ее, суть Божественная, лишь прибавится, разогнанная твоей силой внутренней. И часть ее мощи, невостребованной, твоею замененной, к ней и вернется. Да еще и часть силы других людей, что рядом с тобой будут, также она приберет. Лишнего ей не надо, возьмет избыток. Тот избыток, что люди сами не знают, куда деть, и зачастую творят дела дурные. Карта убережет от этого. Я так и догадалась, что ты неумеха, еще там, в степи.