Сейчас позавтракаю и что-нибудь придумаю. Ленок уже с его родителями познакомилась. Чего бы и мне не познакомиться.

Так и скажу: я — мама Лены.

Или как он собрался меня представить?

От разбегающихся мыслей сдаюсь и усаживаюсь на стул, кладя голову на ладони.

Вот не было печали…

_______________________

*Про судьбу Гориновой будет отдельная книга, поэтому тут о них лишь в общих чертах, без деталей.

Просыпаюсь резко, словно в голове тумблер включили. Мысли ясные и чёткие.

План действий выстроился сам собой. Просто делай всё по порядку — и будет тебе счастье.

Что мы имеем в итоге?

Ира осталась без машины. Придётся отдать свою. Я за неё только-только кредит выплатил. Взял паркетник, когда Нюта на права сдала. В качестве первого авто решил отдать ей нашу старую машину. Пока осваивается на дороге, чтоб не сильно жалко было от царапин и вмятин.

А себе давно собирался покупать новую. Вот и случай как раз подтолкнул.

А теперь снова — здорово. Но ничего. Прорвёмся.

Королевна без колёс не сможет. Я собственно тоже. Придётся опять влезать в кредит. Но денег на новую пока нет. Надо подкопить на первый взнос.

Учитывая, что моё «рабство» будет хорошо оплачиваться — через два-три месяца смогу взять себе другую «красавицу».

Осталось что-то придумать на эти месяцы ожидания. Надо переговорить с Нютой и отцом.

Мысли о «сделке с дьяволом» после сна уже не такие скверные и шальные.

На свежую голову всё видится вполне цивилизованно и решаемо. Или это я просто смирился? Хрен знает. Главное, что совесть в доле и не зудит.

Но ночной разговор вышел напряженный. До сих пор при воспоминании о нём, холодок бежит по спине.

Хомский — главный криминальный авторитет. Так называемый, «смотрящий за городом».

Он как-то попал ко мне на операционный стол с тяжёлым ножевым ранением. Я его вернул буквально с того света. Взамен получил приглашение на должность «их врача» и визитку с обещанием вернуть долг.

В тот момент от такого «счастья» я отказался. Но визитку зачем-то сохранил. Связываться с криминалом никогда не планировал. Это против моих внутренних правил.

Лечить в своей клинике, как Хомского тогда — пожалуйста. А выезжать отдельно — нет уж, увольте.

Но сейчас пришлось переступить через себя.

И в глазах Хомского я видел, что эта ситуация его забавляет.

Хладнокровная беспринципная мразь…но, надо отдать должное, справедливая.

Лишь будучи уверенным в последнем я решился на разговор с ним.

— С чем пришел, Лев Олегович? — Встретил меня Хомский восседая в широком кожаном кресле.

Выглядел он так, как я его и запомнил несколько лет назад. У этого человека, похоже, время течёт по-иному. Он явно владеет секретом вечной молодости.

— У меня к вам предложение, Арсений Эльдарович. — Меня проводили в кабинет босса, но он ждал не за столом, а у окна, где стоят диван и два кресла.

Как будто встреча старых друзей. Но обманываться себе не даю. С таким человеком это опасно.

— Очень интересно. В последний раз ты был решительно настроен против каких-либо дел со мной. Ты же у нас вроде слишком правильный.

— Времена меняются. А понятие «правильно» напрямую зависит от условий, которые подбрасывает жизнь.

— И что же так резко могло поменяться в твоей жизни, доктор?

Со странной спокойной улыбкой смотрит на меня этот бессмертный.

— Горинов. Вам о чём-то говорит эта фамилия?

Хомский хмурится.

— Говорит, доктор. О многом говорит. Ты как-то связан с его женой?

— Не я. Моя супруга — тот самый адвокат, к которой обратилась Горинова, чтобы развезтись с мужем. А теперь её преследуют. Угрожают. Сегодня разбили машину, создав аварийную ситуация.

— Сильно пострадала?

— Не она была в машине. Но девушка, ехавшая за рулём, сейчас в интенсивной терапии.

Хомский задумчиво потирает подбородок, смотря в сторону. Он явно что-то знает. Вижу. Чувствую.

— А я и не знал, что ты женат, Лев Олегович. — Неожиданно улыбается «смотрящий».

— Пока нет, но я работаю над этим.

Усиленно. Аж пар из ушей валит.

— Слышал, адвокатов по бракоразводным делам очень сложно уговорить расписаться.

А моя и не уговаривается. Ни в какую, зараза упрямая.

— Ничего. Я что-нибудь придумаю. Вопрос времени.

— Так в чём состоит твоё предложение, доктор?

— Вы, пользуясь своим влиянием, утихомириваете Горинова. Чтобы он вообще забыл о существовании моей женщины. Даже близко к ней не приближался. Даже случайно. А я на пять лет становлюсь «вашим врачом».

— Даже так? — Брови Хомского ползут вверх. — Это интересно. Это очень интересно.

Арсений Эльдарович встаёт с кресла и идёт к огромному окну. Долго всматриваясь в даль. Что он там видит, не понятно. На улице темень, хоть глаз выколи.

Но я терпеливо жду решения «смотрящего».

И он меня не разочаровывает.

— Я согласен, доктор. — Поворачивается ко мне Хомский. — Но один год тебе скостим за моё возвращение с того света. Я же обещал вернуть долг. И ещё один год — в качестве морального ущерба твоей женщины за всю эту ситуацию. Горинову помогли при одном условии, что он сидит тихо и не отсвечивает. А он из-за какой-то бабы наследил так, что хорошие люди век не отмоются. Так что, я решаю твой вопрос, а ты на три года «наш». По рукам?

И вроде я должен чувствовать облегчение, что всё получилось. Но то, на что я подписываюсь, не даёт порадоваться скорейшей свободе Иры. Наверное, потому что я сам взамен её, этой свободы, лишаюсь.

Но всё же три года, не пять. Это тоже огромный плюс.

Одёргиваю себя и жму руку Хомского.

— Ты, скорее всего, захочешь подписать договор с точными сроками? — Даже не спрашивает, а утверждает криминальный авторитет.

— Хотелось бы.

Хомский кому-то звонит, даёт указания и снова усаживается в кресло, подавая мне чистый лист бумаги и ручку, взятые со стола.

— Напиши всё, что тебе пригодится для оказания услуг в эти три года.

И я не стесняясь описываю. Стерильную комнату под операционную, весь инструмент, медикаменты… всё-всё до мельчайших деталей. Список получается знатный. И даже одного листа не хватает.

Когда передаю Хомскому, смотрю нагло, ожидая, что он сейчас меня пошлёт. Но тот удивляет, кивая головой.

Согласен? Серьёзно?

В этот момент человек «смотрящего» приносит договор на моё трёхлетнее «рабство».

Внимательно читаю и ставлю размашистую подпись внизу. Следом за мной расписывается и Арсений Эльдарович.

Всё! Я в кандалах!

Вот так я и стал ручным псом криминального авторитета. И стоит ему только дёрнуть за поводок — в смысле позвонить — и я в течение трёх лет буду обязан примчаться по специально оговоренному адресу и лечить того, на кого укажет мне «смотрящий».

Без права голоса. Без права протеста. Без права отказаться.

Позвонили, приехал, лечишь. Позвонили, приехал, лечишь.

А лечить придётся много. Я не понаслышке знаю, что Хомский устраивает подпольные бои без правил. Туда любят приходить большие шишки, делая огромные ставки на бойцов. И парни, которых он там выставляет, возвращаются едва живые — просто мясо.

Когда-то люди развлекались, устраивая петушиные бои. Сейчас человечество шагнуло вперёд — теперь в фаворе бои среди живых людей.

Выжил — молодец, повезло. Нет — ну бывает, естественный отбор.

Мне как врачу, это противоестественно. Я каждый день борюсь за чужую жизнь. И мне непонятно, как можно добровольно идти в эту мясорубку в здравом уме.

Кроме прочего, у блатных частенько случаются разборки. И их окончание тоже не всегда мирное.

Моё дежурство будет круглосуточным. Без выходных и праздничных дней.

Три года…

И вроде мне будут хорошо за это платить. Но чувствую себя, как ни крути, в неволе.

В клинику люди попадают, желая жить. И я борюсь на пару с ними самими. А тут мне придётся тащить всё одному. Это вдвойне тяжелее. Удачный исход в таких случаях минимален. А каждая потеря пациента будет знатно бить по психике и по врачебной уверенности.