Он ощутил себя невообразимо одиноким, странный экзистенциальный ужас и холод, который не могло отогнать восходящее солнце. Бессмысленность существования забиралась в душу червём, съедала остатки надежды на изменения. Но усилием воли он смог вспомнить, что не всё потеряно для сего сынов человеческих, ибо поимо воинствующих орд, религиозных фанатиков есть те, кто действительно может всё повернуть к лучшему, и чья душа не отравлена скверной жажды насилия.
«Быть может, такие люди, Шьяни, смогли бы изменить что-то? Её мысли и идеи явно превосходят военный угар, который хуже всякого наркотика. Странно, но кажется, что они не для этого жестокого варварского мира. Она слишком… иная, лишённая пьянящей кровавой отравы, злобы и ненависти, присущих проклятому человечеству».
Монолог был прерван басом:
- Йозеф Ди’Андорр, - за спиной оказался высокий грубого вида мужчина с чёрной копной волос, его облачение говорило о принадлежности к древнему Ордену, переродившемуся несколько раз и ставшему только сильней спустя столетия битвы за существования, - вас ищет Великий магистр Иезекииль Искандер.
- Да, хорошо… как вас?
- Брат Иоанн, - представился человек в тёмно-алом табарде, накинутом поверх кофты и брюк, - секретарь-оруженосец.
- Хорошо, брат Иоанн, веди меня.
- И это, - осторожно взявшись за бронзовую ручку двери, замежевался мальтиец, - вас искала некая девушка, Аэлет вроде.
Рекрут лишь кивнул. Вместе они двинулись вглубь великолепной крепости, грандиозной цитадели, которая стала оплотом для перекованного Мальтийского ордена, ставшего уникальной силой, находкой посреди бушующего кризиса. Блюстители древних знаний и заветов безраздельно правят островами, выстроив свой оплот на Комино, сделав его домом молитвы, базой для боевых братьев и хранилищем неисчислимых знаний и самой большой оружейной.
Холодный камень вместе с медью, железом, пластиком, бетоном и кирпичом складывался в неповторимый архитектурный ансамбль, говоривший языком пламенной религии и светом веры. Высоченные шпили, прорезающие небеса, повторяли образы эпохальных соборов, готические витражные окна парадировали древность, колоссальные постройки, украшенные зловещей лепниной, передающей образы ангелов, горгулий, скелетов и грозных священников, вмещали в себя алтари, часовни, обители братьев, библиотеки, мастерские, склады, хранилища, оружейные и многое другое, обеспечившее живучесть, власть и могущество ионитов.
Йозеф быстро спускался по ступеням, его кожу пощипывал противный холодок, на рассудок давили железные грубые светильники, разгоняющие мрак в узких тесных переходах тусклым электрическим светом. На вытянутой деснице несёт фонарь и Иоанн, показывая себе дорогу. Тёплый блеклый свет являет из густого мрака скелетированные руки, держащие древка «факелов», мрачные ангелы, крепко сжимающие лампы. Юноша содрогнулся, вспомнив, что большая часть внутреннего антуража полна дремучей угрюмости, ожидания смерти и презрения к жизни. Но с другой стороны именно это место стало искоркой нормального существования, пламя минувшего бытия всё ещё хранится братьями, оберегается умом и клинком.
Они быстро миновали несколько переходов, прошли через огромную залу, которая ушла в резкий контраст по сравнению с тесным проходом. Тут рекрут ступил на полированный чёрно-белый мозаичный пол, выложенный мраморными плитами, по широте смахивающий на равнинную поляну. Под потолком простёрлась вереница знамён и хоругвей, на которых сияли кресты, иконографические лики и цитаты из Книги книг. По краям, у стен, высилась чреда больших ступеней из обелённого камня и застеленного пунцовым бархатом.
Несколько мальтийцев в чёрных подрясниках и со швабрами наперевес вымывали полы, а подле них, визжа и жужжа, помогали роботы-пылесосы. Несколько других закладывали капли ладана и благовоний в небольшие, мерцающие золотыми точками, кадильницы. Глаза так же нашли и громадную статую рыцаря в полных латах, обхватившего двуручный меч и вонзившего его в землю острием. Гранит и краска показывали чудесного воителя, хранителя сих мест.
Прежде чем Йозеф вновь нырнул во тьму перехода, до него дошло, что это не просто зала, но место собраний и выступлений мальтийцев.
Далее пройдя по столь тёмным и пугающим коридорам, юнец оказался у дощаной двери, окованной железой и украшенной изумительной резьбой – её покрыла паутина растительного орнамента. Секретарь-оруженосец постучался, и когда с другой стороны громким голосом последовало разрешение, он отворил её и прошёл.
Йозеф был сильно удивлён увиденному. Если обитель Первого братства отдавала осколками былой роскоши, то серая комната Великого магистра веяла отличным духом монашеской кельи. Рекрут тут видел лишь простенький стол для работы с компьютером и парой листов на нём, два дубовых мощных шкафа с книгами, сундук для вещей и жёсткую кровать.
- Господин Великий магистр, - преклонив голову, говорил оруженосец высокому мужчине, который в качестве одеяний выбрал серый подрясник и рясу того же цвета, - я привёл его.
- Ступай, - махнул парень, чей длинный светлый волос убран в хвост, - возвращайся к невоенным обязанностям.
Единственный элемент роскоши это разве что тёмный пол, выложенный крупными плитами мрамора. Йозеф вспомнил особенность сынов Мальты – большинство братьев и сестёр занимают две должности – военную и гражданскую.
- Зачем вы меня звали, господин Великий магистр? – спросил юнец. – Я ведь всего лишь гость на острове и не могу для вас представлять никакого интереса.
- Ошибаешься, - мужчина присел на деревянное кресло и сцепил ладони, - боевые братья, участвующие в операции у Сирта, рассказывали, как ты готов был пожертвовать собой ради боевого товарища. Такие люди нам нужны – готовность жертвы это важное качество брата Ордена, как и для человека.
- Господин, едва ли наёмник станет отличным воином в ваших рядах, - стал плавно отнекиваться рекрут, вспоминая о радушии мальтийцев, - к тому же я не разделяю ваших верований и убеждений.
- Да, - Иезекииль поднял лицо и юнца изумил пронзительный взгляд светлых очей, - ты в этом прав. Но думаю, наша вера возгорится в твоём сердце.
- Меня уже ничего не привлекает, - минорно произнёс Йозеф, покачивая головой, - ни техноязычество или культы древности, ни коммуны удовольствий или либрийское бесстрастие[1]… ничего.
- Поэтому я и говорю с тобой. Твоя жертвенность ради другого могла бы послужить более великому делу, нежели просто заработку денег. В рядах нашего Ордена ты сможешь найти себя, как человека.
- Боюсь, что я не верю в идеологии, не верю в организации и сотни норм, от которых люди порой ждут праведности или истины, - покачав головой, он посмотрел на книги, которые шептали сказочными историями древности. – Они не несут ничего светлого, как говорит жизнь.
- Ты очень умный человек. Истинная святость, она в сердце, - указал на грудь воин-монах. – Всякое изменение в душе, которое потом находит отклик в мире, начинается с твоего собственного сердца. Измени себя и вокруг тебя изменится мир. И Йозеф, мы, братья Мальты, стремимся изменить мир, изменить сердце человеческое.
- Почему вы тогда участвовали в операции Сирта не на стороне мятежников? – вопросивший вспомнил, что рыцари практически не участвовали в битве, став охранниками для конвоев и позаботившись о союзниках санитарными командами.
- Именно мы связались с ними и предложили переговоры в том миг, когда это необходимо было. На этом участке фронта и на нескольких других нам удалось бескровно завершить конфликт… когда вы поняли, что не сможете выиграть, а повстанцам стало страшно нести потери.
- Какой, - замешкался тарантиец, - продуманный шаг. Но кто знает, что будет завтра? – недвусмысленно завершил италиец.
- Я тебе предлагаю шанс на изменение, на новое сердце и хоть на кроху лучшего мира. Мы не можем знать, что произойдёт завтра или послезавтра. Короли и сеньоры требуют покорности, иерархи послушания. Но запомни – каждый сам отвечает за свою душу и даст за неё ответ.
