С ними мне было намного легче, чем с моими коллегами-преподавателями. Во время наших семинаров в таких дискуссиях мы понимали друг друга с полуслова. Я поймал себя на мысли, что, даже пройдя через Горные Врата и получив новый взгляд на вещи, я, общаясь с новыми формами, находил то же самое милое моему сердце содержание. Я узнавал в людях их иные стороны. И если вначале они мне казались чуждыми, то при глубоком исследовании я видел те же основы, на которых утверждалась ранее возникшая действительность. Люди преставали быть животными и зверьми и обретали свой истинный человеческий облик, наваждение как бы улетучивалось, и новый мир, а может быть, и я с ним, просто выходил из тех же врат, в которые входил ранее.

И ещё, говоря со своими учениками, я поймал себя на мысли, что о подобных вещах я не смог бы говорить в своих снах с моими друзьями-литераторами. Ибо все их речи проистекали из единых цельных основ, и не дробились на какие-то самостоятельные абстрактные вещи, которые постепенно загоняли само мышление в тупик и не раскрывали ничего кроме иллюзии некого абстрактного понимания чего-то несуществующего в природе. А это лишний раз доказывало изъяны нашего времени, когда само наше мышление съезжало с пути здравого смысла.

Я понял, что мои студенты допускали наличие потустороннего мира, и мне захотелось узнать, так же ли думают преподаватели. После семинара я вошёл в преподавательскую комнату нашей кафедры, где собрались уже все мои коллеги и как бы ненароком начал разговор по интересующей меня теме.

Я спросил, что они думают о потустороннем мире. Бык, услышав мой вопрос, рассмеялся и задал сам мне вопрос:

– А вы верите в наличие такого мира?

Я пожал плечами и сказал, что наверняка я этого не знаю, но допускаю мысль, что в нашем мире не всё так просто.

Летучая Мышь тут же поддержала меня, заявив, что она ходит в церковь, и начала это делать после смерти её мужа. Ей показалось, что её муж перешёл в другое качество и продолжает жить в другом пространстве. И так как она очень любила его, то иногда во время сна или в состоянии забытья продолжает всё ещё общаться с ним.

Она также сказала:

– Мы все в нашей жизни мечемся между эмпиризмом и рационализмом, но в первую очередь мы доверяем свои чувствам, иными словам нашему сердцу, а потом уже разуму.

На это ей Бык тут же возразил:

– Я могу допустить, что при эмпиризме, когда знания приобретаются опытом через чувственные ощущения, возникает некоторая картина мира, но она весьма поверхностна, так как это – первая стадии познания, А потому запускается наш рационализм, и опыт вытесняется более общим познанием, порождая понятия и теории. Нельзя познавать мир всегда через одни свои чувственные ощущения, потому что логически последовательно проведённая точка зрения эмпиризма неизбежно ведёт к феноменализму, а вместе с ним к субъективизму и даже к солипсизму. На мир нужно смотреть шире.

– Как сказать! – заметил Кабан. – В солипсизме, когда опираешься на признанное собственное индивидуалистическое сознание, как единственное и, несомненно, реальное, то понимаешь лучше окружающий мир, с которым мы взаимодействуем только через наши чувства. Может быть, такого реального мира, как все его считают, и не существует на самом деле. В одной очень умной книге «Природа физической теории» продвинутый автор говорит: «Очевидно, я никогда не смогу выскочить из самого себя; непосредственный опыт включает только вещи в моём сознании – разного рода чувственные впечатления и различные результаты работы моего мозга и ничего больше. В конечном итоге, наука является только моей частной наукой, искусство – моим личным искусством, а религия – моей личной религией! И если хорошо подумать, то это именно так и есть. Ведь о мире мы знаем только то, что даёт нам наш непосредственный опыт».

– Но так можно договориться до того, – возразил ему Бык, – что этот мир родился вместе с вами, и вся Вселенная возникла вместе с вашим личным рождением, и то, что мы делаем сейчас, – и есть весь мир.

– А разве это не так? – с улыбкой спросил его Кабан.

– Если вы серьёзно стоите на таких позициях, то я вас сочувствую, – сказал Бык, – чтобы познать мир, нужно свои умственные способности настраивать на развитие таких познавательных качеств как анализ и синтез. Но, даже занимаясь анализом всей поступающей информации, никто никогда не может быть уверен в окончательности собственного анализа, и должен готов быть к дальнейшей ревизии по мере расширения опыта и по мере того, как он видит больше деталей и начинает понимать значимость тех деталей, которые раньше казались не имеющими значения.

– Но экстенсивный анализ может разрушиться сам себя, – возразила ему Крыса, – так как мы пришли бы к простому описанию отдельных событий, которые никогда не повторяются и не похожи друг на друга.

– В таком случае, – заметила Ласточка, – человечество владеет только двумя видами умственных операций. Это – вербальная операция во время владения своего речевого аппарата, что можно делать даже в уме, не открывая рта. И ещё есть рисовальная операция, когда используют карандаш и бумагу или компьютер, выражающейся в манипуляции с символами: буквами, цифрами, иероглифами, при задействии математики или логики

– Но этого вполне достаточно, чтобы познать мир и проникнуть в его тайны, – сказал Бык, – главное, что удалось человеку в познании, это -осмыслить познаваемый объект как «вещь саму в себе». И в этом осознании человек выступает в качестве объекта, реального тела, включённого в общую объективную взаимосвязь и взаимодействия с другими физическими телами.

– А с нефизическими телами? – спросил я его. – Ведь вы не отрицаете, что существует, помимо «толстого» физического мира, ещё и «тонкий» духовный мир, в который мы все переходим после нашей смерти?

– Это не доказано никакими физическими экспериментами, – возразил мне Бык.

– Но человек не должен полагаться всегда на физические эксперименты, – пришёл мне на выручку мой сосед снизу Гладкий Водяной Дракон, – иначе он не выйдет за границы физического мира.

– И как же он это сделает? – спросил его с сарказмом Бык.

– А ведь в развитом знании, – продолжал говорить Гладкий Дракон, – познающий субъект как бы раздваивается: он ставит себя в «третью позицию» по отношению к себе и объекту и объясняет ту или иную «субъективную точку зрения» определённой проекцией объекта на субъект. Причём, это объяснение даётся в терминах объективной системы отношений реальности как «вещи самой в себе». А это уже шаг в абстрактную сферу, за которой следует сфера духовная, в которой и скрывается потусторонний мир. Человек как бы выскакивает из себя самого и вторгается в оную сферу, и если он способен слышать неслышимое и видеть невидимое, то он способен проникнуть туда, куда не может попасть обыкновенный человек.

– Совершенно верно! – заметил Небесный Олень. – В этом мире не существует «невозможности», так как любой человек может выскочить за свои рамки в осознании того обстоятельства, что объективное знание необходимо предполагает высокий уровень самосознания человека. И это самосознание состоит в выходе его за свои собственные границы в изучении себя как бы со стороны в качестве объекта.

– Значит, – сказал Дикобраз, – нужно учитывать тенденцию развитого познания. А для этого необходимо искать такие переходы от одной системы познанных отношений реальности к другой системе. И даже можно попробовать её преобразования или адаптированы к своей системе. Это дало бы возможность сформулировать некоторые неизменные (инвариантные) отношения и как бы всеобщие для обеих систем, действующие во всех известных нам системах законы.

– Этого не получится! – категорично сказал Небесный Олень. – В разных системах бывают разные свои законы. Как вы можете законы физического дольнего мира транспортировать в горний тонкий духовный мир, который подчиняется только своим собственным законам?

Прока мы говорили, преподаватели, кроме Дракона и Небесного Оленя, как бы теряли свои звериные и животные обличия, обретая узнаваемый мной их человеческий облик. Из этого я понял, что Дракон и Небесный Олень стоят на более высокой ступени своего духовного развития, чем все остальные.