– Мама! – окликает меня сын, без стука врываясь в мою комнату. И тем самым спасает меня. Мое сознание освобождается, мысли снова становятся ясными. Я обнимаю Мирика, целую его в затылок.

– Что с тобой было? Мне казалось, тебя обнимает щупальцами темный спрут.

– Просто я пыталась проникнуть в сознание пьяного человека, – пояснила я. – Это не сильно опасно – он же когда-то протрезвеет. Но неприятно. Поэтому никогда не пытайся делать ничего подобного. И сам никогда не пей. Ладно?

– Не буду пить, обещаю, – заверил меня Мир, случайно или сознательно проигнорировав первую часть мой просьбы.

– Тебе помочь с уроками? – предлагаю, понимая, что сегодня мне с Ефимом все равно не переговорить.

– Я уже сделал. Этот пьяный человек – папа? – глаза мальчика сверкают недобрым огнем.

– Нет, – лгу, отводя глаза.

– Не надо меня обманывать, я уже большой, – тут же раскусывает меня сын.

– Ладно, сдаюсь, ты угадал, – вздыхаю, и тут же прошу: – Не обижайся на него, у него были причины.

– Нет таких причин, чтобы обижать тебя, – глаза Мира сверкают еще ярче. – Он думает только о себе.

– Нет, он любит нас, но сейчас ему непросто, – пытаюсь заступиться. Все-таки это нехорошо, когда сын думает об отце плохо.

– Не защищай его, он эгоист! – Мир повышает на меня голос, и его взор полыхает.

– Он хороший! – говорю.

– Плохой! – Мир топает ногой, и из глаз его вылетает молния. Самое настоящее пламя, поджигающее кресло, на котором я сидела перед тем, как он зашел.

Я шокирована до такой степени, что ничего не делаю. Стою в оцепенении и с ужасом наблюдаю, как огонь все жаднее пожирает кресло, перекидывается на занавески и протягивает жадные язычки к письменному столу.

Зря я десять лет назад решил поиграть в благородство и отпустил Елизавету. Знал же, что она – моя пара, и порознь счастливы мы не будем. Оба. И она в том числе.

Когда на небесах создаются пары, о неразделенной любви не может быть и речи. Она всегда взаимна. Только вот это не означает, что люди, встретившие свою вторую половинку, непременно счастливы.

Чувства – сложная субстанция. Предугадать, какую форму она приобретет, как будет развиваться, невозможно. Одинакового сценария нет и не может быть. Наши с Елизаветой взаимоотношения могут служить этому доказательством. Даже собственные чувства мне не вполне понятны. Даже свое поведение я не могу предсказать. Чувства моей избранницы – еще большая загадка. Они настолько запутанны и противоречивы, что невозможно предугадать, к чему приведут, в чем воплотятся.

Любовь – словно пламя костра. Его языки то лижут ласково, то жестоко обжигают, то согревают, то выжигают в душе черные дыры, они живительны и губительны одновременно. Они пляшут на ветру, то взмывая высь, то стелясь почти возле самой земли. Тянутся то к одному, то к другому. Нет жизни без огня. Но и нет силы более разрушительной, чем разбушевавшееся пламя. Стихию невозможно обуздать полностью, контроль над нею – иллюзия. Но стихию можно принять, сжиться с нею, сродниться, превратив ее в лучшего друга.

Я нашел в себе силу и мудрость принять любовь к землянке как должное. Помогли и древние знания, которыми обладает наша раса, и собственный многовековой жизненный опыт. Смог принять и свою любовь к смертной, и ее любовь к другому. Хотя то, что пламя любви может раздваиваться, стало для меня открытием. Оказалось, что любить можно нескольких, и различить, какое чувство истинное, а какое – лишь его отражение, под силу не каждому. Не знаю, смог бы я сам это различить, прими мои чувства столь неестественную форму. Елизавета же значительно меньше искушена. Отличить истинное от видимого у нее было не так уж и много шансов. Только время может расставить все на свои места. Но только хватить ли на это человеческой жизни? Дождусь ли я взаимности?

Девять лет мне казалось, что так и не дождусь. Если только какая-нибудь трагедия не унесет жизнь Ефима раньше срока. Потому что чувствовал, что Елизавета, хоть и не вполне счастлива, в чувствах своих уверена, и страдания ей они не доставляют.

Будучи парой, мы с Елизаветой связаны, даже сейчас, когда наш брачный союз не заключен по всем правилам и не закреплен истинной близостью. К тому же наши взаимоотношения дополнительно скреплены кровным договором, что усиливает ментальный контакт. Поэтому я чувствую, когда у нее все более или менее благополучно, а когда что-то идет не так.

Находясь от возлюбленной на гигантском расстоянии, недоступном для прощупывания земной техникой, я не могу ее видеть, не могу слышать ее мыслей. Передаются мне только ее эмоции, да и то размытые, стертые, нечеткие. Но и этого достаточно для того, чтобы понять: в последнее время Елизавета далеко не так счастлива в браке с Ефимом, как в первые годы. Любовь потеряла яркость, счастье потускнело. Пламя страсти все реже ласкает и греет, все чаще – обжигает и жалит.

Казалось бы, разлад в семье любимой должен меня радовать, но это не так. Душевная боль передается лучше многих других эмоций. И она терзает меня почти так же сильно, как и Елизавету. Может быть, даже сильнее, потому как у меня огненная душа. Представители нашей расы все чувства переживают более остро, чем все остальные. Это наш дар и наше проклятие.

Хотел бы я оказаться рядом и помочь Елизавете справиться с ее болью, уменьшить ее страдания. Но подставить ей плечо не могу. Потому что теперь от моего желания наши взаимоотношения не зависят. Подписав с ней контракт, я связал себе руки. Теперь я смогу прийти к ней на помощь лишь в одном случае – когда она сама меня призовет. Но и этого мало. Я не смогу откликнуться на зов (может, даже не услышу его), пока Елизавета любит Ефима и остается его женой.

Сейчас я понимаю, насколько глупым было мое решение подписать с ней кровный договор. То, что он не позволяет мне вмешиваться в отношения Елизаветы и Ефима, полбеды. Беда в том, что я не могу быть рядом с любимой, даже если это для нее жизненно необходимо. Потому что это было бы косвенным вмешательством в ее личную жизнь.

Между тем, уже не первый раз я ощущаю леденящий страх, который испытывает моя возлюбленная. Не знаю, что ее так пугает, но понимаю, что угроза реальна. И подозреваю, что связана она с появлением на Земле кровных врагов огненной расы. Это кажется невероятным, в это не хочется верить, но сбрасывать со счетов такую вероятность нельзя.

Появление на Земле наших врагов может таить опасность не только для Елизаветы, но и для всего человечества. И без помощи огненных землянам в этом случае не обойтись. Не исключено, что успеть можем только мы с Саламандрой. Да, нас мало. Но и наших врагов на Зеле может быть немного. Не исключено, что инкуб там вообще один.

Проверить – невозможно. Узнать какие-то подробности тоже. Вмешаться – тем более. Если из-за моей ошибки с подписанием контракта погибнет целая раса, как я смогу с этим жить? Жить века, жить целую вечность…

Чертов договор!

В сердцах мечу молнии, но противопожарная система космического корабля быстро ликвидирует опасность возгорания.

Как только сигнал об опасности пожара в моей каюте затихает, раздается другой – со стороны кают Саламандры и Феникс – девочки, которую моя племянница родила девять лет назад от Ефима. Да, именно от того Ефима, в которого влюбилась моя Елизавета и который в настоящее время является ее мужем. И что они нашли в этом землянине? Для огненного – холоден, для мужчины – слаб. Или это во мне говорит ревность? Размышлять некогда – нужно срочно выяснить, из-за чего возник пожар на женской половине, и оценить ущерб. Как угорелый несусь на вой сирены.

Приближаясь, понимаю, что инцидент произошел в комнате Феникс. Сирена замолкает за минуту до того, как врываюсь в каюту девочки. Саламандра уже там. Сидит на постели дочери, обнимает ее, успокаивает, гладя по голове. Окинув помещение взглядом, понимаю, что воспламенилась подушка или одеяло: подпалены постельные принадлежности Феникс. Вероятно, ей приснился страшный сон. Настолько страшный, что она непроизвольно начала метать молнии не во сне, а наяву. С возрастом она научится лучше контролировать себя и различать границы сна, и подобные происшествия прекратятся. В детстве же почти все мы совершаем неконтролируемые поджоги, причем мальчики даже чаще девочек.