Мальчик внимательно смотрит на меня.
– Да, конечно.
– И она собирает сердца других мужчин? – уточняю я. – А с телами что делает?
Он усмехается.
– Попробуй сама догадаться.
Ну да, конечно. Картина в моём воображении вырисовывается та ещё: десяток окровавленных тел, у которых вырваны сердца – и красивая психопатка рыщет от одного к другому. Самое оно для фильма ужасов, только мне почему-то смешно.
– Что, её муж настолько плох?
Мальчик недобро щурится.
– Почему ты так решила?
– Потому что у него жена направо и налево гуляет. Значит…
– …виноват он? – подхватывает мальчик.
Я морщусь.
– Оба. Но и он тоже. Темпераментная богиня и зануда-супруг. Представляю!
Мальчик смеётся, качая головой, и что-то бормочет на том же чужом языке. Потом снова устремляет на меня внимательный взгляд.
– Я могу продолжить?
– Да, конечно. Извини, – усмехаюсь я. Нужно уйти, но я не могу отказать себе в удовольствии слушать этот голос ещё.
Итак, прекрасная богиня перебирает любовников, как перчатки… То есть, шпильки, в той жаре перчатки ей без надобности. В общем, перебирает, пока не встречает его. Он, естественно, красив, удачлив и умён настолько, что умудряется украсть её сердце, а не отдать своё. Короче, богиня попала. В смысле, влюбилась.
И тут начинается мыльная опера.
Обманутый муж решает не вести благоверную к семейному психологу, а начистить физиономию её любовнику.
– Опомнился, – бормочу я.
– Ты позволишь мне продолжить?
– Молчу, молчу.
Любовник от скромности не страдает и в ответ обещает оторвать богу некоторые части тела, которыми тот всё равно не пользуется.
– Да этой богине везёт на мужчин! Как выбирала, а? Извини, продолжай.
В общем, махнулись эти двое, а победил угадайте кто? Правильно, бог. И вот любовник красиво отдаёт концы, неверная жена, она же богиня, рыдает. И, верно, в запале произносит: “Я спущусь за тебя в подземный мир, любовь моя, только живи!”
– О, дай угадаю! В подземный мир спускается обманутый муж. Чтобы не видеть больше эту стерву. Да?
Мальчик смотрит на меня так, будто сам бы предпочёл провалиться под землю, лишь бы не видеть меня.
– Нет. История заканчивается иначе. Богиня спустилась в подземный мир, её любимый выжил. Он продолжил царствовать и ничуть не расстроился. Богиня нужна была ему как средство получить трон и удержаться на нём. Она пожертвовала собой зря, – добавляет он и пытливо смотрит на меня.
– А муж? – зачем-то интересуюсь я. – Который, по твоим словам, так её любил. Тоже не стал вызволять её из этого вашего подземного мира?
– После всего что она сделала, ты правда ждала, что он вступится за жену? – поднимает брови мальчик.
– Вот и вся любовь, – заключаю я.
Мальчик молча смотрит на меня. Я кусаю щёку изнутри, стряхивая наваждение.
– Что ж, спасибо тебе, и легенда интересная, но я, пожалуй, пойду. Уже поздно.
Мальчик склоняет голову набок.
– У неё есть продолжение. Оте… Верховный бог пожелал уничтожить людской род и вступиться за него больше некому.
– А что, та богиня любила людей? Ну да, нужно же было у кого-то сердца вырывать. И что?
Мальчик прищуривается.
– Тебя это совершенно не волнует? Люди умрут.
– Это же всего лишь легенда. Ещё раз – спасибо тебе большое, держи свою куртку, то есть плащ. Я пошла.
Мальчик смотрит, как я встаю, потом, пошатываясь, иду к двери. Взгляд у него странный – всё ещё высокомерный, но вместе с тем как будто… обречённый.
– Лена, ты ключи забыла, – его голос останавливает меня у порога.
Я оборачиваюсь. И ловлю связку ключей с брелоком-котиком – ту самую, которую действительно оставила дома!
– Откуда..?
Мальчик снисходительно улыбается. И вдруг превращается в того юношу-мечту, что целовал меня в видении на лугу под звёздами. Его лицо до боли знакомо – эти острые скулы, правильные, словно по линейке выверенные черты. Волосы – золотистые кудри до плеч – я знаю, что они мягкие, в них приятно зарываться пальцами. А глаза выдают вечного страдальца. Я посмеивалась над этим его отчаянием, потому что он сам его выбрал. Только надменная улыбка кажется странной – мне он всегда улыбался мягче, нежнее. Ещё я знаю, что когда он встанет, моя макушка окажется на уровне его груди. Он хорошо сложён, у него фигура атлета. И конечно, мне известно его имя…
– Дзумудзи, – выдыхаю я, точно в полусне.
Он вздрагивает, потом поднимается. Но я уже захлопываю дверь. Хватит, с меня хватит! Я не знаю, что произошло – и знать не хочу!
На улице тихо и пусто – сколько прошло времени? Ни следа Серого и его друзей. У меня мелькает мысль, не стоило ли вызвать им скорую? Что сделал этот мальчик, который совсем не мальчик? И что это только что было?
Нет, меня это точно не касается! А Серый с друзьями обойдутся – они вообще на меня напали. Я не дура, я не пойду их проверять – чтобы они продолжили начатое? Вот уж нет!
С чёрного, беззвёздного неба срывается ледяная морось. Я тут же принимаюсь стучать зубами от холода – и хорошо, это придаёт мне сил и скорости. Надеюсь, мама уже разобралась со своим Володей, потому что прямо сейчас мне плевать, увидит он меня или нет. Я замёрзла, устала, разбита и хочу только одного – упасть в тёплую постель. И никогда-никогда больше не вспоминать этого… как его… Дзумудзи?
Что за имя такое, откуда оно у меня в голове?
А, неважно! Бр-р-р, как же холодно!
Прежде чем дверь подъезда захлопывается, мне чудится чей-то силуэт под фонарём у крыльца. Я даже оборачиваюсь, но тут же останавливаю себя. Мало ли, прохожий?
А с меня хватит!
Глава 4. Обречённый
Дзумудзи
Комната смертной такая же серая и унылая, как и всё вокруг. Вдобавок, она ещё и бедна. “Ты и правда лишилась разума, Шамиран, раз согласилась жить в таких условиях”, – думаю я, оглядываясь.
Выцветшая бумага, которой в этом мире оклеивают стены, пузырится и отслаивается. Пол, застеленный даже не ковром, а чем-то вроде переработанной смолы – кажется, здесь эту смесь называют “линолеумом” – местами продавлен, а рисунок или стёрт, или покрыт пятнами. Мебели так много, что свободного места почти нет – низкая кровать упирается в стол, рядом ютится подобие кресла.
Так теперь выглядит твой храм, Шамиран? Неужели он тебе по нраву?
Я знаю, ты там – в теле смертной девочки, которая спит сейчас так крепко, что не слышит, как крадётся к двери её мать. Это так нелепо, что даже смешно.
Если хотя бы на мгновение представить, Шамиран, что у тебя получилось, и ты действительно переродилась в человека – неужели выбрала родиться у такого ничтожества? У испуганной, запутавшейся, стареющей женщины, которая боится тебя, но не как должно жрице – с благоговением, а как соперница – с завистью?
Нет, это невозможно. Даже без сил ты нашла бы кого-нибудь интереснее и богаче. С нищими ты, бывало, развлекалась и даже утверждала, что в твоих глазах смертные равны. Но благословляла только царей.
И уж конечно, жена моя, ты встретила бы меня, украшенная рубинами – сердцами мужчин, которые тебе приглянулись. Они сделали бы тебя сильнее и подарили удовольствие, которое ты так ценишь.
Что ж, Шамиран, воля твоя. Знаю, ты меня услышала. Я понял это, ещё когда ты обвинила меня в нашем разладе. И позже, когда повторила свои последние слова – те, что бросила, уходя. Помнишь? “Вот и вся любовь”. Они тонули в вое галлу, но я услышал.
Не знаю, какую игру ты ведёшь, Шамиран, и для чего сделала смертную похожей на тебя – но лишь внешне. Меня это не касается.
Пусть люди в нашем мире умрут, мне нет до них дела. Я пришёл лишь потому, что не хотел обращаться в камень. Помнишь, Мать грозила проклясть любого, кто снова поднимет руку на её смертных игрушек? Она наверняка имела в виду Отца, потому он, быть может, и не захотел сделать всё сам. Но мне от этого не легче. Наша Мать безумна, она никого не пощадит – тем более, сына, который так похож на её постылого мужа.