Я даже отворачиваюсь для верности – и тут что-то происходит. Я слышу, как Серый вскрикивает, а меня вдруг отпускают. В нос ударяет душный запах пыли, а щёки колет от горячего песка. Путаясь в одежде, я сползаю на мокрую землю. Перед глазами мелькают тени, свет фонаря бьёт в лицо, а мои руки движутся сами по себе, пытаясь поправить водолазку и натянуть джинсы.
Потом становится тихо. Тени успокаиваются, фонарь заслоняет чья-то фигура и звучный, странно-знакомый, рвущий душу голос говорит:
– Вставай.
Я смотрю на протянутую руку – она плывёт у меня перед глазами, странно раздваивается. Как будто это не рука, а какая-то матрёшка, точнее, рука в руке: одна крепкая, мужская, а поверх неё грязная, почти детская.
То же и с человеком. Это мальчик, подросток, лет… не знаю, одиннадцати? Одет как бездомный – куртка не по размеру, рваные штаны, стоптанные кроссовки. Но под всем этим мне чудится что-то иное. Что-то из света, сияющее.
“Это, наверное, от страха”, – думаю я. Меня действительно колотит даже не дрожь – судороги. Вот в глазах и двоится. Сейчас пройдёт.
Сияющий мальчик смотрит и вздыхает. Лицо у него надменное, словно я – да и всё вокруг – пыль под его ногами.
– Почему ты не забрала их сердца?
Боже, какой у него голос!
– Чт-то?
Мне хочется, чтобы он говорил и говорил, неважно что. Вечно бы слушала.
– Ты могла забрать их сердца, и ты об этом знала. Но не сделала. Почему?
– Чт-то?
Он снова вздыхает и как будто становится ещё высокомернее. А потом вдруг снимает куртку – так изящно, точно танцуя – и протягивает мне.
Меня трясёт, мысли путаются. Я растерянно смотрю на мальчика-матрёшку и не понимаю, что он от меня хочет.
Затем случается невероятное: куртка оборачивается плащом. Накидка, как в исторических фильмах, не то из шерсти, не то из шёлка, укрывает меня точно одеяло. От неё волшебно пахнет пряностями, морем и цитрусами.
И сразу становится тепло. Я выдыхаю, даже закрываю на мгновение глаза. А когда открываю, мальчик смотрит на меня, словно оценщик на рынке. Наверное, приходит к выводу, что товар с гнильцой, но можно с ним повозиться, потому что говорит:
– Идём со мной.
– К-куда?
– Куда я пожелаю, туда и пойдёшь, – в его чарующем голосе слышится злость, и я вздрагиваю.
Его взгляд немедленно смягчается.
– Я не причиню тебе вреда. Идём со мной.
Медленно, шатаясь, но я встаю и действительно иду за ним – за его голосом. Он тащит меня, как на аркане.
Я как будто сплю. Не понимаю, как, но мы оказываемся в пустом кафе – никогда здесь раньше не была. Рядом никого – ни официантов, ни поваров. Искусственный огонь потрескивает в камине слева от нашего столика. Или всё-таки настоящий? У меня в глазах плывёт, не могу сосредоточиться, не понимаю.
Передо мной исходит ароматным паром чашка чая, фиолетового, как ночное небо, со звёздами бадьяна и полумесяцем лимона. Пахнет остро и пряно, но попробовать я не решаюсь.
Мне страшно.
Сияющий мальчик сидит напротив и изучает меня, словно бабочку в шкатулке коллекционера.
– Не бойся. Я же сказал, что не причиню тебе вреда.
Его плащ теперь давит на мои плечи, как оковы. Я почему-то не могу его сбросить – вообще не могу пошевелиться.
– Кт-то ты?
Мальчик улыбается мягко, точно змей-искуситель.
– А ты? Как зовут тебя, смертная?
– Чт-то?
– Как твоё имя? – терпеливо повторяет он.
– Лена.
Мальчик старательно повторяет, добавляя:
– Лена, посмотри на меня.
Я упрямо гляжу в сторону. На стену, где пляшут наши тени: моя – нормальная, и его – переменчивая. То мальчик, то мужчина, снова мальчик и опять мужчина. Или вихрь? А может, какой-то зверь? Чудовище?
– Лена, ты можешь на меня посмотреть, – повторяет он. – На меня – можно.
– Отпусти меня, – вырывается шёпотом.
Кажется, мальчик в ответ морщится. И тут же резко подаётся ко мне, хватает за подбородок, заставляя смотреть.
Земля уходит из-под ног. И вместо зала кафе вокруг – зелёный луг под звёздным небом. Звенят сверчки, шелестят травы, и юноша-мечта склоняется надо мной. В лунном свете его кожа светится почему-то золотом, а в глазах отражаюсь я – обнажённая, с распущенными волосами, бесстыдно раскинувшаяся.
– Шамиран, – зовёт юноша.
Я вздрагиваю – и как будто просыпаюсь.
– Кто?
Мальчик отпускает меня, но не отворачивается. В его глазах мне чудится боль.
– Шамиран, прости меня…
– Кто это, Шамиран? – мой голос крепнет. – Что происходит? Сколько… Сколько я на тебя смотрела?!
Явно дольше минуты – значит, он уже должен настойчиво интересоваться, чем может мне услужить. Чёрт! А что если он уже спятил?
Мальчик в ответ таращится на меня. Он и это умудряется делать надменно, но кажется таким изумлённым, будто кресло под ним заговорило.
– Я… – У меня перехватывает горло. Что сказать?
А у вот у мальчишки со словами всё в порядке.
– Почему? – Он снова хватает меня за подбородок, а потом за плечи. И встряхивает. – Шамиран, довольно игр!
– Да кто ты такой? – вскрикиваю я и отшатываюсь, чуть не перевернув кресло. – Что ещё за Шамиран? Отпусти меня!
Он растерянно моргает и действительно убирает руку. Взгляд становится задумчивым.
– Лена.
Я хватаюсь за подлокотники, потому что моё имя, произнесённое его голосом, звучит так сладко, что мне кажется, земля под ногами снова шатается.
– Выпей, ну же. Тебе станет легче.
Не размышляя, я подношу кружку с чаем к губам, вдыхаю пряный, дурманящий аромат. Потом опускаю и заставляю себя спросить:
– Ты… С тобой всё в порядке? Ты не… не…
Он усмехается.
– На меня не действует твоя сила, Шами… Лена. Скажи, почему ты не защитила себя? Пять человек для тебя слишком много, в этом всё дело?
– Что?
– Но ты могла выбрать одного. И поставить их на колени, каждого, друг за другом.
– Откуда ты знаешь? – вырывается у меня.
Он надменно улыбается.
– Так почему же ты этого не сделала… Лена?
Я снова хватаюсь за кружку. В голове теснятся мысли одна другой интереснее. Сияющий мальчик укладывает на лопатки пятеро здоровенных парней. Его куртка превращается в плащ. Ах да, и мой взгляд на него не действует. Ведь не действует же?
Я проверяю – мельком заглядываю ему в глаза. Мальчик снисходительно смотрит в ответ.
Точно не действует. Но почему? Кто он такой?
– Лена, – его голос очаровывает, подчиняет. – Почему?
Вот-вот, почему? Но отвечаю я, а не он – словно в трансе:
– Потому что испугалась. Мужчина выдержит мой взгляд не дольше минуты, большинство – ещё меньше. Обычно я чувствую, как они ломаются. Если задержу взгляд после этого, они… сходят с ума. Чтобы точно определить время, я должна считать про себя. До тридцати. Когда Серый… В тот момент я слишком испугалась. Я бы сбилась.
– Выходит, ты их пожалела? Они напали на тебя, а ты их пожалела? – говорит он презрительно.
Я вдыхаю аромат пряностей и зачем-то добавляю:
– Просто это не должно повториться. Больше никогда. Я слишком хорошо знаю, какими будут последствия. Мамины… друзья… Один повесился, второй выпрыгнул из окна. А один мой друг сошёл с ума. Мне было одиннадцать. Я… никогда не позволю этому случиться снова.
Мальчик не перебивает, но смотрит теперь так скучающе, будто я только что провалила экзамен и всё равно вымаливаю у него отличную оценку.
– Наверное, Шамиран совсем обессилела, а я зря потратил время. Что ж, разве что…
Он вдруг начинает петь – на чужом языке, слова которого я отлично понимаю. Боже, как это красиво, как… хорошо. Пряный голос, пахнущий зноем и бризом, уносит меня куда-то на юг, где к высоким стенам величавого города тянется, дышит жаром пустыня. Там прекрасная богиня собирает сердца в резную шкатулку, а муж её с тоской наблюдает – ведь его сердце она забрала первым…
– Стоп! – вырывается у меня, и чары замирают, словно струна, что продолжает и продолжает звенеть. – У неё есть муж?