— Шарлотта Карсон, — произносит он, когда вялый пенис со шлепком падает на пол. — Это замечание.

— Подожди, нет! — кричу я, но он уже уходит, в то время как Спенсер воет от смеха. Рейнджер и Черч оба смеются, а близнецы ухмыляются и наклоняются, чтобы запечатлеть одинаковые поцелуи на обеих моих щеках.

— Я люблю тебя, Шарлотта, — говорят они одновременно, но каждый по-своему. Не думаю, что кто-то из них даже подумал, что это должна была быть их близнецовая штука.

— Я тоже люблю вас, ребята, — отвечаю я, выдыхая и поднимая подбородок. — Всех вас. А теперь, если позволите, я бы хотела, чтобы прославленный Студенческий совет проводил меня на урок.

И, к моему большому удовольствию, они это делают.

Последние несколько месяцев в школе даются слишком легко. Без Братства, о котором нужно беспокоиться, жизнь спокойна. Нет, нет, не просто спокойно, а хороша.

В следующем учебном году я поступаю в Борнстедский университет, а этим летом у нас с парнями запланирована поездка, которая позволит нам объехать весь мир и вернуться обратно. Трудно найти, на что можно было бы пожаловаться. Чёрт возьми, даже мы с Арчи хорошо ладим.

— Тебе от меня что-нибудь нужно? — спрашивает он, появляясь в костюме 1940‑х годов, с зачёсанными назад волосами. Я качаю головой, но он всё равно входит в комнату, оглядывая меня в моей шапочке и мантии с отстранённой улыбкой на лице.

— Что? — спрашиваю я, надевая шапочку прямо на свои светлые кудри. Какое-то время я позволяла им расти, но, возможно, я их коротко подстригу перед нашим отъездом в Париж на следующей неделе. И да, я точно сказала Париж. Париж, Париж, Париж. Микропенис Чак собирается повидать мир! — Ты пялишься на меня, и это чертовски странно.

— О, Шарлотта, прекрати это, — говорит отец, подходит и теребит мою шапочку так, что кисточка падает мне прямо на лицо. Я раздражённо сдуваю её, изучая себя в тёмно-синей мантии, на моём пальце поблёскивает розовый бриллиант.

Приятно осознавать, что мне не нужно выбирать между мальчиками, что нет ни ультиматума, ни срока годности наших отношений. Мы просто не будем торопиться и посмотрим, что произойдёт. Если это сработает навсегда, тогда мы будем встречаться вечно. Если этого не произойдёт, то это тоже не имеет значения, потому что мы — вечная команда. Я уверена, что мы будем в жизни друг друга, несмотря ни на что, даже если это будет просто дружба.

Но, знаете, я не хочу быть просто друзьями, и, к счастью, похоже, что никто из парней тоже этого не хочет.

— Ты знаешь, я смотрю на тебя так только потому, что горжусь тобой, — молвит Арчи, и я чувствую, как моё маленькое ледяное сердечко Гринча согревается и всё такое прочее. Да, я сказала согревается. Я отстойный поэт, так что подайте на меня в суд. — Ты всегда будешь для меня всем, Шарлотта Фаррен, нравится тебе это или нет.

Я морщу лицо, но, когда папа поворачивается к двери, я останавливаю его, обвивая руками его шею и крепко обнимая сзади. Он не всегда слушал меня, и я не всегда пыталась облегчить наши отношения, но это нормально. Любить нелегко. Это не идеально. Это не тихий пруд без ряби, а бурлящая река, которая прорезает землю. В нём могут быть пороги, но он может высекать камень и создавать Большой каньон. Вот насколько это мощно.

— Твоя мама внизу, — шепчет он, и я отпускаю его, зная, что между нами всё будет хорошо. Когда я выйду замуж за Черча в свадебном платье его матери, папа будет рядом со мной. Когда я решу посвятить себя другим парням таким же образом, я знаю, что он закатит глаза, но справится с этим. По мере того, как наши отношения меняются и приспосабливаются, всегда будут проблемы с ростом, но настоящая любовь, по-настоящему влюблённая, достаточно сильна, чтобы пережить шторм.

Я спускаюсь вслед за папой по ступенькам и нахожу маму, ожидающую меня в фойе, с улыбкой на лице, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Йен Дэйв стоит неподалёку, выглядя немного нервным и не в своей тарелке. Папа и Йен настороженно смотрят друг на друга, но, когда они оба обращают своё внимание на нас с мамой, я вижу, что каждый из них любит её по-своему. Эй, если она правильно разыграет свои карты, может быть, у неё получится завести свой собственный гарем?

— Я рада, что ты смогла прийти, — говорю я, зная, что парни прислали ей билет первого класса, просто чтобы она смогла быть здесь сегодня. Мы крепко обнимаемся, и я закрываю глаза, наслаждаясь моментом. Мама тоже не идеальна, но никто не идеален. Неужели она совершила ошибку, когда ушла от меня? Я так думаю, но я не собираюсь обвинять её в ошибках, потому что она человек. Она несовершенна, как и я. И я знаю, что она любит меня так сильно, как только может, по-своему.

— Я тоже, — произносит она, отстраняясь и мягко улыбаясь. Она выглядит даже лучше, чем, когда я видела её в последний раз, и я задаюсь вопросом, имеет ли к этому какое-то отношение Йен Дэйв. Возможно, он встречался с ней, когда расследовал дело о Братстве, но я думаю, что то, что у них есть, реально. Может быть, теперь, когда он закончил с Академией Адамсон, они смогут проводить больше времени вместе? — Ты готова?

— Да, — отвечаю я, беря её за руку и ведя вниз по ступенькам дома директора и по извилистой дорожке к главному зданию.

Парни стоят вокруг скамейки на первом повороте, на том самом месте, где Спенсер ждал меня перед зимними каникулами, целуя меня и заставляя подвергать сомнению всё, что, как мне казалось, я знала, чего, как мне казалось, я хотела.

— Привет, Чак-лет, — говорит он, когда мама отпускает мою руку, и я подхожу к нему, теряясь в его бирюзовых глазах и улыбке. Мы целуемся, короткое касание губ, которое могло бы длиться вечно. Я бы умерла такой счастливой, но мне не хватало бы остальных.

— Ты выглядишь… — начинают близнецы, и впервые они случайно нарушают своё идеальное единство.

— Великолепно, — говорит Тобиас.

— Потрясающе, — выдыхает Мика, а затем они обмениваются взглядами, и я смеюсь. Неподалёку ухает одна из этих нелепых короткоухих сов, и я закатываю глаза. Извини, приятель, но тайна убийства раскрыта, и ты меня больше не напугаешь.

Я обвиваю одной рукой шею каждого из них, крепко сжимая, пока ветер развевает вокруг нас розовые лепестки цветов.

— Готова к выпуску? — спрашивает Тобиас, обнимая меня за талию.

— Я готова, — говорю я, целуя их обоих в щёки и пытаясь отстраниться.

— О нет, ты этого не сделаешь, — говорит Мика, беря меня пальцами за подбородок и целуя в губы. Тобиас не собирается позволять своему близнецу приставать ко мне, поэтому он тоже украдкой целует меня. Тем временем мой папа прочищает горло и переминается с ноги на ногу позади нас.

— Ты выглядишь мило, — произносит Рейнджер, и, хотя он пытается сохранять хладнокровие, я вижу лёгкий румянец на его щеках, когда он заключает меня в объятия, даря мне одно из своих фирменных объятий, которые, кажется, могут выжать всё плохое и снова сделать мир правильным. — Слишком мило для твоего же блага. — Прежде чем я отступаю, чтобы поприветствовать Черча, Рейнджер опускает вырез своей мантии ровно настолько, чтобы я могла разглядеть под ним один из фартуков его бабушки. — Он был любимым у Дженики, — говорит он, и моя улыбка немного смягчается, когда я думаю о девушке, которая так и не закончила школу, но чей брат более чем счастлив увезти память о ней на край света. Её дух живёт в нём опосредованно; я вижу это в каждой улыбке.

— Нервничаешь из-за речи? — спрашиваю я, оглядываясь на Черча, его светлые волосы растрёпаны ветром. В конце концов, он произносит прощальную речь — в этом нет ничего удивительного. Но он качает головой и протягивает мне руку, чтобы я взяла её.

— С чего бы мне бояться? Я усердно трудился, чтобы удостоиться чести произнести её, не так ли? — произнося это, он улыбается, немного смягчая свою высокомерную царственность.