— Я вот-вот это узнаю? — я смотрю на него, всё ещё тяжело дышащая, всё ещё связанная.

— Хулиганская романтика, — отвечает он с улыбкой. — Мне нравится видеть, как плохие парни в конце концов искупают свою вину.

— И кто здесь плохой парень? — спрашиваю я, приподнимая бровь, когда Черч садится и наклоняется надо мной, чтобы взять одну из книг, открывая на странице, которая была аккуратно отмечена закладкой.

— Ты. Ты хулиган, Чак Карсон. Ты опрокинула мой проект в воду, а потом отказалась извиниться. Когда мы попросили тебя помочь исправить твою ошибку, ты повела себя так, словно мы были неправы. Итак, в этом сценарии ты хулиган, пытающийся вернуть моё доверие, потому что ты безумно влюблена в меня.

— Это то, что здесь происходит? — спрашиваю я, но мой голос слишком затуманен из-за двойного оргазма; сейчас я не очень-то похожа на хулигана. Больше похожа на девочку, которая просто пытается понять, как стать взрослой.

— «Он использует член, язык и пальцы, чтобы доставлять мне удовольствие снова и снова, пока я не почувствую, что разрываюсь на части. А потом я позволила ему снова соединить меня со своим телом. Вот тогда-то я и поняла, что принадлежу ему — целиком и бесповоротно». — Черч перестаёт читать и позволяет обложке закрыться, рассеянно перелистывая страницы.

— Значит, ты хочешь принадлежать мне, целиком и бесповоротно? — спрашиваю я, и в мой голос возвращается немного сарказма. Хах! Выкуси, Черч, большое старое доминирующее каноэ для придурков. — Меня это устраивает.

— Нет, Шарлотта Карсон. Может, ты и задира, но я босс. — Он улыбается и закидывает левую ногу на мою, перемещаясь между моими бёдрами и хватая меня за задницу, чтобы поправить мои бёдра. — Мы воссоздадим каждую сцену в этой книге, начиная с этой. Герой связывает героиню после их свадьбы и берёт ее нежно и медленно. Он не беспокоится о собственном удовольствии, пока она не задрожит. — Черч поворачивает голову в сторону и оглядывает меня. — Это должно сработать.

Он накрывает моё тело своим, осторожно входя в меня дюйм за дюймом, так медленно, что кажется, будто мы никогда полностью не соединимся.

— Моя маленькая калифорнийская девочка, — шепчет он мне в губы, двигаясь внутри меня, пока я снова не кончаю, а затем, используя дрожь моего тела, достигает своей собственной кульминации.

После этого Черч развязывает меня, оставляя распущенный галстук на моём запястье, и целует меня до тех пор, пока солнце не садится низко в небе.

— Мы только что осквернили свадебное платье твоей матери, — шепчу я ему в губы.

— Да, — говорит он, и наши лбы плотно прижимаются друг к другу. — Да, мы это сделали.

Когда Черч сказал мне, что поездка на самолёте его семьи выставит первый класс на посмешище, он не шутил. Самолёт, на который мы в конечном итоге садимся, находится в частном аэропорту, недалеко от Натмега, и внутри он настолько наворочен, что по сравнению с ним дом моего отца в Адамсоне выглядит как свалка.

— Грёбаные богачи, — бормочу я, когда Тобиас тычет меня в спину и побуждает зайти внутрь того, что по сути является модной маленькой обеденной зоной. Вокруг обеденного стола и прямо напротив длинной стойки с настенным телевизором над ней расположены четыре кресла — похожие на обычные самолётные, но обтянутые кожей.

— Верно, иногда я забываю, что ты крестьянка, — поддразнивает Тобиас, когда я останавливаюсь, чтобы пихнуть его локтем в бок. Мой отец, каким бы ужасным он ни был, не сравнится с Монтегю. Я еду в Лондон, даже если он этого не хочет. — Бедные люди ведь нечасто путешествуют?

Мой глаз дёргается, когда я бросаю уничтожающий взгляд на высокую, худощавую фигуру Тобиаса МакКарти.

— Путешествия требуют денег, а миллиардеры тратят всё это впустую и не платят справедливую заработную плату, так каков, по-вашему, ответ на этот вопрос?

— Садись, Чак, и расслабься, — говорит Мика, обходя меня сзади и плюхаясь на одно из мест вокруг обеденного стола. Я занимаю место напротив него, и Спенсер садится рядом со мной. Рейнджер, Тобиас и Черч, с другой стороны, занимают диваны в узкой «гостиной».

Я всё ещё прихожу в себя от позора, который испытала на днях, ну знаете, когда остальные застали нас с Черчем в обнимку в мятом свадебном платье. Я бы с таким же успехом осталась здесь.

«Пять на пять, верно, Спенс?» — думаю я, пристёгивая ремень безопасности и постукивая пальцами по поверхности стола. Мы вроде как ждём Элизабет и Дэвида, которых застукали целующимися на улице. По-видимому, такое часто случается, когда Монтегю теряются друг в друге.

— Шампанское? — спрашивает стюардесса, и я бросаю взгляд в сторону Черча. Он слегка пожимает плечом.

— Мои родители, скорее всего, большую часть полёта будут сидеть за своими ноутбуками или смотреть друг другу в глаза; им всё равно, пьёшь ты или нет.

Тогда я беру немного шампанского и чокаюсь бокалами с Микой и Спенсером.

— Мы улетаем из страны, и прощай, сумасшедший культ, — бормочу я себе под нос, откидывая голову назад и делая большой глоток. Я обещала папе, что не пойду в дом Эрика Уоррена, и я намерена сдержать это обещание.

Но Рейнджер пойдёт.

Остальные останутся здесь и присмотрят за мной.

Это игра в кости, но попробовать стоит, верно?

По крайней мере, я получаю путёвку в Лондон.

— Всегда ли бедные люди носят грязные, неподходящие друг другу носки с сандалиями на частных самолётах стоимостью в несколько миллионов долларов? — спрашивает Мика, когда Спенсер улыбается. Им нравится объединяться, чтобы придираться ко мне. Я пинаю его по голени под столом, и он корчит мне рожу.

— Они не грязные! Они просто… обесцвечены от частого использования, ясно? Боже. Отдай мне должное.

— Э-э-э, а сандалии с разными носками — типа так круто носить в Лондоне зимой? — спрашивает Спенсер, и я бросаю на него взгляд. — Пожалуйста, только не говори мне, что ты одета в то грязное мужское нижнее бельё, которое тебе так нравится.

— Оно никогда не было грязными, — ворчу я, тыча его в руку, когда Монтегю наконец садятся в самолёт. Элизабет проносится, как ураганный ветер, с её присутствием приходится считаться. Я опускаю взгляд на кольцо, а затем снова поднимаю на неё, и тяжесть спадает с моей груди.

Я никогда не представляла свою жизнь такой, какой она стала, но… Мне нравится, в каком направлении всё развивается.

Мне нравится быть помолвленной с Черчем и печь голышом с Рейнджером, смотреть гей-порно со Спенсером (мы правда сделали это лишь однажды), участвовать в гонках с Микой, заниматься боевыми искусствами с Тобиасом.

— Готовы? — спрашивает Элизабет, ещё раз целуя Черча в лоб, прежде чем сесть на своё место.

Стюардессы садятся, пристёгивают ремни безопасности, и мы готовимся к взлёту.

— Ты выглядишь как с Западного побережья, — шепчет Рейнджер мне, Тобиасу и Мике. Может, я и ношу сандалии с носками, но они отлично сочетаются с большими пышными жилетами без рукавов с мехом вокруг вырезов и шортами. — Чертовски холодно, туман, моросит дождь. Вы, ребята, просто смешны.

— Но гид сказал, что он никогда не слышал, чтобы кто-то называл Вестминстерское аббатство «крутым местом», верно? Это уже что-то! — сейчас я в хорошем настроении, потягиваю чай на вынос и наслаждаюсь относительной тишиной сельской местности, пока мы поднимаемся по извилистому холму к Хайгейтскому кладбищу. Сегодня у нас будет частная экскурсия, и я очень взволнована.

— О, это уже в порядке вещей, — произносит Рейнджер, закатывая глаза. Хотя он не может этого отрицать: ему нравится моя бестолковость, он это признал.

Мы обошли все туристические достопримечательности — Музей естественной истории и Британский музей — одни из моих любимых, — но я рада ненадолго спрятаться от толпы и передохнуть.