— Не могу поверить, что мы проделали весь этот путь сюда, чтобы увидеть кучу мёртвых людей, — говорит Спенсер, вращая чёрным зонтом над нашими головами, когда мы приближаемся к паре открытых ворот, по одному с каждой стороны дороги. Та часть кладбища, с которой мы начинаем, открыта только для экскурсий, в то время как другая сторона открыта для публики. Как бы то ни было, они оба одинаково жуткие, погружённые в туман и совершенно похожие на фильмы ужасов по внешнему виду.
— Менее интересно, чем мёртвые люди, — молвит Мика, когда мы переходим улицу, и Черч расспрашивает женщину в сувенирном магазине о нашей экскурсии. — Камни, лежащие поверх земли там, где похоронены мёртвые люди. Скукотища.
— Это было единственное из моего списка, так что притормози, придурок, — говорит Рейнджер, засовывая руки в карманы своих чёрных брюк-карго и изучая кирпичную арку над нашими головами. — Мне нравится такое дерьмо.
— Нет, ты хочешь, чтобы тебе нравилось такое дерьмо, — произносит Спенсер, поворачивая свой телефон и показывая видео, на котором щенки бордер-колли пасут утят. — Но на самом деле, вот твоя вещь, чувак. Просто прими это. — Рейнджер убирает телефон от лица и притворяется, что ему это неинтересно, но в его глазах появляется огонек, который он просто не может скрыть.
— Сюда, друзья мои, — зовёт Черч, жестом приглашая нас выйти из сувенирного магазина в центральный внутренний двор, где ждёт наш гид. Старик представляется, а затем заводит речь о кладбище. Тем временем мой взгляд уже блуждает по поросшему деревьями холму позади него, надгробия выглядывают из тени.
Мою шею покалывает от беспокойства, и я оглядываюсь по сторонам, ожидая увидеть тех уродов в лисьих масках, поджидающих меня рядом с мавзолеем. Когда я осматриваю местность, там никого и ничего нет, но это ощущение довольно стойкое, пока мы поднимаемся на холм, останавливаясь возле некоторых могил, чтобы послушать истории о них.
Поначалу я настроена довольно скептически, но чем дальше мы углубляемся в экскурсию и кладбище, тем больше я начинаю в это погружаться. На кладбище есть участок под названием Египетский проспект, который выглядит как декорация к приключенческому фильму. По словам гида, в здешних гробницах обитает редкий вид пауков, которым для процветания требуется полная темнота.
— Но не волнуйтесь, — говорит он со смехом и машет рукой, — они не могут выйти днём, так что вы в полной безопасности. — Я иду по тёмному коридору, по обе стороны которого стоят могилы, и обхватываю себя руками.
— Это так чертовски жутко, — бормочу я, когда близнецы подкрадываются ко мне сзади. Один из них оттягивает мой воротник назад, а другой опускает что-то с ножками мне на спину. С криком я начинаю срывать с себя толстовку и размахивать ею, в то время как Рейнджер ругается себе под нос, а Спенсер подходит и хватает меня за руки.
— Эй, эй, эй, Чак-лет, — шепчет он, пока парни МакКарти смеются надо мной. Я не могу их точно разглядеть, потому что моя толстовка натянута мне на лицо, но Спенсер не даёт мне снять её до конца, снова одёргивая. — На этот раз это просто пластиковый паук.
— На этот раз, — стону я, расслабляясь от облегчения, а затем замечаю довольно прохладный ветерок, обдувающий мой живот. — Мой лифчик виден, да? — спрашиваю я, думая о сцене из «Дрянных Девчонок», где учительница пытается стянуть с себя свитер, а в итоге поднимает вместе с ним и рубашку. Да, именно это сейчас со мной и происходит. — Тот, что с прозрачными кружевами и бантиками?
— Он самый, — отвечает Спенсер, поправляя толстовку на место, а затем быстро целует меня в губы, пока близнецы дают друг другу пять и продолжают подниматься по тропинке.
— Я убью этих ублюдков, — бормочу я, прищуривая глаза и продолжая следовать за ними, в этот действительно крутой круг мавзолеев, который раньше окружал гигантский кедр. Очевидно, он перевернулся во время недавнего шторма, но всё равно чертовски впечатляет.
В конце концов, мы оказываемся в катакомбах, вдыхая прохладный, затхлый воздух, в то время как наш гид использует фонарик, чтобы показать нам окрестности.
— Сюда, — говорит он, подпрыгивая на месте, подводя нас к очень необычному гробу и начиная рассказывать о жизни и временах хирурга, который там похоронен. Пока он говорит, у меня снова возникает это чувство, я кладу руку себе на затылок и оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, не выглядывает ли из тени какое-нибудь животное или что-то в этом роде.
Но там ничего нет, совсем ничего.
Моё дыхание чуть учащается, и Спенсер замечает это. Он такой внимательный. Держу пари, однажды он стал бы хорошим отцом.
Я замираю, как олень, попавший в свет фар.
— Ты в порядке? — шепчет он, стараясь не прерывать восторженную речь нашего гида.
— У меня не будет детей, пока мне не исполнится тридцать, — выпаливаю я, и Спенсер бросает на меня самый странный взгляд, какой только известен мужчине, прежде чем разразиться смехом.
— Ох, Чак-лет, — говорит он, сгибаясь пополам от смеха, когда остальные оглядываются, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.
Моя случайная катастрофа с высказыванием на какое-то время усыпляет мою бдительность, заставляя забыть об этом жутком чувстве.
Какая ошибка.
Мы продолжаем нашу экскурсию по галерее с кирпичными сводами, а затем возвращаемся ко входу. Я стою в конце группы со Спенсером, пытаясь избежать его поддразниваний по поводу всех детей, которых он собирается мне подарить, когда слышу позади себя звук поношенной обуви.
Чья-то рука зажимает мне рот, и меня выдёргивают обратно в темноту. Железные ворота передо мной захлопывают два человека в толстовках, и пока один из них задвигает засов на двери, другой поворачивается ко мне, и я вижу лисью маску под его капюшоном.
— Чак! — Спенсер кричит, когда другие парни оборачиваются и видят, как меня тащат сквозь темноту. Наш бедный гид выглядит так, словно у него вот-вот случится сердечный приступ.
Человек, держащий меня, тащит меня за угол, в тень, в то время как двое других приближаются, каждый берёт меня под ногу, как они делали это раньше, во время инцидента в День Святого Валентина. Меня втаскивают в усыпальницу, я брыкаюсь и кричу, уткнувшись в тёплую, потную ладонь.
Они идут быстро, со всех ног несутся по затенённой дорожке.
«Они следовали за нами всю дорогу сюда, весь путь в другую страну».
Я имею в виду, я знала, что они могли и будут следовать за мной, но это? Это следующий уровень.
В конце коридора есть дверь, которая ведёт к лестнице и снова в лес. Я вижу всё это как в тумане, когда три психа взбегают по каменной лестнице и скрываются за деревьями.
Мной овладевает паника, но я изо всех сил пытаюсь справиться с ней, воскрешая воспоминания о тренировках с близнецами. Я не ниндзя, поверьте мне, но я придумываю план на лету. Человек, держащий мою верхнюю половину тела, должен зажимать мне рот одной рукой, чтобы я не кричала, так что они удерживают только одну мою руку.
Другой рукой я опускаю кулак вниз и попадаю нападавшему прямо в промежность.
К счастью, на этот раз меня держит какой-то чувак, и мой удар попадает в цель. Мужчина ненадолго спотыкается, всего лишь на мгновение, но этого достаточно, чтобы поступательный импульс двух других подтолкнул мои ноги к груди, дав мне достаточно силы для удара.
Они спотыкаются и останавливаются, переплетя руки и ноги на земле, когда крики парней, зовущих меня, разносятся по лесу.
— Это настолько не моя работа, — рычит один из парней в толстовке, и это определённо мужской голос, но я его не узнаю. Поверьте мне: я достаточно часто слышала раздражающие колкости Марка, чтобы знать, как бы он звучал.
— Просто разберитесь с этим, — отвечает шепчущий женский голос, когда парни снова пытаются окликнуть меня. Но в ту секунду, когда ладонь соскальзывает с моего рта, я кричу. И, может быть, это всё из-за оргазмов, которые я испытывала в последнее время, но, клянусь, я заметно усилила свой крик.
