Поговорим об излишних стараниях; никакое количество денег не сделает этого парня крутым.

— Вы не можете этого сделать! — кричит Марк, указывая парням на своё новое назначение в раздевалке — как можно дальше от моего в кампусе Академии Адамсон. — Этот шкафчик был у меня с первого курса.

Я стою в стороне, сжимая в руках айпад совета и стараясь не наслаждаться болью Марка.

С другой стороны, он действительно пытался похитить меня на кладбище, так что, думаю, у меня есть основания чувствовать себя немного самодовольной по этому поводу.

— Мы правда можем и сделали это, — говорит Черч, сидя на своём троне прямо за блестящей вывеской Президент. У всех остальных парней на лицах такие томные, самодовольные ухмылки, которые примерно в сто раз хуже, чем те, что были на их лицах, когда я впервые ворвалась сюда, жалуясь на свой шкафчик. — Мы также только что получили от директора разрешение на перенос твоих рабочих обязанностей из курятника и сада на кухню.

— Значит, ты просто подлизываешься к своему папочке и получаешь всё, что хочешь, да? — спрашивает Марк, насмехаясь надо мной. Что я нахожу ироничным в его заявлении, так это то, что мой отец ни хрена не делает для меня, когда я подлизываюсь. А отец Марка купил ему частный самолёт на шестнадцатилетие (парни рассказали мне об этом). Так что если кто-то и получает привилегии от папы, то это не я.

— На самом деле, директор Карсон, при всей своей бесконечной мудрости, заметил назревающее между нами напряжение и подумал, что будет лучше, если мы не будем взаимодействовать. Ты будешь мыть посуду и помогать подавать еду три дня в неделю. — Черч постукивает пальцами по поверхности стола, явно готовый закончить этот разговор.

— Я не ебаный помощник! — Марк рычит, и моя кровь начинает закипать. Мысли о маме проносятся в мозгу, и я делаю решительный шаг вперёд.

— Ты прав, ты мне не помощник. Ты менее значительный, чем остатки мясного рулета, которые ты будешь соскребать со сковородок на школьной кухне. Любой из тех людей, которые там работают, лучше тебя, ты избалованный, гнилой маленький сопляк.

Марк направляется ко мне, но все пятеро парней одновременно встают, и он останавливается, полностью осознавая, на что они способны.

— Мы также изменили твою должность в общежитии, — продолжает Черч, в то время как Мика, исполняющий обязанности секретаря совета, что-то записывает на листке бумаги и протягивает его мне. Я передаю Марку нотариально заверенный бланк о распределении в общежитии, и он таращится на него, разинув рот.

— Ты селишь меня с тем неудачником-ботаником с первого семестра? — говорит он в полном ужасе, как будто это самое худшее, что с ним когда-либо случалось. Он поднимает взгляд, и я на мгновение удивляюсь, как я могла считать его хотя бы отдалённо красивым. Конечно, я думаю, что пыталась быть милой, когда сказала, что он мог бы быть таким, если бы у него не был такой отвратительный характер. На самом деле он чем-то напоминает мне скунса или ласку, только у него меньше ума и сердца, чем у любого из животных, проявляющих себя в наихудших обстоятельствах.

— Ты пытался убить нашу девушку, — говорит Спенсер, медленно опускаясь обратно в кресло и расслабляясь в нём, как будто он хозяин этого места. — Не думай, что мы забыли об этом.

— Всё это из-за какого-то розыгрыша? — Марк усмехается, возвращая своей походке самоуверенную развязность, когда приближается к столу. — Монтегю, возможно, и обладают некоторым влиянием, но мой папа играет в гольф с ПСША.

«ПСША звучит как название модного спрея для туалетной комнаты», — думаю я с лёгким смешком. Только я не такая тупая, как Марк, поэтому знаю, что это означает Президент Соединённых Штатов Америки.

— И что? — спрашивает Черч, склонив голову набок. — Какое это имеет отношение к твоей попытке похитить Шарлотту с лондонского кладбища? Кстати, что случилось с той лисьей маской? — Черч показывает рукой на своё лицо. — И кто были твои друзья? Может быть, если ты назовёшь их имена, мы могли бы пересмотреть распределение комнат в общежитии?

— Мой отец узнает об этом, — говорит Марк, указывая листом бумаги, а затем разворачивается на каблуках и вылетает за дверь.

Я спешу за ним и запираю дверь главного офиса после того, как он уходит, просто чтобы у нас была возможность побыть наедине перед следующей встречей.

— Прошла уже неделя, а ты до сих пор не рассказал мне, как тебе удалось всё это провернуть, — говорю я, возвращаясь в комнату и прислоняясь к одной из массивных деревянных дверей, отделяющих эту зону от офиса. — Знаешь, у меня скоро день рождения, так что…

— О, удар ниже пояса, — произносит Спенсер, встряхивая рукой, как будто я дала ему пощёчину. — Проходи, присаживайся. — Он похлопывает себя по колену, и я закатываю глаза. Но потом я всё равно подхожу и сажусь к нему на колени, потому что я глупо, безумно, по уши, вся в блеске, влюблена в этого парня. — Ты ведь знаешь, что мой отец владеет фармацевтической компанией, верно?

— Ага? — я уклоняюсь, надеясь и молясь, чтобы его отец не был одним из тех типов, которые, типа, утраивают цену на EpiPens (прим. — шприц-ручки с адреналином, которые используются для экстренной терапии опасных для жизни аллергических реакций) без всякой причины, кроме чистой прибыли. Но мы можем вернуться к этому позже. Я думаю, может быть, это и хорошо, что я встречаюсь с этими парнями, так что я могу научить их контролировать свои мужские и классовые привилегии, а? Или, может быть… может быть, они мне просто нравятся?

— Ну, ты знаешь, как я отказывался продавать травку всем подряд? Чтобы заставить их всех проголосовать за нас?

— Ты имеешь в виду шантажировал их, чтобы они проголосовали за нас, — поправляют близнецы, но Спенсер игнорирует их, явно гордясь собственными закулисными интригами.

— Хорошо, да, — говорю я, прищуривая глаза и задаваясь вопросом, к чему это ведёт.

— Ну, я оказал давление на своего отца, чтобы он поговорил с некоторыми врачами, которые популярны среди высшего класса Нью-Йорка, с теми, кто полагается на его щедрость в поставках большого количества таблеток. Они отменили рецепты родителям половины детей, которые ходят в эту школу.

Мои брови поднимаются вверх.

— Чёрт, чувак, это жёстко.

— Если нет «нас» в Студенческом совете, то больше нет знаменитых врачей с сомнительной моралью. — Спенсер пожимает плечами. — И я даже не чувствую себя виноватым из-за этого. А почему должен? Большинство из них похожи на Марка и его семью, которые всё время, чёрт возьми, давят на всех своим весом изо всех сил. Это вполне заслуженный урок.

— Как тебе удалось уговорить отца согласиться на это? — спрашиваю я, замечая, что Рейнджер резко отводит взгляд при упоминании слова отец. Он виновен, это мы знаем наверняка, и как бы он ни говорил, что ему наплевать на него, это все равно причиняет боль. Я вижу это в его сапфировых глазах, когда он иногда смотрит в небо.

— Я сказал ему, что больше никогда его не увижу. Я всё равно ненавижу его ложь, и находиться рядом с ним — тяжёлое задание. Но думаю, он, должно быть, в какой-то степени заботится обо мне, потому что согласился на это. — Спенсер пожимает плечами, также напуская на себя немного бесцеремонный вид. Однажды я собираюсь сломить этих парней и докопаться до корней их эмоций. И знаете что? Я надеюсь, что они сделают то же самое и для меня.

— Должна признать, я впечатлена твоей схемой, — отвечаю я, наклоняясь для поцелуя, в то время как Рейнджер ворчит себе под нос.

— У нас встречи одна за другой весь день, — отчитывает он, но я думаю, что он просто ревнует и тоже хочет поцелуя. Я дарю один губам Спенсера, отстраняясь, прежде чем он втянет меня в свою огненную сущность, а затем пробегаю вдоль стола, чтобы поцеловать каждого парня в губы.

— О, это было весело, — говорю я, ударяясь спиной о дверь и распахивая её, влетаю в офис, а затем делаю тройной удар кулаком вверх и счастливый танец там, где никто не может видеть.