— Приём заявлений в колледж должен состояться в ноябре, — шепчет Тобиас, наклоняясь так близко, что его рот оказывается достаточно близко к моему уху, чтобы я могла слышать его сквозь музыку. — Я заполнил анкету для университета Борнстеда, и знаешь что?

— Что? — шепчу я в ответ, дрожа, когда он игриво покусывает мочку моего уха.

— Спенсер тоже заполнил анкету. Даже несмотря на то, что он сказал, что колледж его не интересует. Я думаю, ты оказываешь на нас положительное влияние, Чак. — Я улыбаюсь, обвивая руками его шею, когда музыка переходит в более медленную, мягкую песню. Половина толпы стонет, потеет и улюлюкает, в то время как остальные расслабляются под мелодию, покачиваясь вместе. — Мы должны получить ответ в декабре. Тогда мы и сможем решить.

— Решить что? — спрашиваю я, поднимая глаза, моё сердце колотится как сумасшедшее. Колледж кажется таким далёким, но на самом деле я узнаю, приняли ли меня в течение месяца, примерно в это же время мне исполнится восемнадцать. И у нас уже почти два месяца как начался учебный год. Это немного пугает — думать о будущем и всех его неизвестностях.

— Поступаем ли мы все. Ты же знаешь, что мы всегда вроде как планировали держаться вместе, верно?

— Вообще-то, я этого не знала, — отвечаю я, глядя Тобиасу в глаза. В его взгляде есть спокойствие, за которое я хватаюсь и цепляюсь. Мне нравится, как он смотрит на меня, как будто он более чем счастлив заботиться и обо мне, и о Мике. У него отзывчивое сердце.

— Мы так и не решили, хотим ли мы сначала попутешествовать или пойти в колледж, но мне нравится идея о том, что мы все вместе поедем в Колорадо, а тебе?

— Я почти уверена, что это было бы воплощением мечты. — Я морщу брови, а затем перемещаю левую руку между нами, чтобы посмотреть на розовый бриллиант огранки Ашер, подаренный мне Черчем. — Но как бы всё это работало? Я… просто предполагаю, что в какой-то момент вы захотите, чтобы я сделала выбор?

— Выбор чего? — спрашивает Тобиас, но прежде, чем я успеваю ответить, вижу, как Спенсер машет нам рукой. Мы с Тобиасом обмениваемся взглядами, а затем уходим с танцпола, направляясь туда, где маленькая красная мини-юбка Спенсера с оборками со свистом исчезает за деревьями.

Мы следуем за ним на небольшую поляну, занятую несколькими горячими и плотными парами, от которых у меня краснеют щёки, если я смотрю на них слишком пристально. Хорошо. Ага. Не моё дело. Я переключаю внимание на парня с каштановыми волосами, прислонившегося к дереву, одетого точно так же, как он был, когда мы видели его в последний раз: мешковатая футболка, свободные джинсы, кроссовки.

— Привет, Джек, — говорит Спенсер, давая пять брату. — Ты не нарядился?

— Нет, я не останусь, — отвечает Джек, глядя мимо Спенсер на остальных из нас. Меня, в частности. Он переводит взгляд своих голубых глаз обратно на Спенса. — Я вроде как надеялся, что мы сможем поговорить наедине?

— Ни за что на свете, — говорит Рейнджер, такой же устрашающий, как всегда, даже в парике и лавандовых туфлях на каблуках. Он скрещивает мускулистые руки на груди и ждёт, должна добавить, довольно нетерпеливо, чтобы продолжить. — Ну? Теперь мы знаем всё о Братстве Священнослужителей, так что же ты можешь сказать нам такого, чего мы не знаем?

— Господи Иисусе, чувак, говори потише, — шипит Джек, оглядываясь по сторонам, словно ожидая, что в любой момент на него выпрыгнет монстр. Если бы кто-то это сделал, я имею в виду, что мы соответствующим образом одеты. На мне костюм Ведьмака, и парни готовятся сорвать маску, чтобы злодей мог прокричать что-нибудь о вмешивающихся детях. — Кто тебе рассказал про это дерьмо? И нет ли у них, случайно, долбаного желания умереть?

— Лайонел Мерфи, — легко произносит Черч, внимательно наблюдая за Джеком. Маленькими шажками, верно?

— Мы видели недостающие страницы из дневника Дженики, — говорит Спенсер, и Джек просто приподнимает бровь. Я предполагаю, что он никогда не видел и не слышал об этом таинственном дневнике. — И, чувак, мне неприятно это говорить, но это действительно доказывает, что ты виноват.

— Я? — Джек задыхается, снова оглядываясь по сторонам. Я не вижу никого, кроме счастливых пар, занимающихся сексом на поляне. Боже, подростки такие противные, да? Всё это из-за гормонов и прочей хрени. Чёрт, ноги Спенсера прекрасно смотрятся в этих гольфах. Я закрываю лицо ладонью, но никто не обращает на меня никакого внимания. — Мы с Дженикой были друзьями.

— Да? Значит, ты продаёшь друзьям отпускаемые по рецепту лекарства и кокаин, и тебе наплевать, что это делает с их жизнями? — спрашивает Рейнджер, делая шаг вперёд. Спенсер останавливает его, протягивая руку, и они обмениваются долгим изучающим взглядом, прежде чем Рейнджер, наконец, с рыком отступает назад.

— Но я её не убивал, если ты на это намекаешь. — Джек умоляюще смотрит на младшего брата. — Ты меня знаешь. Я бы не стал этого делать, я не смог бы причинить ей боль.

— Где ты был, когда должен был подвезти её в ту ночь, в ту ночь, когда она умерла? — осторожно спрашивает Спенсер, не сводя пристального взгляда с лица брата. Близнецы медленно обходят нашу маленькую группу кругами, расталкивая пьяных гуляк и оставляя нам достаточно места, чтобы поговорить наедине.

— Когда она не появилась и не отвечала на звонки, я пошёл её искать, — говорит Джек, и то, как у него перехватывает дыхание, как на лбу выступают капельки пота, сразу говорит мне о том, что мне не понравится эта часть истории. — Она всегда встречалась с Лайонелом на поляне со старыми статуями ангелов. Я пошёл туда, и … Я увидел то, чего не хотел видеть, ясно?

— Например, что? — спрашивает Спенсер, голос становится твёрже. Должна признать, он тоже довольно устрашающий — даже в своём, хм, великолепном костюме Велмы. — Ты не можешь быть более виноватым, чем сейчас, так что выкладывай. Ты ведь об этом хотел со мной поговорить?

— Я пришёл предупредить тебя, идиот, — отвечает Джек, наклоняясь к лицу брата. — Как ты думаешь, какого чёрта я проделал весь тот путь сюда, чтобы забрать тебя в тот день? Ты когда-нибудь задумывался, кто запер тебя в той хижине и почему?

— Братство, — говорит Черч, но Джек игнорирует его. Спенсер прав: он не похож на злодея, но он определённо эгоист и точно трус. Единственный человек, о котором заботится Джек — это он сам, почти полная противоположность брату. Спенсер был готов переписать всё своё мировоззрение, чтобы убедиться, что я вписываюсь в него, а Джек даже не был готов изменить своё расписание, чтобы встретиться со Спенсером пораньше.

— Этот культ, они реальны, конечно. Я видел, как они вытащили Дженику на поляну за волосы, босую и одетую в её долбаную ночную рубашку. — Рейнджер напрягается от слов Джека, и я с удивлением понимаю, что всё это имеет смысл. Дженика написала эту записку Лайонелу в дневнике и вырвала страницу, как будто торопилась, решив порвать свой дневник вместо того, чтобы найти отдельный листок бумаги. И то, как она оборвала ту последнюю запись в дневнике на полуслове? Она могла писать в нём, когда услышала или увидела что-то, запаниковала, а потом… у неё даже не было возможности одеться, прежде чём они добрались до неё. — Они были в масках, но я узнал голос Рика. Я имею в виду, он всегда кричал на неё, толкал, хватал за шею.

Марк и Селена, спотыкаясь, выходят на поляну позади нас, целуясь и стаскивая одежду с друг друга. Я закатываю глаза, потому что, к сожалению, уже видела эту конкретную процедуру раньше, и она меня не впечатлила. Член Марка даже меньше, чем у Коди, который, хотите верьте, хотите нет, меньше любого из пяти парней в моём… э-э-э, гареме. Спенсер, как ни удивительно, самый крупный.

С другой стороны, я ещё толком не разглядела Черча…

— Что случилось, Джек? — спрашивает Спенсер, смягчая голос ровно настолько, чтобы выразить сочувствие, но не настолько, чтобы Джек подумал, что этот разговор близок к завершению.

— Они зажгли несколько свечей, пели какую-то странную чушь, а потом обмотали ей верёвку вокруг шеи и подвесили на дереве.