По классу пролетел дружный смешок.

— Денис Романыч, — засопел Лёшка Дудкин, покраснев как рак варёный. – Ну так же не получиться!

— А вот как хочешь, так и умудряйся! — сверкнул тёмными глазами военрук. — Это всех касается, и тебя, Апраксин, в том числе! Понаотпускали патлы, как девки! В следующий раз обрею прямо здесь! — рявкнул он. — Потом на себя обижайтесь!

— Да бли-и-ин, — разочаровано заворчал Дудкин, явно не желая расставаться с густой копной.

— Да хоть оладушек! — отрезал военрук. — Так, записываем тему сегодняшнего занятия: «Огневая подготовка», — звучным командным голосом огласил Денис Романович, расхаживая по классу, заложив руки назад. – Кто из вас хоть раз видел или держал в руках автомат Калашникова?

Руку подняли несколько парней и я.

— Колесникова, а ты-то чё руку подняла? – Смирнова задала этот вопрос так громко, чтобы все услышали наверняка. – На плакате у двери видела этот Калашников? Так мы тоже!

Наверно, окажись в тот момент у меня в руках автомат, я бы хорошенько зарядила прикладом Смирновой прямо в лоб. Чисто для профилактики.

— У меня отец военный, — спокойно ответила я, а Смирнова с Катькой Чебаковой, зашушукались, глядя в мою сторону.

— Чебакова, Смирнова, тише там! – рявкнул военрук, а затем обратился ко мне: — И собирать, небось, умеешь?

— А как же, Денис Романович, — ответила я, не сумев скрыть гордости в голосе.

— Давай, Колесникова, блесни своими умениями! – распорядился военрук, всучив мне в руки автомат Калашникова, который он принёс в класс для демонстрации. – Время пошло!

Я ловко собрала и разобрала автомат, как учил отец, и даже не прищемила палец, когда доставала пенал из приклада. Быстро управившись, я подняла голову, заметив одобрение во взгляде военрука.

— Чётенько, — закивал Лёшка Дудкин, обернувшись ко мне. Остальные ребята в классе с нескрываемым восхищением поглядывали в мою сторону.

— Уважуха, Колесникова! – хлопнул меня по плечу Колька, привычным жестом откинув чёлку со лба.

На лице же Ани появился опасный прищур, обещавший в скором времени расплату за то, что я завладела всеобщим вниманием класса. Я знала таких людей, как Смирнова, таких, которые не могли вынести, если кто-то хоть в чём-то превосходил их.

— Хорошо, на практике легче будет, а если и стрелять так же хорошо будешь, то и в школьную команду тебя запишем, — похвалил военрук, пятернёй развернув голову Лёшки в сторону доски. – Итак, автомат Калашникова…

Дальше пошла скучная теория. Денис Романович начал рассказывать об устройстве автомата, а мы были вынуждены записывать, хотя много из того, что он говорил, я и так знала.

Заканчиваю писать — мама обедать зовёт.

Запись сделана 8 сентября 1986 года.

Понедельник, 15:10.

Минут двадцать назад закрыла за собой входную дверь, и, забравшись с ногами в красное кресло с деревянными подлокотниками, взялась за дневник, хотя следовало бы взяться за сочинение, что задали к завтрашнему уроку русского языка.

Начало недели порадовало — сегодняшний день выдался погожим. Ярко светило сентябрьское солнце, заглядывая в распахнутые окна классных комнат, и припекало совсем как летом. Столбик уличного термометра колебался где-то в районе двадцати четырёх градусов, и в надоевшем шерстяном платье я ощущала себя словно в парнике — мне было невыносимо душно. На кристально чистой глади небосклона — ни единого облачка, ничто не нарушало его глубины, насыщенной яркими голубыми красками. Изредка сквозь открытые окна до нас доносился протяжный рокочущий звук, будто где-то далеко-далеко пролетал самолёт, разрезая небо пополам.

На лицах моих одноклассников застыло то же покорно-печальное выражение, что и на моём собственном. Обречённо вздыхая, охая, ахая, и, поглядывая на часы, мы сидели в нетерпеливом ожидании звонка. На последнем уроке Лена с Колей даже не пытались делать вид, что слушают Анастасию Сергеевну; их головы были повёрнуты в сторону окна, за которым так и веяло свежим воздухом, с примесью сладкого запаха свободы. Оглушительная трель подействовала на всех ребят как команда "Вперёд!", и мы принялись собираться.

Побросав учебники и тетради в дипломат, я заторопилась на выход. Идти домой совершенно не хотелось, и я побрела к высоким тополям, что росли вдоль школьного забора. Рядом с деревьями выстроились ряды скамеек. В воздухе летали тонкие нити паутины, под ногами шуршали опавшие листья, лаская слух мягким шелестящим звуком, а дворник, невысокий пожилой мужчина, ухватившись обеими руками за метлу, старательно сгребал их в невысокие стопки, чтобы потом сжечь.

Я опустилась на одну из скамеек, положив дипломат рядом с собой. Гигантские тополя своими вытянутыми макушками защищали меня от палящего солнца, и оно больше не слепило глаза, а школьный двор раскинулся передо мной как на ладони. Пока я сидела, бездумно вычерчивая мыском туфли узоры под ногами, из школьных дверей выскочила стайка пятиклассников и понеслась в сторону калитки. Со своего "наблюдательного пункта" мне было хорошо видно, как они размахивали ранцами, набитыми ручками, книжками и тетрадками, галдели, улюлюкали, стремясь перекричать друг дружку, и беззаботно смеялись. За ними потянулись ребята постарше. Несколькими минутами позже во дворе стали появляться и мои одноклассники. Сначала Лена с Колей, затем Лёшка Дудкин, которого прямо на ходу отчитывала Вика Бойкова, а следом за ними вышел и Юра Квартин, мой сосед по парте. Шёл он один. Как обычно.

Удивительно, но за эту неделю я так и не сумела подружиться с ним по-настоящему, а жаль. Мне он показался нормальным парнем, но думаю, тут дело было не во мне, а в самом Юрке. Он держался особняком ото всех и не больно-то откровенничал с другими ребятами, разве что с Колькой Апраксиным, сидевшим позади него. И этим он напоминал мне Аню Смирнову. Но если Аня не стремилась к общению с другими ребятами, потому что считала себя во всём лучше и умнее остальных, то Юрка избегал того же общения по какой-то лишь ему известной причине, поскольку надменности в нём я не заметила. Думаю, что Юра просто сам по себе замкнутый человек. А ещё, просидев с ним бок о бок целую неделю, я пришла к неутешительным выводам, что всё-таки у Юры существуют какие-то проблемы со здоровьем. Почти уверенна, что с сердцем. Уже не однократно я замечала, как во время уроков он хватается рукой за грудь, а кожа его удивительным образом бледнеет.

Пока я размышляла, упершись взглядом в широкую Юркину спину, обтянутую синей курткой, рядом со скамейкой, откуда ни возьмись, появился маленький бело-серый котёнок, и принялся ластиться о мою ногу.

— Ты откуда здесь взялся? – склонившись к нему, произнесла я, в то время как руки уже ласково гладили пушистый комочек. Он потянулся, подставляя под мою ладонь свою крошечную спинку, и от удовольствия громко затарахтел, будто трактор.

— Тишка! Кс-кс-кс! — раздался чей-то голос. Завертев головой по сторонам, я увидела, что в нашу сторону направляется дворник. Заприметив мужчину, котёнок бросился ему навстречу. – Ну, и чего ты пришёл, а? Чего тебе дома-то не сидится? — отчитывал он котёнка, словно тот был ребёнком, а потом перевёл взгляд на меня: — Я живу здесь неподалёку, сразу через дорогу, а этот проказник выскочил вслед за мной, когда я выходил из дома. Я то сослепу и не заметил его. Эх, ты!

Котёнок лишь мяукнул, и снова потёрся о ногу дворника, вынуждая меня засмеяться.

— Я Константин Викторович, — представился мужчина, притулив свою метлу к скамейке. На вид ему было чуть за пятьдесят, пшеничного цвета волосы, хорошо так тронутые сединой, невысокого роста. – А я тебя здесь раньше не видел, — взгляд бледно-голубых, почти выцветших глаз неторопливо прошёлся по моему лицу, пока он опускался на скамейку рядом.

Между металлических прутьев забора, возле одного из белёных тополей, показался здоровенный рыжий кот, и глупый несмышлёный Тишка, бросился прямо к нему.