Почти в половине двенадцатого, когда родители крепко спали, я вышла, наконец, из дома. Юрка уже ждал меня у подъезда, расхаживая взад-вперёд. В полнейшей тишине мы пошли с ним по направлению к тому месту, где обусловились встретиться с Носатовым. Нервное напряжение протянулось от меня к нему, словно сковывая нас, и каждый шаг давался с большим трудом. Мы оба понимали, что можем не вернуться домой...
И всё же мы шли. Луна, яркая как никогда, словно смеялась над нами с небосклона.
Впереди уже виднелся уазик Носатова, а сам он стоял у машины и курил. Красный огонёк сигареты мелькал в темноте, как маяк.
— Не струсили? — вместо приветствия произнёс он, а затем кинул мне какую-то сумку. — Тебе придётся взять это с собой, Соня, — пояснил он. — Там внутри керосин. Как только окажешься достаточно близко, вылей его на стратилата.
Я кивнула.
— Если что-то пойдёт не так, беги оттуда, — продолжил он. — Беги и не останавливайся!
Я снова кивнула, но уже не так уверенно.
— Ладно, поехали! Времени мало! — распорядился Носатов, и мы втроём забрались в уазик. Не доезжая до пустыря, доктор остановил машину и заглушил двигатель. Фары погасли, погружая окружающий мир в темноту.
— Дальше нельзя, нас могут заметить, — сказал Носатов и посмотрел на меня. — Помни, Соня, если вдруг что...
— Помню-помню! — перебила я его, крепче прижимая к себе сумку с легко воспламеняющейся жидкостью. Но в душе знала, что не отступлюсь. Я пойду до конца. Ведь другого шанса у нас не будет.
Выбравшись из уазика, я уже хотела закрыть дверь, но заметила, что Юрка вышел вслед за мной.
— Ты чего? Вы же должны позже подойти! — удивилась я, разглядывая сосредоточенное лицо Юрки. В темноте блеснули его глаза. Он не сводил с меня взгляда.
Юрка отогнул ворот курки и, достав оттуда свой крест, надел его на меня. Я хотела возразить, но Юрка не позволил.
— Пусть он будет у тебя, — сказал он тихо-тихо.
— Тебе не страшно? – спросила я, заглянув Юрке в глаза.
— Немного, — признался он, и я ещё больше зауважала его за честность.
Некоторое время мы молча рассматривали друг друга, а затем Юрка прижался губами к моим губам, всего на несколько секунд, но я успела ощутить какие они у него мягкие и тёплые.
— Ну чего вы там копаетесь? — послышался недовольный голос Носатова, а следом показался и он сам. — Соня, ты ещё здесь? Тебе давно пора быть возле пустыря!
— Да, уже ухожу! — сказала я, бросив последний взгляд на Юрку. Нехорошее предчувствие, что мы больше не увидимся, начинало пробираться в моё сознание.
Развернувшись, я поспешила в сторону пустыря, сопровождаемая всё той же луной. Впереди мелькали какие-то огоньки, вынуждая меня идти на их свет. Я не ошиблась. Огоньки, которые на деле оказались свечами, привели меня прямиком к пустырю, рядом с которым столпились люди. Много людей. Я осторожно приблизилась к этой толпе, оценивая обстановку.
Николая Степановича я заметила сразу. Улыбаясь, он стоял неподалёку от пустыря, а вокруг него сгрудились пиявцы. Тушки окружали их, держа в руках свечи. Как назло сегодня было безветренно, и их пламя не колебалось, отбрасывая от себя крупицы света.
На меня никто не обратил внимания, а взгляд тушек казался пустующим.
Я стала продвигаться к Кривоносу, боясь, что меня сейчас остановят, но никто из ребят, находящихся рядом, даже не шелохнулся, словно они находились под гипнозом. Я с трудом сдержала крик, когда увидела, что Сашка тоже здесь. В руках брата застыла свеча, а во взгляде проглядывалась пугающая пустота.
Это придало мне решимости и заставило идти смелее вперёд. Когда я уже была в метре от Кривоноса, тишину разрезал его проникновенный голос:
— Соня! А мы тебя не ждали так скоро! Но раз уж ты здесь...
Он не договорил, раскинув руки в приглашающем жесте. Пиявцы расступились, образуя неширокий проход, и, пропуская меня к нему. Я сделала шаг в сторону Николая Степановича, изо всех сил сжимая сумку одеревеневшими пальцами.
— Это же вы, — сказала я, с упреком в голосе. – Это всё ваших рук дело. Вы стратилат! А нам вы просто морочили голову, подставляя под подозрение Скворцову.
— Ты смотри, какие молодцы! Догадались! – он улыбнулся, блеснув в темноте белыми зубами, а я заметила какие они у него острые. – А Зинаиду Александровну и подставлять не нужно было. Она так боялась, что лишиться места завуча, что сама своим же поведением навлекла на себя подозрения. Разве следует меня винить, что я воспользовался этим?
— Но зачем?
— Чтобы мы все дружно строили светлое будущее. Я же тебе уже говорил, — ответил Кривонос и улыбнулся. Он прошёл совсем рядом с пустырём, и отшатнулся. Освящённая земля не пускала его. Пока не пускала. – Как только ритуал сработает, я обращу тебя в свою веру, Соня.
— А как же они? — я обвела пиявцев растерянным взглядом, задержавшись на Антонине Петровне. — А ваша дочь? Неужели вы готовы пожертвовать ей? Она же умрёт! Все они умрут!
— Нельзя получить что-то ничем не пожертвовав, — спокойно отозвался Кривонос, а я поразилась безразличию в его голосе. Он был настоящим чудовищем.
— Нет! – возразила я. — Меня вам не обратить в свою веру!
— Зря ты упрямишься, Соня! – заявил Кривонос, окинув ребят за моей спиной властным взглядом. — Схватить её! И сумку отберите! — приказал он, и пиявцы бросились на меня.
Я успела сделать всего несколько шагов в сторону пустыря, где была хоть какая-то защита, когда меня схватили. Колька Апраксин держал крепко, а физрук вырвал сумку из моих рук. Бутылка с керосином осталась внутри.
— Снимите с неё крест! — приказал Кривонос, подходя ко мне ближе. — После сегодняшний ночи он будет бессилен против меня.
С ужасом я наблюдала за тем, как от толпы отделился Сашка, и, подойдя ко мне, словно находясь во сне, стянул Юркин крест с моей шеи. Колька приоткрыл свой рот, обнажив острые клыки, готовясь впиться ими в моё горло. Я видела голод в его глазах, когда он поглядывал на голубоватую венку, что бешено билась у меня на шее. Колькино лицо неумолимо приближалось ко мне, и я уже прощалась с жизнью...
Вдруг послышался свист, и пиявцы стали озираться по сторонам. Я же увидела, что чуть в стороне от нас стоит Носатов, держа что-то в руках. Колька рядом со мной зашипел, физрук тоже.
— Поймать их! — приказал Кривонос, и на его губах появился хищный оскал.
Доктор действовал ловко, отбиваясь от пиявцев. В его руках были небольшие прозрачные шарики, и он то и дело бросался ими в пиявцев. По тому, как кровопийцы в страхе разбегались и кричали, когда эти шарики соприкасались с ними, я поняла, что эти шарики были наполнены святой водой.
Хватка на моих руках не ослабляла ни на минуту, но голова была свободной, и я вертела ей из стороны в сторону, пытаясь понять, где Юрка. Наконец, я смогла разглядеть его силуэт. Он, так же как и доктор, сражался с пиявцами, отбиваясь от них.
Подобравшись к нам, Носатов набросил сетку на Кольку, и тот закривлялся и заверещал, словно ему стало больно, совсем как те пиявцы в столовой. Следующая сетка полетела в физрука.
— Соня! — крикнул Носатов, бросая мне в руки отнятую сумку, пока Колька с физруком корчились на земле.
— Заберите у неё сумку! — приказал Кривонос, не понятно к кому обращаясь, но я успела выхватить оттуда бутылку с керосином. Крышку я сняла с невероятной скоростью, и плеснула жидкость на Кривоноса. Всё это произошло буквально за доли секунд. На его лице проступило злобное выражение, когда он почувствовал запах керосина.
— Юрка, давай! – крикнула я, и с очередным моим вздохом он выхватил свечку из рук одного мальчишки, и бросил её в Кривоноса. А в следующий момент темноту ночи озарило зарево. Стратилат, залитый керосином, занялся молниеносно, и пылал как вечный огонь.
Никогда не смогу забыть это.
Эпилог
Дневник Сони Колесниковой.
Запись сделана 19 октября 1986 года.