— Соня, подожди! Я с тобой пойду, – услышала я Юркин голос. Он посильнее отпёр двери, чтобы свет попадал внутрь, и стал спускаться вслед за мной.
Котёнка я уже не видела, он успел убежать далеко вниз.
— А что здесь вообще держат? – спросила я у Юрки, когда тот поравнялся со мной.
— Понятия не имею, — в полумраке я с трудом различила, что он пожал плечами. – На моей памяти дверь открыта в первый раз. Обычно она на замок амбарный закрыта.
— Может, здесь хранят инвентарь для уборки? – предположила я.
Щербатые ступеньки покрывала пыль и мелкие камешки; они скрипели и крошились под ногами, и этот звук громким эхом отдавался в затхлом и тёмном помещении.
— Кс-кс-кс! – позвала я, но ответом мне была лишь тишина.
Ступени почти закончились, когда мне под ногу что-то попало.
— Ой! – вскрикнула я от неожиданности, а затем, опустившись на корточки, нащупала на полу рядом с ногой небольшой кусочек ткани. – Смотри, — прошептала я, указав Юрке на знакомый мешочек. Точно в таком же Константин Викторович хранил землю с церковного двора. Свой оберег. Дно мешочка от края до края было прорезано чем-то острым, скорее всего ножом. – Здесь пусто.
Нехорошее предчувствие скрутило все внутренности тугим узлом, и, нащупав в темноте Юркину ладонь, я ухватилась за неё. Он не стал возражать, а напротив, лишь крепче сжал мою руку.
Впереди, как фары грузовика, блеснули глаза Тишки.
— Вон котёнок! – сказала я, и уже наклонилась, чтобы поднять Тишку, когда мой взгляд зацепился за тёмный силуэт, что виднелся на полу, а в нос ударил слабый металлический запах.
— Сонь…
Юрка так и не договорил. Да в том и не было нужды. Я и сама видела, что на полу погреба, распластавшись, лежал Константин Викторович. И он был мёртв.
Об этом сложно писать, и пожалуй, я прервусь на время. Мне нужно успокоиться, да и кажется, мама идёт. Я уже слышу её шаги.
Тот же день, 21:50.
Незаметно время подобралось к десяти, а сна ни в одном глазу. Не уверена, что вообще смогу сегодня уснуть. Смерть Константина Викторовича здорово меня подкосила. Интересно, как там Юрка? Не будь сейчас так поздно, я бы ему обязательно позвонила, чтобы выяснить это.
Но кажется, я отвлеклась от главного.
После нашей страшной находки, Анастасия Сергеевна, переполошившись, проводила нас с Юркой в медпункт, вверив в руки Татьяне Валерьевне Шрамко, школьной медсестры. Я была не частым гостем в медпункте, поэтому плохо знала эту женщину, но уже через пять минут, которые мы провели в её обществе, я поняла — у Шрамко язык без костей, как выразилась бы мама.
— Полежи немного, полежи! Куда ты поднимаешься? – затараторила Татьяна Валерьевна, укладывая меня обратно на кушетку, а под нос подсовывая ватку, смоченную нашатырным спиртом. – Голова не кружиться?
— Вроде нет, — неуверенно ответила я, а Татьяна Валерьевна закатила глаза.
— Вроде! — передразнила она. — А на ноги поднимешься, так сразу и позеленеешь! Будешь тут трястись, как те ученики, которых Скворцова уже две недели ко мне водит! Чуть ли не пену изо рта пускали мне тут! Лежи, говорю!
Мы с Юркой переглянулись.
— А кого к вам Зинаида Александровна приводила? — спросила я.
— Да в последний раз Кубракову с пятого "Б" приводила, а перед этим Лидочку Сазонову из… — Шрамко резко замолчала, сообразив, что наговорила лишнего. — Так, вы мне тут зубы не заговаривайте! И поменьше трепитесь о том, что услышали! Квартин? Ты как себя чувствуешь?
— Нормально, — сказал Юра, сидя на стуле, обитом чёрным, потрескавшимся от времени дерматином.
— Вот и хорошо! Побудьте пока здесь, я скоро вернусь, — сказала она и вышла из кабинета.
Подождав немного, я поднялась и глянула на Юрку.
— Ты слышал, что она сказала? Про тех учеников?
— Конечно, я же не глухой!
— Выходит, Скворцова и есть стратилат.
Юрка кивнул, и уставился куда-то мне за плечо. От досады и безысходности я закусила губу, и едва не расплакалась.
— Тишку надо бы домой забрать, — сказала я, отвернувшись к окну, за которым на удивление ярко светило солнце.
— Мне нельзя, у бабушка аллергия, — удрученно протянул Юрка.
— Надеюсь, мама разрешит мне его оставить, — задумчиво произнесла я, и замолчала, поскольку двери кабинета медпункта открылись, и внутрь прошёл Кривонос.
— Ну, здравствуйте, — сведя тёмно-каштановые брови на переносице, поздоровался мужчина. Было что-то тяжёлое в его взгляде, и впервые в его присутствии мне стало неуютно.
— Здравствуйте, — почти в унисон поздоровались мы с Юркой.
Я подумала, что сейчас он возьмётся нас отчитывать, что ходим где не положено, и уже приготовилась к знатной выволочке, но мужчина прошёл вглубь кабинета, и тяжело вздохнул.
— Ох, ребята, как же вы так умудрились? Кто ж вас надоумил идти туда? А если бы убийца дворника всё ещё там прятался?
Он покачал головой и опустился на такой же зашарканный стул, что был под Юркой, только с противоположной стороны стола.
— Вы хоть представляете, что было бы? – он посмотрел на нас по очереди. – Ну и бедовые вы! Да, Соня, будущий комсорг? Как хоть чувствуете себя? Испугались, наверно?
— Немного, — честно призналась я. Кривонос улыбнулся, и складка, что пересекала его лоб, исчезла.
— И не мудрено! Ну ничего, — в его голосе звучало спокойствие и уверенность. – Сейчас милиция приедет, и со всем разберётся.
— А остальные ребята, они тоже видели? – спросил Юрка.
— К счастью, нет. Всех сразу же домой распустили, — Кривонос устало коснулся рукой лица. – Наверно придётся всё таки закрыть школу.
— А как же дети? — не поняла я.
— Распределим детей по соседним школам! — Кривонос пожал плечами. — Ваша безопасность — превыше всего!
Мы с Юркой в очередной раз переглянулись, и подумали об одном и том же.
— Нельзя закрывать школу, Николай Степанович! — запальчиво озвучила я нашу общую с Юркой мысль.
— Это ещё почему? — он поднялся со стула, и так посмотрел на нас, что сердце моё ёкнуло.
— Нельзя закрывать, — заявил уже Юрка, а Кривонос вновь опустился на своё место.
— Та-а-ак, — он перевёл взгляд с меня на Юру и обратно. – Рассказывайте, да не утаивайте ничего! Не люблю недомолвок.
— Если вы закроете школу, то пиявцы разбредутся по всему городу, — сумела выдавить из себя я.
Кривонос достал из кармана своего серого пиджака носовой платок, и промокнул лоб.
— А вы откуда о них знаете? – спросил он, и взгляд его тёмных глаз сделался колючим.
— Сами видели, — сказала я. – Нельзя закрывать школу, Николай Степаныч!
Кривонос устало выдохнул.
— Вы кому-нибудь говорили об этом?
— Нет, — сказала я. – Знал только Константин Викторович, и вот...
— Думаете, его убили пиявцы?
— Да, — кивнул Юрка. – Или сам стратилат.
— Вот как? Откуда такая уверенность? Может, вы ещё знаете, кто стратилат? — Кривонос усмехнулся, явно не поверив нашим словам.
— Завуч Скворцова! — в разнобой заговорили мы с Юркой.
— Вы уверены? Всё-таки это серьёзное обвинение!
— Николай Степаныч, да она это! – рассердилась я.
— Ну-ну, тише! – он поднял руки в примирительном жесте. – Возможно, вы и правы. Но нужно убедиться в этом!
— А она тем временем всю школу превратит в кровопийц! – рассердилась я. — Вы же наверняка слышали, что пиявцы людей убивают. Уже несколько трупов возле школы обнаружили. А совсем скоро дети начнут умирать. Нельзя ждать! Действовать нужно!
— Не торопитесь! В этом деле главное всё правильно сделать с первого раза, — заявил Кривонос. – А на счёт трупов я вам так скажу – их будет ровно двенадцать. Ровно двенадцать обескровленных людей. Ни больше, ни меньше.
— Откуда вы знаете? – я нахмурилась.
— Потому что мне известно, что стратилат задумал, — Николай Степанович уставился на меня своими тёмными глазами. – Думаю, вам уже известно, что для пиявцев оберегом от солнца являются пионерские значки и галстуки. Так вот, стратилату мало просто ходить под солнцем. Он собрался замахнуться на святое, — Кривонос сместил взгляд на Юрку. — Много лет сторонясь священных мест, крестов и святой воды, он решил развеять власть, которую они имеют над ним.