Руссе не смог смягчить удар худшей новости. Он мельком видел в Бухенвальде любимого «племянника» Вирджинии Марселя Леччиа, окровавленного и в синяках. В ночь на 10 сентября, когда она готовилась к отъезду с Полем и Нерегулярными войсками Дианы, доктор наблюдал, как троих «племянников» выводили из их барака. Он понадеялся было, что их вывели на прогулку, но вместо этого их отвели в дом под номером 17, где снова жестоко избили. В без двадцати шесть вечера их повесили на проволоке, прикрепленной к мясницким крюкам. Они умирали медленно и мучительно, и веревка постепенно затягивалась под их собственным весом. После смерти тела бросили в печи крематория. (Позже Вирджиния узнала, что двоюродных братьев Леччиа, которых он отказался оставить в Париже, когда она предложила организовать его освобождение, отправили в другой лагерь. По горькой иронии судьбы они выжили и теперь были на свободе.)

Руссе также не мог не упомянуть призрак аббата Алеша. Несомненно, своим предательством он дал зеленый свет аресту многих сторонников Вирджинии и даже, возможно, самих «племянников». Доктор был в ужасе от того, что Алешу удалось его обмануть. Его, человека, который не должен был поддаваться на такие уловки. Но, конечно, Вирджиния тоже должна была взять на себя часть вины за то, что приняла его в свои ряды. Ведь ее решение встретиться с ним, принять его разведданные и щедро заплатить, несмотря на сомнения, было многими воспринято как сигнал к действию. Жермен Герен посчитала, что священник был проверенным контактом – в то время как на деле он был смертельно опасен. Эта мысль, несомненно, преследовала Вирджинию до конца дней. Ледяной взгляд Алеша никогда не покидал ее мыслей. Но где он находился сейчас? После душераздирающей встречи с Пепеном 11 июня Вирджиния отправила в штаб УСС подробный отчет обо всем, что ей было известно, – об обмане Алеша и причиненных им страданиях. Ради Руссе, Жермен, Близнецов и, прежде всего, «племянников» его было жизненно необходимо поймать. Ее слова решили его судьбу.

Все еще не оправившись от увиденного в Лионе, Вирджиния отправилась в Верхнюю Луару, чтобы узнать, что случилось с ее «мальчиками». По пути она навестила Жулианов в Ле-Пюи: мадам медленно оправлялась от побоев в гестапо, а месье все еще был болен и слаб после возвращения на родину из лагеря в Германии. Они и еще одна дружная пара из группы Вирджинии – рабочие, предоставившие ей транспорт для встречи парашютных забросок, – тоже остались без денег, мебели, средств к существованию, и даже одежды. Мадам Лабурье пришлось сшить свою единственную юбку из чехла матраса в концентрационном лагере. Многие из друзей отказались от денег УСО, а теперь, сообщила Вирджиния, французское правительство отказало им в помощи на том основании, что они незаконно работали на иностранную державу[420]. Возмущенная несправедливостью, Вирджиния отправила в Лондон отчеты о невоспетом героизме этих людей с требованием вознаграждения для них. По крайней мере, в случае Жермен Герен секретные файлы, открытые впервые для этой книги, показывают, что Вирджиния лично обеспечила своей подруге 80 000 франков в качестве «бонуса» и почетную грамоту за «мужество» и «преданность долгу»[421] от британского правительства. Похоже, что других подобных записей о финансовой помощи не существует. В документах также зафиксировано «беспокойство» братьев Ньютон, которых Жермен так доблестно пыталась спасти, по поводу того, выжила ли она в лагере. Затем в Ле-Шамбон Вирджиния узнала, что два члена партизанской группы Боба были убиты после того, как присоединились к французской армии. Когда же плохие новости закончатся?

История с Алешем не давала Вирджинии спать по ночам. Еще осенью 1944 года ему удалось удачно устроиться на новое место в недавно освобожденном Брюсселе. Не изменяя себе, хитроумный Алеш написал сам себе фальшивое письмо от архиепископа Парижского, рекомендовавшего его как «хорошего аббата», сильно пострадавшего от рук немцев[422]. Бельгийцы сжалились и предоставили Алешу убежище, а затем и средства к существованию, дав работу в качестве священника для заключенных и депортированных. Он был настолько убедителен, что никто не заподозрил его и не удосужился проверить его прошлое, но в мае 1945 года пришло известие, что французская полиция разыскивает его по делу Герен. Тем временем, получив отчет Вирджинии и отчет МИ-6 (чьих агентов Алеш также продавал немцам), за работу принялся контрразведывательный корпус американской армии. Вскоре после этого работодатели Алеша попросили его покинуть общежитие, предупредив о грядущем допросе. Аббат бежал в свою родную страну Люксембург, но затем со своей обычной расчетливостью решил, что, возможно, он сможет обратить даже эту ситуацию в свою пользу и избежать карающей руки французского правосудия. Он вернулся в Бельгию и 2 июля сдался американцам для допроса.

Одетый в штатское, он представлялся Рене Мартеном (личность, которую он часто использовал, посещая Вирджинию в Лионе). В бравурной манере он изобразил себя жертвой немцев, вынужденной работать на них. Он делал это, чтобы спасти свою жизнь после того, как они раскрыли его деятельность на благо Сопротивлении в старом приходе. Предполагая, что американцам отчаянно нужен хороший источник по информации по абверу, он намекнул, что может раскрыть десятки имен в обмен на свободу и финансовую поддержку. В ходе дальнейших допросов контрразведывательной службы УСС в Париже 6 августа 1945 года Алеш постоянно доказывал, что он на стороне союзников. Он утверждал, что в сеть Вирджинии проник другой двойной агент, передавший имена ее помощников гестапо, а он, напротив, пытался ее защитить. Он настаивал, что не имел никакого отношения к арестам.

К счастью, благодаря подробному отчету Вирджинии об Алеше американские следователи знали правду и не попались на его уловки. В ту же ночь они передали его парижскому суду, и на той же неделе началась длинная череда судебных слушаний по делу о предательстве. И в то время как маршал Петэн, вернувшийся во Францию по собственному желанию, был признан виновным и приговорен к смертной казни (позже замененной пожизненным заключением) за государственную измену, Алеш отчаянно пытался всеми силами спасти собственную шкуру. Наверняка, думал он, французские спецслужбы заинтересуются информацией об одном из самых высокопоставленных офицеров абвера в обмен на его жизнь.

Перед возвращением в США Вирджиния получила свою награду от УСС в Париже. Едва ли ее чествование могло быть торжественнее. В тяжелейших условиях она снова и снова демонстрировала «превосходные» мотивацию и практический ум, включая скорость и точность суждений. Годы в тылу врага показали, что она в высшей степени стабильна, хладнокровна, бесстрашна, способна руководить и работать с другими. Ее физические способности (в том числе ловкость, выносливость, стойкость и смелость) были оценены как «вполне удовлетворительные». В отчете говорилось, что «мисс Холл добилась исключительных результатов во всех своих заданиях» и что она и впредь будет превосходным агентом. Восторженные комментарии дополнили длинный список хвалебных отзывов, в которых Вирджинию признавали самой успешной женщиной-агентом в европейском конфликте и одним из главных первопроходцев в ведении тайной войны. Ее будущее было обеспечено.

Вирджиния когда-то обожала Францию и всегда хотела жить за границей, так зачем теперь возвращаться домой? Чтобы отдохнуть, чтобы забыть… и порадовать Поля, который ценил возможность оставить позади междоусобицы Старого Света и начать новую жизнь в Америке. Она отправилась в путь через Атлантику, осененная уважением и восхищением коллег и ее руководства – и любовью хорошего человека. Война стала ее реализацией. Станет ли мир тем же?

Вирджиния вернулась в Соединенные Штаты в сентябре 1945 года, ощущая себя чужой в родной стране. Она прожила в Европе большую часть взрослой жизни, и земля, которую она оставила в 1931 году во время Великой депрессии, с тех пор стала сверхдержавой. Она видела поражение фашизма в Европе и капитуляцию Японии в августе после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Наконец воцарился мир, но возвращение домой в возрасте почти сорока лет было не таким радостным, как надеялась Вирджиния. Немногие агенты провели на вражеской территории столько же, сколько она, и требовалось время, чтобы прийти в себя после долгих лет постоянного стресса, физического истощения и полуголодной жизни. Теперь, когда действие адреналина иссякло, ее лицо, наконец, свидетельствовало реальность шести лет, проведенных в истерзанной войной Европе. «Она выглядела ужасно, намного старше своих лет», – вспоминает ее племянница Лорна, которой в то время было шестнадцать. «Мы видели, что война отняла у нее многое. Она винила во всем таблетки, которые принимала, чтобы продолжать работу, – как успокоительные, так и стимуляторы». Вирджиния так и не вошла в высшее общество, как того хотела Барбара. Она не была замужем, у нее не было детей; она выглядела измученной и, очевидно, поддерживала романтические отношения с Полем Гойо, натурализованным американцем скромного происхождения лишь со средним школьным образованием, который мечтал открыть свой ресторан. Своенравная дочь Барбары, возможно, и сделала что-то важное на войне, но все это было далеко от изысканной жизни старого семейства Холлов.