УСС тратило свои время и силы на фантазии вроде подсыпания эстрогена в еду Гитлера, чтобы лишить его усов, или опыления горчичным газом цветочных клумб, чтобы ослепить нацистских генералов. Управление также все еще «нянчили» его (иногда снисходительные) британские партнеры, в то время как в общение Донована с Рузвельтом все чаще вмешивался адмирал Лихи. Вирджиния помнила его как посла в Виши, но теперь он находился в Вашингтоне в качестве главного военного помощника Рузвельта[290]. Лихи продолжал с недоверием относиться к миру тайных войн – а теперь и к Доновану. Не помогало и то, что УСС до сих пор не смогло развить ни одной сети во Франции, по сравнению с более чем тридцатью, управляемыми УСО[291], а в их внутренних отчетах упоминался «упадок морального духа».

Если УСС хотело заслужить признание британцев, американских военных и, прежде всего, президента, оно должно было внедрить опытных агентов, чтобы подготовиться к «Дню Д». Агентам следовало организовать и направить в нужное русло беспрецедентную кампанию партизанской войны, призванную отвлечь внимание врага и подорвать его силы. Такая перспектива заставила любящего приключения Донована «фыркать, как скаковая лошадь»[292] от волнения – но кто в его рядах был способен на такую   «дисциплинированную отвагу»? Избалованные сыновья магнатов с Уолл-стрит Дж. П. Морган и Эндрю Меллон или рекламщики из агентства «Дж. Уолтер Томпсон» на Мэдисон-авеню, которые составляли штат штаб-квартиры УСС и покупали полевое обмундирование в Abercrombie & Fitch? Все они были новичками и не могли сравниться с «отчаянными мошенниками… измученными борьбой в Европе»[293] или «опытными интриганами»[294] из гестапо и Французской милиции. Дикий Билл начал понимать, что богатым принстонцам хотелось думать, что они сражаются бок о бок с французскими коммунистическими партизанами, и называть их «товарищами», но для пользы дела был нужен кто-то другой. Кто-то, кто знал бы, как действуют немцы, и мог пережить все удары, что рейх готов был обрушить на них. Необычные люди, которые могли вести необычную войну. Инициатива на этом этапе переходила из опытных, но измученных рук Британии в сильные, но неиспытанные руки Америки. УСС отчаянно искало офицеров американской разведки, которые бы уже зарекомендовали себя в тылу врага. Задача казалась невыполнимой, пока такой агент неожиданно сам не постучался в их дверь.

Тем временем из МИ-5 ответили на запрос УСС о Вирджинии, что у них «нет причин»[295] сомневаться в ее благонадежности, не раскрыв, конечно, что она была агентом УСО под номером 3844 с беспрецедентным послужным списком работы в тылу врага. УСС уже это знало. Именно поэтому они и интересовались ей.

Безлунной ночью 21 марта 1944 года небольшой передовой отряд   высадился на пляже Бег-ан-Фрай в Бретани для предстоящего вторжения союзников в Северную Францию. Два специально отобранных человека пересекли Ла-Манш на артиллерийской моторной лодке Королевского флота, проведя предыдущую ночь в отеле недалеко от морского курорта Торки. Одним из них этих людей была пожилая крестьянка, закутанная в платки, как матрешка, с грузом в виде тяжелого чемодана. Она первой высадилась на берег, бесшумно выбравшись из замаскированной лодки прямо на камни, и стала отдаляться от воды. За ней последовала мужская фигура. Вскоре мужчина в темноте подвернул ногу и с трудом сдержал крик, пока женщина помогала ему подняться. Он жаловался весь долгий путь к ближайшей железнодорожной станции, пока они шли вверх по узкой тропинке, ведущей к мысу и уходящей дальше к дороге через кусты утесника. Хотя говорить им запрещалось: так они рисковали привлечь внимание немцев в близлежащем доте, а те в любой момент могли включить прожекторы и начать стрельбу.

Седовласый Анри Лассо с бледным лицом, тонкими усами и круглыми очками был художником по профессии и ворчуном по натуре. Однако командиры УСС ценили его, считая усталый старческий вид блестящим прикрытием. Шестидесятидвухлетний американец под кодовым именем Арамис годился в отцы своей спутнице, которой на самом деле было без малого тридцать восемь лет. Вирджиния – или Диана, как ее называли в УСС, – выглядела так, будто ей было за шестьдесят, вложив огромные усилия в новую маскировку. В юности она предпочитала наряжаться лихой разбойницей, но для этой миссии выбрала более неброский вариант. Она выкрасила волосы в грязно-серый цвет и закрепила их деревянной шпилькой, сделав строгую прическу, подчеркивающую ее черты. Голливудские визажисты научили ее рисовать реалистичные морщинки вокруг глаз. Мешковатые шерстяные блузки и юбки в пол с баской подчеркивали ее силуэт и скрывали автоматический пистолет «Кольт» 32-го калибра. Ее белые американские зубы были особым образом отшлифованы внушающей страх лондонской дантисткой, чтобы они походили на зубы французской селянки. При росте пять футов восемь дюймов[296] для крестьянки она была слишком высокой, но ее одежда была сшита, состарена и тщательно проверена еврейскими беженцами в секретной мастерской за площадью Оксфорд-серкус в Лондоне. Так что выглядела она максимально аутентично – вплоть до того, как были пришиты пуговицы: французы предпочитали продевать нитки параллельно, а британцы и американцы – крест-накрест. Она даже изменила свою знаменитую походку и теперь шаркала при ходьбе.

Эффект вышел ошеломительный, но УСС решило, что одной маскировки было недостаточно и что «для ее собственной безопасности было необходимо радикальное изменение черт лица». Однако Вирджиния отказалась ложиться под нож, возможно, из-за воспоминаний о последствиях ее аварии в Турции. Тем не менее, это была смелая – и довольно необычная – позиция. Жорж Ланжелан, один из сбежавших из Мозака, и некоторые другие скомпрометированные агенты согласились сделать пластическую операцию (или даже сами ее запросили), прежде чем вернуться в поле. Ланжелану провели две серьезные операции, включавшие в себя перелом острого подбородка, а также его сглаживание и округление с помощью трансплантата из костей таза. Результат болезненных процедур он дополнил очками, сменой пробора и новыми усами. После всего этого его не могли узнать даже близкие родственники.

Отказ Вирджинии тем более примечателен, что немецкие офицеры по всей Франции все еще были в состоянии повышенной готовности, продолжая разыскивать Хромую даму спустя шестнадцать месяцев после ее побега из Лиона. Гестапо дало ей кодовое имя греческой богини охоты Артемиды, и для них ее розыск с целью убийства по-прежнему представлял собой захватывающую, пусть и зловещую спортивную забаву. Преследователи Вирджинии знали, что она вернулась в Великобританию через Португалию. Теперь нужно было любой ценой помешать им узнать, что она вернулась во Францию.

Тем не менее, маскировка Вирджинии была необычной для той роли, которую она намеревалась сыграть в поле и которая выходила далеко за рамки приказов – на удивление скромных, – отданных ее новой сети под кодовым названием «Святой». Ее официальное задание заключалось в том, чтобы искать конспиративные квартиры для других агентов и радистов в бегах на территории центральной Франции к югу от Парижа, включая опасный район, в котором немцы уничтожили сеть УСО «Проспер» и который стал практически запретной территорией для агентов союзников. В штаб-квартире УСС всем было очевидно, что Арамис будет начальником (и получит миллион франков на расходы), а Диана будет его помощником и радистом (и получит 500 000 франков)[297]. В Америке до сих пор считалось спорным решением отправлять женщину для участия в военизированной операции и немыслимым – возлагать на нее ответственность. В вооруженных силах Соединенных Штатов, которые были в срочном порядке расширены после событий Перл-Харбора, некоторые коллеги-мужчины клеймили женщин-новобранцев (которые никогда не приближались к линии фронта, не говоря уже о том, чтобы быть на передовой) как «проституток» или «лесбийскую угрозу». Женщины могли управлять истребителями, но летали только на заводы и обратно и никогда не участвовали в боях. Ближе всего к участию в боевых действиях была работа медсестрой. Однако слушать приказы в полевых условиях от непроверенного Арамиса испытывало терпение Вирджинии. Да и едва ли она планировала довольствоваться скромной ролью второго плана. С самого начала, когда она, наконец, вернулась во Францию, у нее были большие амбиции. Ей нужно было свести счеты.