С помощью Вирджинии французы смогли освободиться. Учителя, фермеры, школьники и заводские рабочие – финансируемые, организованные, вооруженные и часто направляемые ею, – отбили Верхнюю Луару без профессиональной военной помощи. Они разгромили немцев за два дня до того, как союзные армии достигли Парижа, не говоря уже об освобождении большей части остальной Франции, где все еще бушевали сражения. Это было невероятное достижение – Вирджиния телеграфировала в Лондон с новостями и просила новых приказов. Именно в официальной записи о ее «поистине выдающейся работе» в этом регионе в документах УСО впервые упоминается ее протез ноги[367].

Новости распространились быстро. В Шере Филипп де Вомекур услышал об исключительной «партизанской работе» Вирджинии, которую даже он счел «равной» работе любого другого в этой области. Было также приятно услышать, что регионы Центральной Франции, которые она вооружила и организовала, особенно Крёз и Коррез, были освобождены одними из первых за пределами Нормандии. Шарлотта Норрис написала Барбаре Холл в день освобождения Верхней Луары, чтобы извиниться за то, что Вирджиния не выходила на связь. «Я полностью осознаю, насколько огорчительным должно было быть молчание Вирджинии. Вы не должны волноваться, миссис Холл… У вас есть все основания ею гордиться. Вирджиния проделывает удивительную работу, достойную мужчины».

Чего они не могли знать в этот момент – и что не будет раскрыто в течение следующих сорока четырех лет – так это того, что работа Вирджинии также подготовила почву для повторного захвата союзниками Парижа двумя днями позже. Согласно отчету 1980-х годов в «Арми», журнале американской военной ассоциации, ее «жизненно важные» разведданные о расположении и направлении движения 7-й немецкой армии (главная второстепенная линия обороны нацистов), собранные во время работы дояркой в   Центральной Франции и после, теперь оказались ключевыми. Ее отчеты использовались для направления специальной воздушной разведки и в конечном итоге, пояснял журнал, помогли американцам обнаружить и запереть большую часть немецких сил в так называемом Фалезском коридоре в сельской местности Кальвадос к западу от Парижа. Это сражение стоило нацистам более 100 000 человек убитыми или взятыми в плен и стало решающим прорывом союзников в битве за Нормандию через два с лишним месяца после «Дня Д». Всего через три дня, 24 августа, Париж был очищен от врага и впервые за более чем четыре года снова стал свободным городом[368]. В этот момент усилия Вирджинии сыграли решающую, хотя и незаметную роль в ходе войны. Но Вирджиния не была бы Вирджинией, если бы ей не нужно было еще многое доказать.

На вершине плато в ночь на 4 сентября 1944 года, где Вирджиния ждала самолет с двумя американскими агентами, ветер уже пах осенью. Несколькими ночами ранее уже прибыли трое офицеров. Один из них десантировался из самолета Королевских ВВС в килте – неудачный выбор униформы, учитывая, что он приземлился на вершину сосны. Но, по крайней мере, капитан Хэллоуз и его радист, сержант Леней, прибыли вовремя и оказались полезными делу. Других же новых агентов УСС, прибывающих с ВВС США, было не видать. В какой-то момент Вирджинии показалось, что она слышит звук самолетного двигателя вдалеке, но, когда она попыталась связаться с пилотом по «S-Phone», он не ответил. «Такое поведение непростительно, – сердито сообщила она на базу, – и я нахожу работу американских пилотов отвратительной, беспечной и небрежной». Незадолго до рассвета она отменила операцию.

На самом деле лейтенанты Генри Райли и Пол Гойо были сброшены в двадцати милях от нее, у подножия горы Мон-Жербье-де-Жон, недалеко от истока реки Луары. Мощная турбулентность и сильный ветер сбили самолет с курса, а еще одна жесткая посадка на деревья вынудила пару мужчин потратить несколько безумных минут на то, чтобы выпутаться из ветвей. Опасаясь скорого прибытия гестаповцев, они судорожно пытались отыскать в темноте сброшенные вместе с ними пять ящиков. Им пришлось сдаться, найдя только три, и отправиться пешком в Ле-Шамбон, при этом стараясь избегать фермерских домов, которые, как они думали, могли быть заняты немцами. В хаосе войны никто не сообщил агентам, что район был освобожден, и они узнали об этом, только когда добрались до Ле-Шамбон и сообщили пароль мадам Рюссье, одной из связных Дианы, в деревенской велосипедной мастерской. Она рассказала им, что официальная французская армия генерала Латра де Тассиньи, только что прибывшая во Францию   после высадки 15 августа на побережье Средиземного моря, прошла через деревню победным маршем за пару дней до этого. Деде поручили присматривать за прибывшими, и он объяснил им, что Диану нельзя беспокоить, так как она ведет передачу. Он обещал сообщить ей о прибытии агентов, чтобы она встретила их тем же вечером.

У мужчин были некоторые опасения. В УСС было очень мало женщин на передовой, не говоря уже о работе на руководящих позициях, но Райли и Гойо были проинструктированы, что будут работать в группе Дианы как организаторы и инструкторы по оружию. Они признались, что чувствовали себя «неудобно» при мысли о том, что будут служить рядом с женщиной, не говоря уже о подчинении ей в бою, но им ясно дали понять, что «учитывая ее большой опыт работы в полевых условиях», им следовало «подчиняться ее приказам»[369]. Вирджиния, с другой стороны, с некоторым раздражением вспоминала, что «наконец получила двух [дополнительных] офицеров, в которых так нуждалась, когда все уже было кончено».

Боб, как обычно, был рядом, присоединившись к ним в тот вечер за ужином в Ройбете на деревенской кухне с каменным камином и тусклым освещением. Конечно же, по такому особому случаю Лея Лебра прислала еду с собственной кухни на ферме, и в камине развели огонь, чтобы прогнать осенний холод. Даже во время войны Вирджиния любила, насколько это было возможно, создавать элегантную обстановку; она сделала добротный старый дом с белыми ставнями и скатной каменной крышей уютным и гостеприимным. Те, кто общался с ней в бурные дни после освобождения, помнят ее лучезарной и безмятежной; часто бывая на свежем воздухе и передвигаясь на велосипеде, она загорела, и в своих армейских брюках и армейской куртке выглядела умиротворенно. Это было «счастливое» время передышки, вспоминал сержант Леней[370], и Вирджиния производила неизгладимое впечатление – или, как о ней до сих пор говорят в Ле-Шамбон, les étoiles dans les yeux («звезды горят в глазах»). Многие из ее друзей того времени до конца жизни с удивлением вспоминали контраст между ее завораживающей красотой и военной смекалкой. Никто не догадывался, что она принимала успокоительные, чтобы противостоять неделям и месяцам выживания на таблетках бензедрина, в результате которых у нее развилась хроническая бессонница. Или что она страдала от болезненно зудящей сыпи на спине (позже диагностированной как нервный дерматит[371]), ставшей результатом постоянного напряжения и бессонных ночей. Или насколько одинокой она, должно быть, себя чувствовала.

Пока Габриэль и Эдмон Лебра пересчитывали два миллиона франков, которые привезли новоприбывшие, трое американцев познакомились друг с другом. Вирджиния с недоверием изучала своих соотечественников. Помогут они ей или помешают? Генри Райли раньше жил в Принстоне; он был жизнерадостным, обаятельным и хорошо обученным армейским офицером. У него было все, кроме боевого опыта. Однако внимание Вирджинии привлек более молодой Поль Гойо, который непрерывно курил и дружелюбно болтал на «чистом жаргоне»[372]. На восемь лет моложе ее и на шесть дюймов[373] ниже, он заработал среди тренеров в УСО прозвище «живчик»[374] за неуемную энергию. Родившись в Париже в скромной семье, он ребенком эмигрировал в Нью-Йорк после потери матери, но все еще говорил по-английски с легким французским акцентом. Поджарый, подтянутый, загорелый и всегда улыбающийся, Поль до войны работал поваром, сомелье, разнорабочим и механиком. Он, казалось, мог починить практически что угодно, а также, преуспев в курсе саботажа, еще и взорвать это «что угодно»[375]. Главное, оказалось, что он делал все именно так, как просила Вирджиния, при этом не забывая ее веселить; он был уважителен, но вместе с тем и немного кокетлив. Нед, возможно, его бы не одобрил, но после пяти долгих лет войны Вирджиния была им очарована.