Бакмастер сначала был ласков в своем ответе и, как и многие другие сдержанные англичане его эпохи, придумал прозвище для женщины, которую он находил милой, хотя и загадочной: «Дорогая Чертушка, какое вы чудо!» Но скоро его слог стал более суровым: «Я знаю, что вы могли бы научиться радиопередаче в кратчайшие сроки. Я знаю, мальчики хотели бы видеть вас в поле. Я знаю все обо всем, что вы могли бы сделать, и только потому, что я искренне верю, что гестапо тоже узнает об этом примерно через две недели, я говорю: „Нет, дорогая Чертушка, нет“». Он предупредил ее, что будет невозможно «избегать ареста дольше чем пару дней», утверждая, что «то, что раньше, образно говоря, было пикником, теперь стало настоящей войной». Даже если Вирджиния и могла позаботиться о себе, само ее присутствие подвергло бы опасности других: «Боши[280] умеют терпеливо идти по следу, и рано или поздно они распутают весь клубок, если у них будет шанс. Мы не хотим давать им даже полшанса, отправляя кого-то столь выдающегося, как вы». Без сомнения, он мог представить себе ее разочарование, поэтому попытался смягчить удар: «Я знаю, что ваше сердце принадлежит Секции F, и я знаю, что в Секции F вас очень не хватало», а также предложил ей вернуться в Лондон «в качестве инструктора для мальчиков». Понимая, что ее возмутит перспектива очередной офисной работы, он предположил, что «возможно, повторяю, лишь возможно» у нее был шанс вернуться на поле боя, как только союзники начнут вторжение в Европу, – когда бы это ни случилось. Наконец, он пообещал присмотреть за ее «мальчиками» по прибытии в Лондон, подписавшись: «С любовью от всех нас».
Бакмастер всего лишь делал свою работу и был прав в том, что Вирджиния была полностью скомпрометирована. Верно было также и то, что те самые качества, которые сделали ее превосходным оперативником в полевых условиях, не давали ей здраво оценить свое реальное положение, а также положение УСО на новом этапе войны. Но даже он не подозревал, как много немцы узнали о Вирджинии. С помощью пыток десятков агентов и перехвата сообщений УСО они смогли составить очень подробную картину ее жизни, работы и сети контактов. Даже ее давний коллега Питер Черчилль подтвердил информацию о ней гестапо во время жестокого допроса в камере пыток в доме 84 по авеню Фош в Париже. Немытый, без очков, умирающий с голоду и знающий, что его жизнь висит на волоске, он сломался после шести месяцев одиночного заключения и регулярных побоев до потери сознания. Он считал, что Вирджиния благополучно покинула страну и никогда не вернется. Кроме того, когда его впервые арестовали в апреле (снова стараниями сержанта Бляйхера из абвера), в его кармане нашли старый номер телефона Вирджинии[281]. Не знал Бакмастер и того, что ее настоящее имя и точную роль в Лионе вскоре преднамеренно сообщили немцам МИ-6, опять же полагая, что было немыслимо рассчитывать на ее возвращение. Конкурирующая британская разведывательная служба перехватила радиопередатчик у немецкого агента, арестованного в Англии, и подробная информация о Вирджинии была крупицей правды, которую передавали его руководству, чтобы придать достоверность массе дезинформации; та, в свою очередь, предназначалась, чтобы ввести немцев в заблуждение относительно места и времени запланированных операций по то сторону канала[282]. В результате к концу 1943 года имя, описание и роль Вирджинии были широко известны в немецкой разведке и за ее пределами. Она оставалась фигурой, стоящей в центре разведывательной войны во Франции, сама не зная об этом.
Когда руководство в Мадриде узнало о желании Вирджинии уйти, оно не слишком огорчилось. Ее военный послужной список был неудобным напоминанием об их собственной относительной безопасности и приятном времяпрепровождении. Стремление Вирджинии находиться в центре событий не очень сочеталось с медленно поворачивающейся бюрократической машиной и скрытым нежеланием в некоторых кругах помогать агентам в принципе. Иногда руководство проявляло откровенную недобросовестность. Жан-Мари Ренье, один из агентов Вирджинии в Лионе, например, с трудом сумел бежать от гестапо в Испанию; а посольство Великобритании разместило его в мадридском отеле, принадлежащем печально известному опасному двойному агенту. Членам Сопротивления будет очень не хватать Вирджинии в Испании, даже пускай другие и не заметят ее отсутствия.
Вирджиния вернулась в Лондон как раз к Рождеству и заняла место рядом с Верой Аткинс, чья работа заключалась в том, чтобы присматривать за агентами, которых собирались отправить на задание. Операция на Бейкер-стрит быстро расширялась по мере подготовки к высадке, где Сопротивление готовилось сыграть главную роль. Вирджиния занималась допросом возвращающихся агентов и подготовкой отбывающих, но также находила время, чтобы разыскать старых друзей, – как британцев, так и американцев. В Лондоне было много ее соотечественников, которых столица привлекала в качестве центра военного планирования действий союзников в Европе. И Вирджиния не отказалась от своей цели выучиться на радиста, прекрасно зная не только об острой потребности в «пианистах» в поле, но и об ужасающе высокой смертности среди них. Она также знала, что непосредственный контакт с Лондоном дает агентам особую власть в поле, и она больше не желала ходить на коротком поводке. Если бы не было другого выхода, она бы сама оплатила шестинедельный курс обучения[283].
Новый год Вирджиния начала в школе беспроводной связи УСО в Тейм-парке в Оксфордшире, надеясь воспользоваться тем, что союзникам будут отчаянно нужны все больше радистов во Франции перед летней высадкой. Студенты испытывали свои силы на множестве различных передатчиков, включая новый Type 3 Mark II. Это была более легкая модель, которая весила около двадцати фунтов[284], в два раза меньше старых. Вирджиния должна была научиться передавать сообщения азбукой Морзе со скоростью не менее двадцати пяти слов в минуту, практикуя свое ремесло в близлежащей деревне, предварительно закрепив антенну на дереве. С ее обширным послужным списком Вирджиния не была похожа на других рекрутов. Специализированная школа 52 не знала, как с ней обращаться, не в последнюю очередь потому, что она не прошла проверок безопасности непосредственно перед прибытием, как это было принято. Руководство телеграфировало на Бейкер-стрит, чтобы получить инструкции о том, есть ли «темы, которые не следует обсуждать в ее присутствии». Еще их беспокоило то, что Вирджиния заявляла о своем желании ездить в Лондон каждую субботу, в то время как студенты обычно оставались на территории школы, пока не закончат курс. Никто в Тейме не знал, почему она хотела посетить Лондон или с кем встречалась. Все это было весьма необычно[285].
После одной из таких загадочных поездок в Лондон в январе 1944 года МИ-5 (британское агентство контрразведки и безопасности) получило запрос от Управления стратегических служб, или УСС, об американской журналистке мисс Вирджинии Холл. УСС было создано президентом Рузвельтом в июне 1942 года в качестве американского ответа УСО и содержало тщательно охраняемый лондонский офис на Гросвенор-стрит, 70, вниз по улице, на полпути от американского посольства. Начало работы УСС усложняло враждебное отношение со стороны армии Соединенных Штатов и даже сотрудников Белого дома. Последних возмущало существование организации, которую они считали грязной шпионской службой, состоящей из «разношерстной компании брокеров с Уолл-стрит, мажоров из Лиги плюща, солдат удачи, рекламщиков, журналистов, каскадеров, форточников и аферистов»[286] (за исключением вспомогательного персонала, почти все там были мужчинами). У Америки не было великих традиций международной разведки, и общая национальная неприязнь к профессиональному шпионажу лучше всего отразилась в заявлении военного министра Генри Стимсона в 1929 году: «джентльмены не читают почту друг друга». Следовательно, до сих пор разведданные собирались нерегулярно – именно из-за этого, полагали многие, не удалось предотвратить внезапную и разрушительную атаку на Перл-Харбор. Удалой директор УСС генерал Уильям «Дикий Билл» Донован, который чередовал свою накрахмаленную армейскую форму с дорогим костюмом с иголочки, думал иначе. Прислушавшись к совету Яна Флеминга из британской разведки, Донован пообещал Рузвельту целую армию «расчетливо безрассудных» и «дисциплинированно отважных» ребят, которые будут «обучены агрессивным действиям»[287]. Взамен президент предоставил ему практически неограниченное государственное финансирование и вместе с тем возможность осыпать деньгами молодых людей из высшего общества – список фамилий Донован хранил в своей записной книжке. Но хотя новобранцев с хорошими связями из элитных семей Восточного побережья хватало (шутили, что аббревиатура УСС (OSS) на самом деле означает Oh So Social (англ.: «Ах, какие социальные связи!»)), было и то, чего Донован купить не мог, в частности опыт работы в поле. «О, эти первые агенты УСС в Лондоне, – писал сатирик Малкольм Маггеридж, в то время работавший на МИ-6, – Я хорошо помню, как они прибыли туда, словно jeunes filles en fleur (фр.: «девушки в цвету»[288])… такие свежие и невинные, готовящиеся начать работу в нашем старом промерзшем шпионском борделе»[289].
