17 мая 1943 года воздушное судно приземлилось на продуваемом всеми ветрами аэродроме недалеко от Мадрида. Вирджиния возвращалась под новым прикрытием в роли иностранного корреспондента «Чикаго таймс». Эта работа была своего рода подачкой в попытке смягчить ее растущее разочарование из-за того, что она не была в центре событий. Эта роль защищала ее от угрозы преследования во Франции и при этом избавляла от ненавистной офисной работы, которой она занималась последние несколько месяцев в Лондоне. Вирджинии было приказано посвятить пару месяцев журналистике, чтобы доказать свою добросовестность, прежде чем приступить к настоящей задаче, которая заключалась в организации испанских убежищ и путей отхода для беженцев из французского Сопротивления. Несмотря на то, что Вирджиния говорила по-испански, это была необычная миссия, возможно, придуманная за неимением другого очевидного решения. Мадрид, по словам британского посла (бывшего министра иностранных дел и некогда лидера политики умиротворения) сэра Сэмюэля Хора, «кишмя кишел немецкими агентами»[274]. Работа в городе сделают лицо и имя Вирджинии еще более известными врагу, а местный абвер (которому Франко разрешил действовать в Испании) на тот момент уже ее разыскивал. Тем не менее, ей было приказано не посещать испанского руководителя УСО (известного среди своих как H/X) в британском посольстве: посол сэр Сэмюэл Хоар считал агентов УСО «приносящими больше проблем, чем пользы»[275]. Вместо этого Вирджиния должна была дождаться заранее оговоренной встречи в удобном для H/X месте на одной из коктейльных вечеринок, которые она должна была посетить в удушающей мадридской жаре. Вместо того чтобы позволить ей полагаться на свой ум и самой вести дела, как она делала во Франции, Вирджинии сказали, что она должна спрашивать разрешения на каждый шаг. Она также должна быть «готова» взяться за любую задачу, какой бы мелкой она ни была, включая неквалифицированную, но рискованную и трудоемкую работу курьера, связывающего Бильбао с Мадридом (роль, которую во Франции она уже давно передала другим). Невероятно, но несмотря на все успехи Вирджинии в эвакуации пилотов, агентов, участников Сопротивления и беженцев из Франции, Н/Х счел ее неспособной самостоятельно разработать линию побега в Испании и годящейся лишь для вспомогательной роли. Возможно, он чувствовал угрозу с ее стороны или просто не верил сообщениям о ее подвигах в полевых условиях. Как бы то ни было, H/X настолько пренебрежительно относился к талантам Вирджинии, что считал, что «больше всего пользы» она принесет, если сосредоточится на «увеселительных мероприятиях»[276], вроде чаепитий. Что еще важнее, DFV (ее новое кодовое имя) следовало жестко контролировать. «Вы увидите… что мы сделали все возможное, чтобы связать руки DFV, так чтобы она ни при каких условиях не могла выполнить какой-либо работы без вашего предварительного ведома и одобрения», – хвастался DF, ее непосредственный руководитель, в отчете для H/X. «Не думаю, что у вас возникнут неприятности с мисс Холл», – говорил он.
Произошло также не менее оскорбительное выяснение отношений на почве денег. Новое начальство Вирджинии получало ее зарплату в долларах, чтобы поддерживать ее прикрытие в качестве сотрудника «Чикаго Таймс»; однако оно намеренно стремилось урезать ее доходы, заставляя обменивать большую часть этих денег на песеты по невыгодному курсу на черном рынке. DF счел скромные 250 долларов, выделенные Вирджинии на месяц, «непропорционально большой суммой для любых услуг», которые она была «способна оказать»[277].
Все это стало жестоким разочарованием. Дело было не в деньгах; Вирджиния знала, что этот скандал свидетельствует о том, что работодатели снова недооценили ее. Еще хуже было чувство отверженности. Конечно, Вирджиния хотела быть в шестистах милях оттуда, на юге Франции, в центре реальных событий. Но в этом ей было категорически отказано высшим руководством УСО. Она была скомпрометирована, поэтому ее возвращение не обсуждалось, и точка. Даже просьба Вирджинии выучиться на радиста была отклонена. Ей сообщили, что в Испании нет необходимости в операторах беспроводной связи. Ей также не следовало заключать союзы со своими соотечественниками в Мадриде; такое общение с американцами (которое буквально спасло жизнь в Лионе) ее новый начальник, любящий правила и их исполнение, счел нежелательным. Все это было особенно досадным теперь, когда Америка наконец-то вступила в разведывательную войну. Первый десантированный во Францию американский агент Э. Ф. Флёге прибыл 13 июня, чтобы организовать саботаж вокруг Ле-Мана.
В этих обстоятельствах, пожалуй, слабым утешением стали июльские новости о том, что Вирджиния была удостоена звания кавалера ордена Британской империи (MBE). Это титул ниже рангом, чем CBE (командор ордена Британской империи), в котором ей было отказано в прошлом году. Бейкер-стрит прислала ей «самые искренние поздравления» с «заслуженной наградой», хотя, поскольку она все еще работала на местности, публичных объявлений или празднований можно было не ждать.
Вирджиния, как всегда, справиться с трудностями – а возможно, и вернувшейся в последние годы депрессией, – полностью погрузившись в работу. Теперь, когда наступило лето, через Пиренеи шел постоянный поток беглецов. Она предупреждала Лондон о прибытии новой партии сообщениями вроде «La chienne de Florence a reçu je dis reçu cinq chiots dont un est une petite chienne» («У собаки Флоренс было пять щенков, повторяю, пять щенков, из которых одна девочка» – это означало, что через горы перешли еще пять человек, из которых одна была женщина). Затем Вирджиния предоставляла им испанские конспиративные квартиры и документы, которые должны были помочь беглецам вернуться в Великобританию либо через Гибралтар, контролируемый британцами, либо через Португалию. Но, поскольку это был уже хорошо отлаженный способ, работу едва ли можно было назвать утомительной.
Однако она была рада возможности помочь своим «племянникам» – Марселю Леччиа и Элизе Аллару, которые были так храбры в Лиможе и значительно помогли делу. Они прибыли в Мадрид истощенными после восьми изнурительных месяцев в зловонных испанских тюрьмах. После того, как через месяц после ухода Вирджинии, в декабре 1942 года, когда во Франции «становилось слишком опасно»[278], они покинули страну, их поймали в поезде без документов. Теперь распространился слух, что Вирджиния помогает сбежавшим агентам в Испании, и для них было очевидным решением отправиться после освобождения в Мадрид искать помощи у их всегда отзывчивой «тетушки». Утомленная и разочарованная своей новой ролью, Вирджиния была рада воссоединиться с ними обоими, особенно с Леччиа, чей черный юмор был ей очень близок. Она считала его одним из своих самых смелых рекрутов – а Леччиа с Алларом были неразлучны, – так что она организовала для них обоих поездку в Лондон, чтобы они могли пройти формальную подготовку УСО для возможного возвращения во Францию. Она предоставила им документы для транзита через Португалию на Бейкер-стрит, куда они и прибыли 10 октября.
Тем не менее, все это почти не занимало ее времени, и мысль о том, что она будет есть поросенка и пить шампанское на оживленной мадридской вечеринке, пока Франция страдает в немецкой оккупации, ужасала Вирджинию. Она договорилась с матерью, чтобы та прислала ей специальную лыжную обвязку для Катберта, – как всегда полная решимости заниматься любимым спортом, – но, конечно, ей пришлось бы дождаться зимнего снега, прежде чем отправиться на склоны. Стремясь быть полезной в предстоящие долгие месяцы, она написала Морису Бакмастеру, предлагая просматривать для давних коллег из Секции F французские и немецкие газеты.
Однако к сентябрю чаша терпения Вирджинии переполнилась. Она считала, что дала своей новой работе «целых четыре пробных месяца», но оставаться дальше в Мадриде было «пустой тратой времени и денег». Встреча с «племянниками» пробудила в ней мысли о возвращении во Францию, как она через несколько дней сообщила в письме Секции F. «Мне посчастливилось найти здесь двух своих ребят и отправить их к вам. Они хотят, чтобы я вернулась вместе с ними, потому что раньше мы уже работали вместе, и у нас отлично получалось… Я предлагаю вернуться в качестве их радиста». Она верила, что сможет освоить все «достаточно быстро, несмотря на скептицизм в некоторых кругах». Да и какой смысл имело оставаться в этом захолустье, когда во Франции можно было сделать так много полезного? «Когда я приехала сюда, я думала, что смогу помочь людям из Секции F, но я этого не делаю и сделать не смогу… Я просто живу в свое удовольствие и теряю время». «В конце концов, – добавила она, – у меня своя голова на плечах»; и она была «готова ей рискнуть, потому что идет война». «Думаю, вместе с двумя моими мальчиками я могу быть вам полезной. Они тоже думают, что я справлюсь, и я надеюсь, вы позволите нам попробовать, – потому что мы, все трое, очень серьезно относимся к этой кровавой войне». Она выразила свое почтение офису и сказала, что «ее мальчики буквально утопают в лимонах», и обязательно подарят их миссис Бакмастер по прибытии в Лондон (где цитрусовые стали редкостью), подписавшись: «Искренне ваша, DFV»[279].
