В начале 1943 года французская молодежь, выступающая на стороне союзников, начала демонстрировать свои убеждения, показательно читая «На Западном фронте без перемен» (немецкий роман, пацифистские идеи которого представляли угрозу нацизму) или держа в руках две удочки (по-французски – deux gaules, что созвучно фамилии де Голля)[268]. Эти скромные жесты обернулись массовым гражданским протестом в марте 1943 года, когда ситуативный захват французов в качестве рабов для немецкой военной промышленности (как, например, рейд, которого Вирджинии и Оливу чудом удалось избежать в Марселе) превратился в управляемую Францией систематическую депортацию молодых мужчин, а иногда и женщин. Нацисты требовали 1,5 миллиона французских рабочих взамен своих, погибших, взятых в плен или раненых в боях. Теперь опасности подвергались уже не иностранцы или незнакомцы, а чей-то сын, брат, муж или отец в возрасте от девятнадцати до тридцати двух лет, вынужденные ехать в Германию. Единственным вариантом избежать Service du Travail Obligatoire (фр.: «принудительные работы»), или STO, было спрятаться. Молодые люди, столкнувшиеся с депортацией на юге, исчезали в маки (корсиканский термин, обозначающий густой и низкорослый подлесок в горах, распространенный в этой местности). В течение месяца после введения принудительных работ фраза «уйти в маки» стала общепринятым выражением на большей части территории Франции: она значила уже не просто бегство в дикую местность, а принадлежность к одной из групп людей, скрывающихся от закона и формирующих группы сопротивления. Таким образом самые примерные французы становились правонарушителями. Десятки тысяч тайно собирались в горных хижинах и пещерах, лесах и на отдаленных плоскогорьях, готовясь ко дню, когда смогут сразиться с захватчиками. Франция, наконец, поднимала голову. Национальное самосознание начало расти. С особым упоением в «Марсельезе» пели строчку: «Aux armes, citoyens! Formez vos bataillons!» («К оружию, граждане, стройтесь в батальоны!»).
В течение следующих нескольких месяцев между маки и немцами с их сторонниками из полиции Виши периодически вспыхивали бои на юго-востоке Франции и в Центральном горном массиве. Хотя партизанам не хватало лидера и у них не было необходимых подготовки, денег, оружия, боеприпасов и даже стратегии или еды, их воодушевляли успехи союзников в других регионах. Конца войны все еще не было видно, но в долгосрочной перспективе немцы больше не считались непобедимыми. Красная армия уничтожила вермахт под Сталинградом в феврале 1943 года после пятимесячной осады, а к концу августа после победы в Курской битве Советы вытеснили немцев с русской земли. В мае союзники начали претендовать на Ближний Восток вслед за Северной Африкой. Это привело к ключевому шагу в продвижении в Европе, когда в июле союзники высадились на Сицилии, – вскоре после этого Муссолини был изгнан. Таким образом, когда началось наращивание союзных войск в Британии в рамках подготовки к долгожданному вторжению во Францию, Гитлер уже сражался на нескольких фронтах. Тут и там слухи лихорадочно предполагали, что вторжение может произойти уже осенью.
И все же Франция была теперь гораздо более опасным местом, чем в первые годы войны. Когда-то представлявшийся всемогущим, рейх оказался под угрозой и потому занял оборону. Режим организованного террора Барби продолжал сокрушать остатки Сопротивления в Лионе, и участникам движения приходилось тяжело. В январе три французские подпольные организации объединились, чтобы создать Тайную армию[269], но шесть месяцев спустя их лидер-вдохновитель Жан Мулен был задержан в Лионе и две недели подвергался пыткам со стороны Барби, которые привели к смерти макизара. Мулен так и не выдал своих секретов, но вскоре после этого гестапо совершенно независимо арестовало Фрэнсиса Саттилла, главу крупнейшей сети УСО, что привело к еще тысяче арестов и захвату складов с оружием по всей северной и центральной Франции. Роковое пренебрежение Саттилла правилами безопасности – его заметили демонстрирующим свои навыки обращения с оружием в парижском ночном клубе – также привело к тому, что в распоряжении немцев оказались еще два радиопередатчика УСО. Несмотря на предупреждения о том, что вся сеть «Проспер» ликвидирована и ни одним из ее элементов нельзя пользоваться, Бейкер-стрит отказывалась верить, что один из передатчиков находится под контролем Германии. Через несколько дней она начала отправлять сообщения, пренебрегая критическими проверками безопасности. В конце концов Бакмастер понял, что произошло, но продолжал передавать приказы и даже доставлять в этот район новых агентов и оружие. Эта очевидная небрежность заставила некоторых обвинять Бейкер-стрит в смертельно опасной беспечности.
Вероятнее всего, Лондон решил, что жертвы были ценой, которую можно и нужно заплатить во имя великой цели. Как отметил в служебной записке закаленный в боях ветеран Первой мировой войны бригадир Колин Габбинс (сменивший сэра Чарльза Хамбро на посту начальника УСО): «Стратегически Франция, безусловно, является самой важной страной на западном фронте. Поэтому я думаю, что УСО должно рассматривать этот театр военных действий как место, где тяжелые потери неизбежны. Но это принесет самые высокие дивиденды»[270]. В результате в район вокруг Парижа и к югу от него было отправлено еще больше агентов, которые через несколько дней после прибытия оказались под стражей нацистов. Некоторые из них были женщинами, которых срочно призвали, чтобы восполнить нехватку сотрудников, оставшуюся после безжалостных облав на операторов связи. Нур Инайят Хан (знатная мусульманка индийского происхождения) была отправлена в уже скомпрометированную сеть, даже несмотря на то, что инструкторы из УСО сочли ее неподходящей по темпераменту для подпольной работы. Во время обучения она не смогла выдержать тренировки, имитирующей допрос в гестапо, но, отчаянно нуждаясь в радистах, Бакмастер отмахнулся от предупреждений о ее уязвимости, заявив, что это все «чушь». Она, как и несколько других агентов, была задержана и расстреляна в нацистском лагере смерти. Нур до последнего держалась с мужеством.
Несмотря на кровопролитие, Сопротивление проявляло поразительную стойкость. Благодаря длительной работе Вирджинии, ее организационным талантам и навыкам вербовки, Секция F укоренилась по всей Франции, а сети, которые она поддерживала, были слишком широко распространены и многочисленны, чтобы просто исчезнуть. Бейкер-стрит тоже, наконец, прислушалась к предупреждениям Вирджинии о выборе агентов и, откровенно говоря, пообтесала часть наивности. Теперь они проверяли пригодность новобранцев-мужчин, во время обучения представляя их профессиональным соблазнительницам и оценивая реакцию. Новый комитет по оценке, состоящий из психологов, стремился отсеять кандидатов с неконтролируемым эго, которое так ценилось в ранние дни работы Управления. Профессионализм Вирджинии в мире любителей показал всем, что можно сделать и как именно это сделать. Ее наследие продолжало жить.
В конце 1943 года оставшиеся сети УСО проводили во Франции по-настоящему «взрывную» диверсионную кампанию. Раз за разом заводы, самолеты, железнодорожные туннели, шлюзовые ворота, опоры линий электропередач и локомотивы осколками взлетали в небеса. Это означало начало партизанской войны, которую Вирджиния тщательно спланировала и которую во многом сделала возможной. «Наши организации на местах стали [теперь наконец] достаточно жизнеспособными, чтобы дать о себе знать», – так это с восторгом видели на Бейкер-стрит[271]. «Впервые, – заключил официальный историк М. Р. Д. Фут, – УСО могло заявить, что оно произвело впечатление на высшее командование противника во Франции, для чего оно и было создано»[272]. 24 апреля лорд Селборн сообщил руководству штабов, что «волна сопротивления во Франции неуклонно нарастает. Саботаж широко распространен и в значительной степени находится под контролем УСО; нет никаких сомнений в том, что это <…> помогает сплотить людей против врага <…> [и] при условии, что будет обеспечено достаточное количество припасов, регулярным военным операциям может быть оказана очень эффективная поддержка»[273]. Сидя за своим столом в Лондоне, Вирджиния могла лишь наблюдать за происходящим с растущим сожалением по поводу того, что она больше не стояла во главе этих операций.
