Страна сильно пострадала от нацистской оккупации со времени последней миссии Вирджинии, и настроения резко изменились. Вирджиния внимательно следила за общей картиной и еще задолго до своего прибытия видела, что пришло время формировать партизанские армии для нападения, а не создавать, как раньше, сети для наблюдения или подготовки. Один офицер УСО говорил: «мы сеяли ветер два с половиной утомительных года. И мы были готовы пожинать бурю»[298]. Действительно, уже было очевидно, чего можно добиться при грамотном руководстве и правильном снаряжении, но и того, и другого существенно не хватало. За первые четыре месяца того года Черчилль приказал ВВС Великобритании сбросить военным во Франции более трех тысяч тонн оружия и припасов (включая концентрированные продукты питания и витамины). Несмотря на это, большинство бойцов оставалось безоружными, необученными и плохо управляемыми, а часто и голодающими. Некоторые, уставшие ждать помощи, просто разочаровались, перестав надеяться на прибытие союзников, и больше не верили заявлениям о том, что помощь уже в пути. Однако группы, которыми правильно руководили и которые были хорошо оснащены, уже использовали свои новые ресурсы для подрыва складов боеприпасов и бензобаков, пускали поезда под откос и даже нападали на немецких военных или небольшие воинские части, демонстрируя, что это возможно. В результате нацисты-оккупанты начали опасаться Сопротивления как реальной военной угрозы и больше не считали его участников просто мелкими диверсантами. Фельдмаршал Герд фон Рундштедт, главнокомандующий во Франции, говорил, что некоторые регионы разжигали «всеобщее восстание», а немецкие войска описывал как «находящиеся под серьезной угрозой из-за обстрелов и бомбардировок»[299]. Сопротивление стало еще более организованным, когда стало подчиняться приказам правительства де Голля, базирующегося теперь в Алжире, – «Свободной Франции». Гитлер был вынужден развернуть некоторые из самых опасных дивизий гестапо и войска СС, убрав их с линии фронта, чтобы провести крайне жестокую контратаку на собственном «заднем дворе». Стремясь избавиться от повстанцев до ожидаемого ими вторжения союзников, в первые месяцы 1944 года они задержали 70 000 членов Сопротивления. Многие из них были расстреляны, некоторые перед смертью кричали: «Vive la France!» («Да здравствует Франция!»).
В марте оплот Сопротивления на плато Глиер в Савойских Альпах первым вступил в генеральное сражение с регулярными нацистскими силами. Но под бомбардировкой самолетами «Штука» и в окружении немецкой горнострелковой дивизии, превосходившей бойцов Сопротивления по численности более чем в двадцать раз, – и без столь желанной поддержки союзников – шансов было немного; столкновение вылилось в настоящее кровопролитие. Трагедия в Глиере ясно показало: Сопротивление активно участвует в войне. Но одновременно с этим она ускорила погружение Франции в горнило кровавого возмездия. Агент УСО Фрэнсис Каммартс перед отъездом Вирджинии предупредил Лондон о «царстве террора» в ее целевом районе центральной Франции с «сожженными фермами, расстрелами и повешениями». «Это очень трудное время, – добавил он. – Немцы хватают всех, даже тех, кого едва подозревают». Вирджиния прекрасно осознавала риск, но мысль о судьбе ее друзей в Лионе заставляла ее двигаться дальше. Она считала, что во Франции, наконец, сложилась идеальная обстановка, в которой можно собрать могучую силу, чтобы дать отпор и создать вооруженную нацию. Так или иначе, она тоже найдет способ отомстить.
Первая проверка маскировки Вирджинии состоялась ранним вечером следующего дня, когда они с Арамисом прибыли на вокзал Монпарнас в Париже. У турникетов дежурили офицеры гестапо, встречающие пассажиров агрессивными взглядами, и она знала, что, если ее остановят, ей конец. Чемодан болезненно давил, свисая с левой руки, но ей нужно было выглядеть непринужденно и не вызывать подозрений, поскольку в нем был ее беспроводной передатчик – новая, более легкая версия, хотя он все еще весил тридцать фунтов. К счастью, гестапо не заинтересовалось шаркающей старухой, приехавшей из деревни, – на вокзале толпились подобные ей персонажи. Теперь, когда Вирджиния действовала под прикрытием, каждый такой риск был вопросом жизни и смерти.
Вирджиния путешествовала под новым кодовым именем Марсель Монтань всего через несколько дней после подписания контракта с отделом специальных операций УСС. Она была первым и почти наверняка единственным полевым офицером, перешедшим из УСО за всю войну, – еще один барьер, который сломала Вирджиния. Однако она едва могла бы ответить на вопрос, почему она хотела это сделать. «Я уверен, что главная причина, по которой она хочет перевестись… – это патриотизм, – предположил один из ее вербовщиков, который, похоже, не знал о запрете УСО на ее возвращение во Францию. – Эта дама… родом из Америки»[300]. В действительности же переход к американцам был ее (как обычно изобретательным) способом обойти отказ Бакмастера отправить ее на новую миссию. Вирджиния, вероятно, хотела присоединиться к недавно зародившейся американской службе с тех пор, как разочаровалась в офисной работе в Мадриде, поскольку знала, что УСС отчаянно не хватает опытных оперативников. Она полагала, что крайняя необходимость в условиях войны означала, что даже у одноногой женщины был шанс, – так же, как она раньше сделала это в УСО. По счастливому стечению обстоятельств, пригодился еще один старый друг: Уильям Грелль, бывший менеджер роскошного отеля «Сент-Реджис» в Нью-Йорке, теперь работал капитаном УСС в Лондоне, и она несколько раз встречалась с ним во время загадочных поездок на выходные из радиошколы в Тейме. Сначала Вирджиния не сообщила, что уже работает на УСО, но капитан Грелль понимал, что ее свободное владение французским языком и опыт работы репортером во Франции могут пригодиться, и помог устроить ей собеседование. Вирджиния так сильно хотела получить эту работу, что ясно дала понять: она не новичок в разведке. Вероятно, она провела на вражеской территории больше времени, чем все они вместе взятые, а теперь к тому же еще и умела пользоваться радиопередатчиком. Кроме того, она могла продолжать тесно сотрудничать со своими старыми коллегами из УСО, поскольку в январе два агентства договорились о совместной работе в новом Штабе сил специального назначения (SFHQ) в Лондоне. Поэтому мало что изменилось, кроме ее зарплаты и возможности вернуться во Францию. Вирджиния снова добилась своего, но вскоре ей пришлось отчасти об этом пожалеть.
Впервые миссис Холл узнала о последних событиях в жизни Вирджинии от своих соседей. В город прибыли офицеры службы безопасности УСС. Они заходили в дома, стучали в двери и допрашивали как можно больше людей, которые знали Вирджинию, в рамках проверки службами безопасности. Ее мать заволновалась: Барбара знала, что раньше дочь делала что-то опасное, хотя не догадывалась, что именно. Семья искала подсказки в редких письмах из Европы, следя за ходом войны на карте мира в гостиной и гадая, где может быть сейчас Вирджиния. Они знали, что какое-то время она «отдыхала» в Лондоне, но теперь по бесцеремонным визитам офицеров УСС было очевидно, что Вирджиния возвращается в самое пекло[301]. Возможно, отчасти чувство вины заставляло Вирджинию отправлять почти всю зарплату миссис Холл на семейную ферму (а отчасти, возможно, выдающиеся навыки Барбары в игре на бирже). Деньги в любом случае все еще не были для нее приоритетом. В УСС были поражены, что Вирджиния даже не поинтересовалась размером зарплаты (которая в размере 336 долларов в месяц соответствовала жалованью неженатого младшего лейтенанта армии, без надбавки за особо опасную работу – по очевидным причинам). Эта сумма была на шестьдесят пять процентов больше оклада, который она получала в УСО, но теперь, когда Вирджиния добилась возвращения в поле, зарплата перестала иметь большое значение. Ей полагалось страхование жизни на 10 000 долларов, но она так и не подписала страховой полис, торопясь попасть во Францию[302]. Важнее было то, что, хотя Вирджиния оставалась гражданским лицом, ей наконец-то было присвоено соответствующее воинское звание. В то же время, учитывая ее послужной список оперативной работы в полевых условиях, предлагаемая должность младшего лейтенанта – младшего офицерского звания – была разочарованием. Даст ли ей это статус, необходимый для работы, которую она хотела выполнять?
