Поль провел несколько дней с сестрой в Париже, прежде чем присоединиться к Вирджинии в Лондоне в начале октября 1944 года. После возвращения в Британию у него появилось время для старых друзей, и он договорился встретиться с одним из них за ужином в офицерском клубе. Лейтенант Рене Дефурно, американский товарищ Поля времен обучения, только что вернулся из Кона. Там он был одним из трех агентов, которые взяли на себя управление группами, созданными Вирджинией в Ньевре после ее отъезда в Верхнюю Луару. Он никогда не встречался с ней, но, конечно, слышал о ней и обрадовался, когда Поль, гордившийся своей новой возлюбленной, предложил представить его. Проталкиваясь сквозь толпу посетителей кафе, Дефурно был ошеломлен, увидев женщину лет шестидесяти, одетую в элегантное, но строгое черное платье, шикарную широкополую шляпу и жемчужное ожерелье. Могла ли знаменитая руководительница партизанского движения Диана быть стареющей британской аристократкой? «Она выглядела как старушка с темно-седыми волосами», и в руках у нее был зонтик, который она использовала как трость. Но «она излучала авторитет, – вспоминал он, – как королева».
За обедом у Дефурно возникло ощущение, что Вирджиния, несмотря на всю ее маскировку, обладала «настолько железной волей, что немцы действительно [не хотели бы] с ней связываться». Казалось, что она всегда находилась в состоянии боевой готовности, как будто все еще не переставала высматривать засаду»[394]. В самом деле, хотя она и старалась не раскрывать все карты, Вирджиния опробовала маскировку для будущей операции под прикрытием. Она совершенно не собиралась возвращаться домой, как ожидали от Вирджинии УСС и ее мать, и уже искала новую работу в поле. Франция была почти освобождена от нацистской оккупации, но боевые действия в Европе еще были далеки от завершения, и Вирджиния хотела участвовать в них до самого конца. За ужином разговор зашел об их службе во Франции, и двое мужчин начали размышлять, будут ли они и другие удостоены почестей. Она в течение получаса читала им лекцию на свою излюбленную тему «о том, что мы выполняли эту миссию не ради медалей, почестей или официального признания»[395], а из благородных побуждений.
Была потому некоторая ирония в том, что, пока Вирджиния была в Лондоне, в Париже подполковник ван дер Стрихт из УСС ратовал за то, чтобы официально отметить ее достижения. Он считал, что Вирджиния имеет право на вторую по значимости американскую награду, – крест «За выдающиеся заслуги» – и начал всю необходимую для этого подготовку. Одному офицеру было поручено расспросить своих коллег в Верхней Луаре, таких как капитан Хэллоуз, Боб и Генри, о «женщине в их команде». Первоначальный вывод был таков: «Она очень смелая женщина, проявившая большую инициативу»[396]. УСС написало ее коллегам из УСО, в том числе Джерри Морелу, которого она вытащила из больницы и отправила в безопасное место через Пиренеи, и он смог дать всестороннюю оценку ее работы. В декабре сотрудники УСС посетили Файоля, чтобы узнать его мнение.
За последние несколько месяцев на свободе Файоль обнаружил, что не может перестать думать о ней, хотя для него стало новостью, что она была американкой, а не британкой, и что ее настоящее имя Вирджиния Холл. Возможно, именно потому, что у него больше не было причин рассматривать Вирджинию как угрозу своему статусу или гордости, он смог ясно увидеть ее вклад. А возможно, опьяненный победой, он просто отбросил негативные суждения о способностях женщин и признал, что Вирджиния была выдающимся и самоотверженным агентом. Как бы там ни было, Файоль поменял свое мнение и стал одним из почитателей Вирджинии. Он сказал американским офицерам, что быстрый и необычайный успех в победе над немцами в Верхней Луаре в значительной степени был ее заслугой, кем бы она ни была, – и в этом нет никаких сомнений. Поразмыслив, он оценил, насколько ее роль изменила правила игры. «Вмешательство Дианы сделало возможным надлежащее вооружение наших людей, – сказал он изучающему вопрос лейтенанту Джорджу Шриверу, – и, как следствие, стало возможным быстрое освобождение департамента… задолго до наступления колонн союзников… Все мы… ценили полную преданность долгу и исключительное мужество, которое проявила Диана».
Раскаяние – сильный мотиватор. Возможно, именно сожаление о временах, когда он ставил ей палки в колеса, стало причиной, по которой Файоль посвятил последние десять лет своей жизни исследованию Вирджинии, написав сотни писем и путешествуя в Лион, Париж, Лондон и даже в Америку, чтобы попытаться узнать о ней больше и почтить ее память. Он даже агитировал министров наградить ее французским орденом Почетного легиона, но ему это не удалось: к тому времени, когда Файоль узнал истинный масштаб вклада Вирджинии, ее уже не было в живых, а эта награда не может быть вручена посмертно. События в Верхней Луаре, кажется, долго терзали его совесть, пока в 1990 году он не написал, что, наконец, «мы прекрасно знаем, как многим мы ей обязаны». «Дух Вирджинии воспарил над плато», – написал он в своей книге Le Chambon-sur-Lignon sous l’Occupation («Ле-Шамбон-сюр-Линьон в окупации»). Для тех, кто знал ее в то время, она навсегда осталась Мадонной.
В начале 1945 года представление к награде начало свой мучительный путь через многочисленные официальные процедуры. Как всегда в случае с Вирджинией, этот путь не мог быть гладким. Тем временем во Франции казалось, что ее огромный вклад в освобождение страны будет просто проигнорирован. Де Голль враждебно относился к американским или британским агентам, работавшим на его территории, неправильно понимая их роль и считая наемниками, не имеющими большого значения и даже достойными презрения. На этом этапе войны союзники стремились как можно скорее передать ему власть. Тем не менее он, проявляя крайнюю нелюбезность, заключил в тюрьму одного оперативника УСО и пригрозил тюремным заключением другим, если они немедленно не покинут освобожденную Францию. Он особенно стремился убрать всех женщин с линии фронта, а их роль в значительной степени вычеркнуть из истории.
Морис Бакмастер из УСО настоятельно рекомендовал Вирджинию для представления к Военному кресту за боевые заслуги, упоминая в официальном письме ее героизм в полевых условиях как «наиболее мощный фактор в преследовании вражеских войск». Он писал, что, несмотря на американский акцент, запоминающееся лицо и деревянную ногу, ей удалось провести большую часть войны в тылу врага, не будучи пойманной. Правда, он также отметил, что она нелегко подчинялась дисциплине и любила принимать собственные решения, но Вирджиния внесла «неоценимый вклад в дело союзников и является преданным другом Франции»[397]. В ее личном деле в УСО или УСС нет записей о присуждении какой-либо награды; в последующих кадровых записях об этом также нет упоминания, и у ее племянницы тоже нет об этом сведений. Даже президент Франции Жак Ширак считал, что его страна впервые чествует ее, когда он объявил Вирджинию в 2007 году «настоящим героем». Тем не менее, 16 марта 1946 года Франция действительно наградила Вирджинию Военным крестом с пальмовой ветвью, медалью высокого ранга за боевой героизм. Эта награда стала еще одним секретом, который Вирджиния унесла с собой в могилу – во время пожара во Французском архиве в 1973 году все записи были уничтожены. На данный момент не существует окончательного списка лауреатов различных наград периода Второй мировой войны, и крест Вирджинии с годами исчез в тумане истории. По-видимому, единственное официальное подтверждение теперь погребено в малоизвестных ведомственных архивах в Нормандии, обнаруженных во время исследований, проведенных при подготовки текста этой книги[398]. Так типично для Вирджинии – заставить нас так долго ждать и так усердно работать, чтобы в полной мере осознать ее вклад.
