Ля Шатт тем временем, не смущаясь возникшими трудностями, попыталась взобраться на борт одной из шлюпок, но хлипкую лодку затопило захлестнувшими волнами, промочив женщину до нитки и выбросив в море ее чемодан. После часа борьбы в морской пене двое гребцов бросили попытки подобрать новых пассажиров и сами помчались обратно на корабль как раз в тот момент, когда немцы начали выходить из укрытий. Последним, что увидела группа на берегу, был канонерский катер, в спешке разворачивающийся, чтобы до рассвета умчаться обратно в Британию. Понимая, что дело безнадежно, морской офицер сдался: он знал, что его униформа гарантирует статус военнопленного и сравнительно хорошее обращение. Двое агентов УСО уже скрылись на побережье, но были пойманы на следующий день после того, как фермер за вознаграждение донес на них, – скорее всего, эти агенты впоследствии были расстреляны.
После неудавшейся миссии Лукас, Ля Шатт и Кауберн вернулись в Париж с немецкими надзирателями на буксире, чтобы подать сигнал Лондону для организации еще одной попытки другой ночью. Но Кауберн знал, что его долгом было предупредить Вирджинию, пока не стало слишком поздно: абвер проник в сеть Лукаса, и ее жизнь была в опасности. Члены сети Лукаса знали о ней и о том, где она базируется. Если их схватят и станут пытать, что теперь было вполне вероятно, то скоро о ней узнает и абвер. Как и Питер Черчилль, Кауберн осознавал, что потеря Вирджинии будет большой бедой для УСО. Никто больше не обладал такой сетью контактов, ни у кого не было ни ее каналов связи, ни ее решимости. Кауберн также должен был найти способ сообщить УСО, что радиопередатчик находится в руках немцев и что они должны «любой ценой» прекратить отправку новых агентов на верную смерть. Его единственным шансом – без работающего трансмиттера – было связаться с дружественным военным атташе Вирджинии в американском посольстве в Виши на другом конце Франции (и по другую сторону военизированной демаркационной линии) и убедить его передать предупреждение. Затем он отправится планировал отправиться в Лион к ничего не подозревающей Вирджинии.
Организовав все так, чтобы не вызвать подозрений у немцев, которым было поручено следить за ними, Кауберн присоединился к остальным в поезде, идущем в Париж, и в Ле-Мане, когда у него появилась возможность, незаметно сошел и отправился мучительно медленным рейсом в город Тур. Ля Шатт было приказано сообщить их довольно доверчивым надзирателям, что он уходит просто для того, чтобы спланировать другой возможный маршрут отхода на случай надобности. Однако будучи дородным ланкаширским инженером, на француза он был не слишком похож, и назвать его неприметным было сложно. Когда какой-то мужчина неуклюже попытался заговорить с ним, Кауберн понял, что за ним по-прежнему следят. Так что в Туре он смешался с толпой у вокзала, а затем проскользнул обратно на перрон, чтобы сесть на еще один поезд до Бордо. Он избавился от «хвоста», но на случай дальнейших неприятностей снова не спал всю ночь, все еще в грязных ботинках и задубевшей от высохшей соленой воды одежде. Он сошел в Ангулеме, оттуда прокрался через демаркационную линию и на нескольких автобусах доехал до Лиможа. После этого эпического путешествия длиной в пять полных нервного напряжения ночей он, наконец, прибыл в Виши и промчался мимо группы наблюдения гестапо к значительно поредевшему американскому посольству, чтобы умолять сотрудников передать важные новости в Лондон (а в то время Перл-Харбор беспокоил посольство куда больше). Наконец, растрепанный и измученный, он сел на очередной поезд до Лиона и новой квартиры Вирджинии, куда она переехала с улицы Гроле[125]. Несмотря на просьбы Кауберна прислушаться к его предупреждениям, Вирджиния решила остаться. Ее работа во Франции не была завершена, и она не могла уехать, не доведя дело до конца. Тот факт, что немцы следили за ней, только раззадорил ее, и она еще решительнее стремилась доказать свою ценность, ускользая от их внимания. Больше никаких проявлений слабости перед Бодингтоном или кем бы то ни было. Как сказал ей отец во сне много лет назад в Турции, она была обязана выжить, а также понять, почему, вопреки всем прогнозам, ее жизнь была спасена.
Благодаря усилиям Кауберна Бейкер-стрит успешно получила предупреждение к моменту последней попытки эвакуации Ля Шатт и Лукаса тихой спокойной ночью две недели спустя. По прибытии в уютную прибрежную девонскую деревушку Кингсуэр пару встретил сам Бакмастер, и они без дальнейших заминок отправились в Лондон. После того, как Лукас проинформировал их об истинной личности Ля Шатт, УСО немедленно начали за ней слежку и установили прослушивающие устройства в ее комнате. Они проявили особый интерес к ее красной шляпке, полагая, что это, возможно, был знак нацистам. Когда она перестала быть им нужна, ее отправили в тюрьму до окончания войны.
Тем временем Лукасу не терпелось вернуться во Францию, чтобы попытаться спасти свою сеть, несмотря на очевидную опасность для себя и (в особенности, если он снова свяжется с ней) для Вирджинии. Он предпринял основные меры предосторожности, изменив свое кодовое имя на Сильвен, и вернулся 1 апреля, все же столкнувшись с неразрешимой проблемой: оператора беспроводной связи по-прежнему не было. Невероятно, но всего через две недели Сильвен снова забыл про осторожность и как ни в чем ни бывало отправил к Вирджинии двоих курьеров с сообщениями, которые та должна была передать своим обычным способом. Один благополучно добрался до нее, а другого на демаркационной линии остановил и пытал на протяжении трех дней армейский контроль. Бумаги, которые он нес, были отправлены Бляйхеру. И хоть тот и не знал нового имени Сильвена, но слишком хорошо помнил его почерк. Узнав, что тот, за кем он охотится, вернулся во Францию, Бляйхер безжалостно отомстил за шутку, сыгранную с ним через Ля Шатт. Блестящий охотник за людьми, он, не теряя времени, послал гестапо, чтобы накрыть всю сеть Сильвена, используя детали, полученные им при помощи радио и последующих допросов. 25 апреля они арестовали самого Сильвена в парижском кафе. Во время допроса перепуганный француз пытался покончить жизнь самоубийством с помощью морфия, но потерпел неудачу, и ему крупно повезло, что его отправили в лагерь для военнопленных в Кольдице, а не на расстрел. В очередной раз из-за отсутствия радиста случилась катастрофа. И снова Вирджиния узнала об арестах через свои связи и стала вестником плохих новостей для Лондона. Снова чье-то безрассудство представляло серьезную угрозу ее жизни.
Теперь Бляйхер и в самом деле сосредоточил свой смертоносный гений на выслеживании предполагаемого получателя сообщений от Сильвена. С кем в свободной зоне пытался связаться Сильвен и у кого, очевидно, был надежный канал связи с Лондоном? Теперь абвер знал все о Морисе Бакмастере из УСО и Секции F – но кто, несмотря на все аресты, поддерживал деятельность Сопротивления во Франции? Разведка указывала на ключевую фигуру, действовавшую из Лиона. Кем бы ни был этот находчивый человек, «он» явно был стержнем разведки союзников; его сети Секции F считались в Берлине «врагом номер один» их собственной внутренней безопасности[126]. Этого неуловимого и опасного агента необходимо было выследить и нейтрализовать.
Даже арест Сильвена не остановил «неукротимую» Вирджинию. В отчетах для Бейкер-стрит все время отмечали, насколько эффективно она руководила операциями по всей свободной зоне и – с некоторой помощью от Олива – на побережье. В официальной истории УСО ее автор М. Р. Д. Фут отмечал, что «без ее незаменимой» и опасной работы «можно с уверенностью сказать, что половина ранних операций Секции F во Франции вообще никогда не была бы проведена»[127]. Действительно, имя Вирджинии, вероятно, чаще, чем любое другое, встречается в сохранившихся военных дневниках УСО, отражая то, как она расширяла границы своей роли. Несмотря на постоянно растущую опасность, она собирала подробные данные о политической ситуации во Франции; о масштабе вишистской пропаганды и ее эффекте; об использовании фиктивных деревянных самолетов для обмана британской воздушной разведки; о составе и маршрутах передвижения немецких отрядов; о враждующих группировках во французском Сопротивлении; об установке пулеметных огневых точек на крышах парижских домов; о возможных локациях для будущих актов диверсии, которые уменьшили бы потребность в воздушных бомбардировках с присущим им риском гибели мирных жителей. С помощью того, что она называла своей «политической информационной службой» (состоящей из действующих и бывших чиновников, с которыми она поддерживала связь), Вирджиния могла предоставить Лондону важные данные об отношениях вишистов со странами «оси». Сюда входили сверхсекретные встречи Петэна с Германом Герингом (заместителем Гитлера) и графа Чиано (зятя Муссолини) с адмиралом Франсуа Дарланом (заместителем Петэна). Разведданные почти наверняка направлялись самому Уинстону Черчиллю. Она рассказывала о «нраве» французов, особенно о том, как многие были встревожены унизительной капитуляцией Британии перед японцами в Сингапуре в феврале и фиаско с немецкими линкорами, совершившими «Рывок через Ла-Манш» (отчасти благодаря Бляйхеру). Французы «все еще надеются на свою победу, и многие, многие из них готовы помочь, – отмечала она, – но они были бы признательны, если бы увидели что-то конкретное, кроме отступления»[128].
