Но не всегда и не всем хулиганам удаётся вовремя дать дёру.

Как щас помню, семьдесят девятый год на дворе. Почти двадцать лет назад… во времечко летит! Зима, февраль. Мороз лютый, скрипучий. Та дорога у школы заледенела – сплошной каток. Кучка архаровцев в шапках набекрень удумала цепляться за задние бампера. То двое прицепятся, а то трое, четверо. Ни одной машины не пропускали.

Прибился случайно к той компании Петя Власов. Обычный, непритязательный семиклассник-пионер. Крепкий ударник. Звёзд с неба не хватал, на фоне коллектива не выделялся, в сомнительных проделках ни разу замечен не был. И тут чёрт дёрнул его, дурака, за компанию с теми засранцами за бампер уцепиться.

Проезжал мимо зелёный фургон… о, фильм такой есть – «Зелёный фургон», недавно по телевизору повторяли!.. Ну, «буханка» обычная. Не то чтоб зелёная. Болотного цвета – ну, ты знаешь. Знаешь ведь?! Во-о-о-о-от. Петька портфель в сугроб швырнул да и потрюхал следом за двумя дуболомами, радости полные штаны.

Уцепились, значит. Петька посерёдке. На корточки присели. Едут гогочут. «Буханка» резко тормозит. Шины об лёд визжат. Два дуболома, что с боков, отлетели, как бильярдные шары, да стрекача задали. А Петька об бампер мордой – стук! Тело по инерции под самое днище фургона – хуяк.

Дверца водительская открылась. Наружу вальяжным шариком выкатился толстячок-коротышка в рабочей одежде. Широко улыбался – по-доброму, снисходительно. Но – с ехидцей.

Обошёл мужичок машину. Встал, ручонки короткие в бока упёр. Стал смотреть, как Петька из-под днища выкарабкивается, словно вялый таракан, которого тапкой оглушили. Нос сломанный набок своротило. Кровь не лилась, но сразу видно: худо дело. При переломе носового хряща как раз редко когда кровь идёт… Досталось пацану, в общем, за его дурость.

Школьнички у крыльца попритихли, резвиться перестали. Смотрели, чего дальше будет.

Толстячок наклонился, помог малому из-под днища выкарабкаться.

А дальше…

Дальше как-то чертовски быстро всё произошло. Он ему одной ручонкой подниматься помогал, а другой в то же самое время открывал заднюю дверцу фургона. Как только малец худо-бедно на ноги встал, фургонный его за шиворот хвать да и швырнул, как котёнка, внутрь. И дверку захлопнул. Не спеша вернулся вразвалочку на водительское место. Мотор рыкнул. Машина тронулась, чуть пробуксовала на ледяной корке да и уехала.

Никто ничего не успел сделать. Да никто и не пытался…

Дядь Володя прервал рассказ, увидев бегущего по стене таракана. Схватил горелку. ВУХ-Х-Х-Х-Х. На обоях осталась неопрятная коричневая отметина. Обугленный трупик брякнулся о пол, лёг кверху брюшком. Передняя лапка ещё какое-то время дрыгалась, словно в знак приветствия. Хозяин и гость наблюдали. Когда насекомое испустило дух, вернулись к разговору.

– Закурим? – предложил дядь Володя. На столе откуда ни возьмись нарисовалась грязная хрустальная пепельница.

Владимир Сергеич достал было из нагрудного кармана рубашки, засаленного больше, чем сама рубашка, початую красную пачку «Примы ностальгии». Илья жестом остановил его, извлёк из кармана джинсов синий «Соверен», раскрыл и протянул собеседнику – угощайся, мол. Хозяин одобрительно крякнул, вытянул из пачки сигарету.

Закурили. Помолчали. Кухню заполнили вязкие косматые волны сизого дыма.

– Скажи, первые затяжки самые кайфовые? – произнес дядь Володя.

– Умгу, – подтвердил Илья, глубоко затягиваясь. – Так что в итоге с мальчиком тем?

– С Алёшкой?

– Да нет же! Вы ж только что про… про… про Петьку рассказывали. Который под колёса попал. Тьфу! Не под колёса, а…

– А-а-а-а-а-а, Петька-то! Власов! Да, точно-точно. Про него я и рассказывал. В общем, забрал его с собой тот мужичонка-коротышка.

– И всё? – разочарованно поднял брови Илья.

– Ну, как тебе сказать… – Дядь Володя поднялся с табуретки, смачно харкнул в раковину. Вернулся на место, положил ногу на ногу. Затянулся и объявил громогласно: – И всё – да!

Илья хотел возразить, но слов не нашлось – только руками развёл.

– Ну, как всё. Всё, да не всё. Дети, что у крыльца школьного отирались, номер-то запомнили. И сообщили кому надо. Но… видишь ли… не было такого зарегистрированного номера. Он даже, сука, стандартам тогдашним не соответствовал ни хрена.

– Но ведь у автомобиля могут быть какие-то… как это у вас называется… – Илья щёлкнул пару раз пальцами. – … особые приметы – вот!

– Хе-хе, – усмехнулся хозяин. – А ты смышлёный! Да, были особые приметы. Была. Одна. С того боку, что на школьное крыльцо смотрел, хорошая такая длинная отметина красовалась – почти во всю длину кузова. На саблю похожа.

– И что, неужто не сумели найти ту машину?

– Не, не сумели.

– ?

– Зря смеёшься. Проработку основательную организовали. И по городу, и по области, и по соседним. Никто – НИКТО! – такой машины не видал. И номеров таких не видал. И как она въезжала в триста одиннадцатый квартал. И как она хоть где-нибудь из него выезжала.

– Да не может такого быть…

– Знаю, знаю, что не может. Но мы тогда на совесть работали. И сработали тоже на совесть – хоть оно и принято говорить, что менты козлы. Всё проверили. Всё, что только можно. Единственное место, где ту «буханку» видали, – школьное крыльцо. Больше нигде.

– Так может, она из квартала и не выезжала…

– Может. Но на квартале мы тогда основательней всего шерстили. – Дядь Володя затянулся, выпустил дым Илье в лицо и вкрадчиво отчеканил: – Никто. Никогда. Больше. Не видел. Ту. Машину.

С самодовольным видом он откинулся на табуретке – будто бы в кресле перед камином.

– В общем, мораль сей басни такова: не надо хулиганить, – резюмировал заплетающимся языком Илья.

– Твоя правда, – согласился Владимир Сергеич и ткнул в нового таракана тлеющим окурком.

Зашипело. Насекомое затрепыхалось.

Тык. Сгорели усики.

Тык. Подпалило лапки.

Тык. Почернела хитиновая спинка.

– А ещё нужно слушаться взрослых, когда они тебе говорят дверь никому не открывать, – сказал он, задумчиво глядя на покалеченного таракана – тот на единственной уцелевшей лапке всё ещё пытался уползти.

– Ну-ка? – Илья предвкушал новую увлекательную небылицу.

– Вот тебе мама в детстве говорила, что нельзя незнакомцам дверь открывать, когда дома один?

Илья задумался, почесал подбородок.

– Не помню такого. У нас двор дружный был, мы даже двери не всегда запирали. И ключ запасной под коврик прятали.

– А тут не так. Квартал тридцать с гаком лет назад построили – и уже с тех пор родители детям говорили: остаёшься, мол, дома один – никогда не открывай дверь; у нас ключи есть – мы сами откроем; будут звонить-стучать – даже не подходи, сиди тихо. Откуда оно пошло – никто не знает. Вот, к примеру, какая история приключилась что-то лет пять-шесть назад.

Стояла снежная, трескучая зима. Крыши, деревья, тротуары – всё покрылось хрустящей голубоватой корочкой. Румяное морозное солнце било в глаза. Детишки ходили в школу, а после смены и по выходным резвились на горке в овраге под мостом – скатывались на санках, покрышках, играли в снежки, лепили крепости.

Кроме Витеньки.

Первоклассник Витенька часто болел.

Был он, справедливости ради сказать, не совсем первоклассник. В «нулёвке». Это что-то вроде самой старшей группы детсада, но уже с полной учебной программой первого класса школы.

Жил Витенька в нашем доме, в соседнем подъезде. Ходил в «нулёвку» вот в этот самый садик, что напротив. Болел он, как я уже говорил, часто и сильно. То острое отравление, то краснуха с температурой под сорок, то ещё какая напасть.

Так и в тот раз приключилось. Отец на работу ушёл, братика в ясельную группу отвели, мама на кухне да по хозяйству занималась. А Витенька температурил, сидел укутанный в сорок одёжек у окошка. Смотрел в окна напротив, как его класс учится письму, чтению, арифметике. Как Галина Игоревна по-птичьи размахивает руками у доски, бойко строчит мелом, что-то объясняет, ходит вдоль рядов. Витенька даже будто бы интонации её улавливал.