Интересно, что и на Западе только в 1980-х поняли, что советские ученые Старос и Берг (последний умер в Москве в 1998 году) — это беглецы Сарант и Барр»[258].

Надо отдать должное Филиппу Георгиевичу Старосу — он основал советскую «Силиконовую долину» в подмосковном Зеленограде раньше Калифорнийской. Прах этого выдающегося советского ученого после долгих переездов наконец-то обрел покой на Большеохтинском кладбище в Санкт-Петербурге. В 1989 году его вдова Анна Петровна обратилась в американское посольство в Москве с просьбой о восстановлении ее первоначальных документов на миссис Кэролайн Дэйтон. В 1991-м семья Староса вернулась в США.

Ю. Г. Пузаченко считал: «Дальневосточный научный центр — это конец периода экспансии науки по стране. Андрею Петровичу досталось охвостье парада „наукоградов“, когда этот импульс уже издох. Его ценные качества было трудно реализовать на спаде. Понимать его трагедию на Дальнем Востоке можно только в этом контексте».

«Андрей Петрович был еще слишком молод в то время, — возражает ему Ю. П. Баденков. — Когда он возглавил ДВНЦ, ему было 40 лет. А „молодыми“ в Академии наук считаются до пятидесяти. Когда открывают вакансию „молодых членкоров и академиков“ — это как раз для таких, а Андрей Петрович даже в эту категорию не входил. Потом, конечно, его общая культура: общение с ним было очень демократичное, он был очень далек от всяких бюрократических, чиновничьих подходов, от чего и страдал. Конечно, его не очень привечали в Приморском крайкоме. Потому что он всегда был достаточно независим.

То, что он рано оттуда уехал, тоже было следствием отсутствия у него привычки брать под козырек. Крайком решил, что ДВНЦ — его академия наук, они там главные и командуют. Андрей Петрович вызывал там массу нареканий у партийных чиновников, начиная от каких-то дурацких до стратегических вещей, но отстаивал свою позицию до конца, мог проявлять самостоятельность благодаря своему качеству бойца, о котором даже не все знают. Зато я знаю, как ему это было непросто: он очень переживал, поскольку был очень чувствительным и ранимым человеком».

«Я тоже был молодой и слишком прямой, — сетует В. Я. Сергин, — и говорил вещи, которые никогда говорить не надо. Наверное, я был плохо воспитан. Мы с Андреем Петровичем оба дети того честного времени. Просто у нас была разная подготовка. Он был рожден начальником, а я должен работать. Человек он был обтекаемый, округлый, доброжелательный и искренний». Сергин проработал в ТИГе до 1980 года, пока не потерял интерес к климатическим моделям. Он уехал на Камчатку заниматься моделированием работы человеческого мозга, а его брат С. Я. Сергин уехал в Калининград.

Ю. А. Авдеев рассказывает: «Еще со времен только становления ДВНЦ во Владивосток и другие города Дальнего Востока: Хабаровск, Благовещенск, Магадан, Южно-Сахалинск — приехали выпускники разных вузов страны. В их числе тогда оказался и я… В какой-то момент что-то пошло не так, сократили финансирование, упростили проект, одним словом, все пошло „наперекосяк“. А молодежь — народ горячий: кто-то сразу уехал, кто-то стал требовать, наиболее инициативные провели общественный опрос, и я с результатами этого опроса выступил на комсомольском собрании ДВНЦ, где присутствовало более 600 человек. В конечном итоге все претензии были адресованы Андрею Петровичу, и видно было, что это его так задело, что в нарушение регламента он взял слово и, как мог, пытался нас вразумить, что далеко не все зависит от него. Значительно позже, когда мне самому пришлось окунуться в проблемы города (будучи заместителем председателя Владивостокского городского совета народных депутатов), стало понятно, что наши нападки тогда были и обидными, и несправедливыми. У меня не было возможности при личной встрече с Андреем Петровичем принести свои извинения за ту горячность, поэтому я хочу это сделать сейчас.

За последнее время во Владивостоке появились улицы, названные в честь многих ученых дальневосточной науки: есть улица Крушанова, улица Воронова. В центре Владивостока на бывшей Колхозной улице, а теперь Семеновской, стоит девятиэтажная башня, в которой жил основатель и первый председатель Президиума ДВНЦ. Рядом с этим домом есть мемориальная доска в честь уважаемого и знаменитого спортсмена, олимпийского чемпиона, а вот о том, что здесь жил, и рядом на Уборевича, 17, работал Андрей Петрович Капица, такого памятного знака нет. Так, может быть, нам, его сотрудникам, организовать такую акцию среди ученых Владивостока и оставить память о нашем выдающемся современнике?»

Академик Н. С. Касимов считает: «ТИГу вообще надо присвоить имя Андрея Петровича Капицы. Ведь он основал институт Академии наук, который продолжает работать и развиваться. Не каждому ученому-организатору удалось сделать такое. Не с каждым именем такое связано».

Что же касается «спасибо, которого, мне показалось, нам не сказали», по выражению Ю. Г. Симонова, то Институт автоматики и процессов управления (ИАПУ) ДВО РАН в 2006 году отпраздновал свой 35-летний юбилей. «По этому случаю в „Вестнике ДВО РАН“ вышла большая парадная статья. На фотографиях около сложных научных приборов все бывшие и нынешние сотрудники ИАПУ заботливо подписали себя с упоминанием титулов и должностей. В дежурных случаях — за столом президиума и при вручении переходящего Красного знамени, а куда денешься? — подписали членкора АН СССР А. П. Капицу с указанием в скобочках (председатель ДВНЦ АН СССР). А вот Филипп Георгиевич Старос у них в статье или сидит на табурете или стоит в окружении коллег с краткой подписью „Ф. Г. Старос“, и всё. Кто такой? Шофер, лаборант, ответственный за пожарную безопасность, а может, за гражданскую оборону?»[259]

Так в итоге своих дальневосточных приключений Андрей Петрович Капица оказался в Москве на больничной койке и сам удивлялся своему положению:

«Последней моей больницей была Кунцевская, причем там процесс лечения был прямо пропорционален количеству седовласых профессоров, консультировавших моего лечащего врача по моей особе.

Так как мне разрешались прогулки, утром я выскакивал через пролом в бетонном заборе, около которого меня ждала машина, и до обеда делал всякие необходимые дела. А после обеда меня уже осматривал очередной профессор:

— Вот видите, как вам на пользу идут прогулки на свежем воздухе! Все идет хорошо, скоро вас на реабилитацию отправим!

— Какая реабилитация? Я ведь никогда не сидел и вообще ни в чем не виноват, — в ужасе говорил я»[260].

А дел было много.

Ю. Г. Симонов вспоминал: «Андрей вернулся в Москву. А Московский университет его не берет! Все места заняты, и деканом на факультете давно Алексей Максимович Рябчиков, присланный из органов».

К тому же в МГУ только что был назначен новый ректор Анатолий Алексеевич Логунов — совсем не из круга общения Андрея Петровича и вообще семьи Капиц. В 1973 году Логунов был одним из советских академиков, написавших в газету «Правда» письмо, осуждающее «поведение» академика А. Д. Сахарова, порочащего государственный строй, честь и достоинство советского ученого и так далее.

Но первым делом Андрею Петровичу надо было решить вопрос, кого оставить на своем месте в Тихоокеанском институте географии. Б. И. Втюрин вспоминал: «Пять лет я проработал замдиректора, а договор мой был на пять лет, и уже пошел на шестой год. Еле-еле Андрей Петрович подписал мое заявление об уходе. И даже когда я вернулся в Москву, он все продолжал меня уговаривать: „Как? Ты отказываешься? — удивлялся. — А я уже договорился с Авсюком (Григорий Александрович Авсюк, гляциолог, член-корреспондент и академик (1984) АН СССР, завотделом гляциологии ИГАН, с 1968 по 1988 год заместитель академика-секретаря Отделения геолого-географических наук АН СССР. — Прим. авт.) и Мельниковым (Павел Иванович Мельников, член-корреспондент и академик (1985) АН СССР, директор Института мерзлотоведения СО АН СССР в Якутске, председатель Научного совета АН СССР по криологии Земли. — Прим. авт.), чтобы тебе дали членкора“. Но мне страшно не хотелось.