Нынешний председатель Приморского научного центра Дальневосточного отделения (ДВО) РАН академик В. И. Сергиенко, вице-президент РАН, научный руководитель Института химии ДВО РАН, считает: «Талант крупного организатора науки, первого председателя ДВНЦ АН СССР, проявился в системности принимаемых решений — кроме новых институтов, создавалась инфраструктура научного центра: автобаза, морской исследовательский флот, ГИПРОНИИ, Управление материально-технического снабжения, Управление капитального строительства, Центральная научная библиотека, больница с поликлиникой, была учреждена газета „Дальневосточный ученый“ (начала выходить с 4 января 1974 года. — Прим. авт.), развернулось строительство жилых комплексов для ученых, общежитий для молодых ученых и аспирантов, строились школы и детские сады.

Думаю, что одной из основных заслуг Капицы А. П., как первого председателя ДВНЦ АН СССР, безусловно, было умение разбираться в людях, умение разгадать талант организатора и лидерские качества у людей, привлекаемых из центральных регионов для организации новых лабораторий и институтов, умение правильно организовать работу научно-вспомогательных структур и, конечно же, умение обосновывать и отстаивать в эшелонах власти необходимые вопросы по развитию науки в регионе, далеко отстоящем от центра страны… Активно формировался кадровый потенциал науки. Резко возросло число морских и наземных экспедиций, научно-исследовательских стационаров, научных конференций.

Ответственность, требовательность к себе и подчиненным — вот те черты характера, присущие Капице А. П. — одному из организаторов дальневосточной науки второй половины XX века. При этом он был доброжелательным, открытым человеком. Большим и добродушным! С ним было легко».

«В общем, наш институт потихонечку, худо-бедно начинал работать, чего-то печатать, сборники какие-то делать, — вспоминал Ю. Г. Пузаченко. — А Андрей Петрович в Президиуме ДВНЦ на Ленинской сидел, и там составили большой план, каким будет владивостокский академгородок: институты, жилые дома, океанариум, на спуске беседки, у моря причалы для яхт. Все вот такая красота! Институт рядом со станцией электрички „Чайка“, на улице Радио, тогда только заложили, куда в будущем мы должны были переехать, и он нас с Юркой Баденковым вдруг вызывает, говорит: „Поедемте!“ Ну, поехали мы туда. И вот он стоит, глаза его покрыты влагой от его детища, и он, так сказать, фантазирует, как здесь все будет.

Ну, как человек реалистичный, я чуть подхихикиваю по этому поводу. Насчет того, что было бы хорошо, конечно, но по нашим временам как-то несколько смело.

Но что важно? Его увлеченность! И эмоциональность. Было видно, что он абсолютно неформален в своей работе. Это было дело, которому он служит, и служит совершенно искренне.

Это вот мне очень запомнилось. Как сейчас вижу эту картинку! Он стоит, как Петр I — „Здесь будет город заложен назло надменному соседу“!»

«В 1971 году во Владивостоке выдалось просто шикарное лето, — вспоминала Т. Ю. Симонова. — Оно началось прямо 1 июля, и стало сухо, причем по всему Дальнему Востоку: с севера и до самого юга. И еще в середине октября наступило совершенно роскошное бабье лето. Плюс 23–24 днем, немножечко температура понижалась ночью, никакого муссона. Все это желтеет, рыжеет, буреет, краснеет с каждым днем — просто потрясающе! К берегу подошло теплое течение Куро-Сио, которого до этого не было двадцать лет. В море появились невиданные южные рыбы. И все подумали, что там Сочи, и решили остаться».

Анна Андреевна Капица рассказывает: «Владивосток — город необычный, абсолютно самобытный. Самое страшное время там — июнь. Идет вроде дождь и не дождь. Очень влажно, во все стороны летает такая мелкая морось. Муж говорил: „Я высушу фотографии вечером, а утром они всё еще мокрые!“ Так же и с бельем, и со всем.

Когда мы туда приехали, у нас была собачка — пудель средний, а для Владивостока это был какой-то нонсенс. Собака на поводке, собака в доме — вообще абсурд! „Это шож такое — собака у хате?! Ты в деревне-то держи собаку в будке, но у хате-то нельзя!“ Это они так говорили. Вот идешь по улице с собакой на поводке, а они: „Ой, гуляш идет!“ В смысле, живое мясо. Все думали, маленькую овечку ведут. А один раз зимой с собачкой в комбинезончике гуляем и слышим, как жена распекает мужа: „Вон, смотри, эти сумасшедшие москвичи уже вторую шубу собаке купили! А ты мне первую не можешь купить!“ Со временем и там начали появляться собаки на поводках, и разных пород. Получается, что мы эту моду во Владивосток принесли!

Мы жили в самом центре, гуляли по всем главным улицам и набережным, где люди ходят. Были на виду. Хотя с точки зрения местного общества, каких-нибудь там секретарей крайкома или начальников порта, мы жили для председателя ДВНЦ в смешной квартире — на девятом этаже панельного дома, в объединенных „двушке“ и „трешке“. Но нам было хорошо. Хотя с точки зрения местной элиты жить в такой башне „на семи ветрах“, когда лифт отключают в одиннадцать вечера и лифтер уходит домой — непрестижно.

С мебелью в городе тоже были большие проблемы. Поэтому все, что мы привезли в 1968 году с Ленинского, 13, в свою университетскую квартиру плюс чего-то докупили — погрузили в контейнеры и отправили во Владивосток. Там комнаты были поменьше, попроще, и у отца был такой длинный кабинет, в котором с одной стороны входная дверь, с другой — балкон, и все стены в книжных шкафах — вот и вся обстановка! А потом эти шкафы, конечно, вернулись в Москву на свое место.

Во Владивостоке у нас вода вообще не всегда была. В каждой квартире хранился запас. В туалете помню колоссального размера бак, в который набиралась холодная вода, когда она была. Куда уж там горячая! Лишь бы холодная!

Поначалу город считался закрытым. Когда мы туда приезжали в 1970-м, в него нужен был пропуск. Билет просто так нельзя было в Москве купить. Нужно было сначала сходить в районный отдел милиции и получить разрешение. И в 1971-м тоже. А, по-моему, в 1972–73-м оно стало уже не нужно.

Находка оставалась абсолютно закрытой, а во Владивосток уже можно было купить билет. Причем в Находку нельзя было купить билет и во Владивостоке. Но если ты был местный житель с местным паспортом, то билет легко покупал. А с другой стороны, когда ты шел пешком, тебя никто не спрашивал. И никто не останавливал! Сколько мы там перемещались на этих попутках, которые лес возили! В любую сторону!

Папа часто приходил расстроенный. Потому что там все время были какие-то трения то с властями, то с кагэбэшниками, которые всё чего-то закрывали, открывали, то опять закрывали, какие-то документы становились недействительными! Трудности бытования в приграничном городе. База флота плюс московские ученые, которые не очень-то по струнке ходят.

В те времена во Владивостоке были музыкальный и драматический театры, театральное училище. Несколько кинотеатров. Краеведческий музей очень интересный — его собирали все 100 лет, что существовал Владивосток. Это возле кинотеатра „Комсомолец“, на спуске к Штабу Тихоокеанского флота. Еще музей художественный, но там были очень средненькие работы, скажем так: художник Черкасов, „почти Шагал“. Помещичьих усадеб на Дальнем Востоке не было, поэтому картин взять было неоткуда».

Ю. П. Баденков тоже поселился в центре Владивостока, недалеко от ТИГа: «Мы жили с Вячеславом Георгиевичем Коноваленко буквально соседями по дому, квартира была с шикарным видом на бухту Золотой Рог, на улице Геологов, сейчас она называется прапорщика Комарова».

В. Я. Сергин вспоминает: «Я получил прекрасную трехкомнатную квартиру. Сразу. Я же приглашенный ученый! Человек Президиума Академии наук. Из группы ученых, которая приехала все организовывать. И я ни в чем не терпел никакого ущерба. Прекрасная зарплата, с дальневосточной надбавкой получалось рублей 600. При тех ценах, которые тогда были, это очень большие деньги!»

А вот что рассказывает в своем блоге В. А. Деркачев: «В только что созданном Институте географии доминировали молодые специалисты, прибывшие преимущественно из МГУ и других московских вузов. Поэтому особенно острой была жилищная проблема. В Геологическом институте на 96 нуждающихся сотрудников выделили одну квартиру. Проблема была настолько остра, что прибывших молодых специалистов селили в лаборатории одного из институтов, временно расположенного в здании Президиума ДВНЦ на улице Ленинской. В одном помещении жило несколько мужчин — младших научных сотрудников-холостяков и одна семья с грудным ребенком. Председатель Президиума ДВНЦ Андрей Петрович Капица в своей жизни никогда не сталкивался с жилищным вопросом, возможно, поэтому своевременно не оценил острейшую проблему.