Леон молчал так долго, что Мирта успела замерзнуть. Холод пришел неожиданно, хотя из окна и раньше дул свежий ветер. Сейчас же он стал прямо-таки ледяным. И снежинки, которых заносило в распахнутые створки, перестали быть мягкими и пушистыми. Они кололи ее обнаженную спину, вонзались острыми иглами, будоражили душу, заставляя жалеть о сказанном. А еще Мирте показалась, что она слышит, как за окном воет не только буря. Там завывал кто-то еще. Кто-то побольше снежных котов, которые, кстати, куда-то исчезли.
– Право, так неожиданно, – наконец, признался Леон. В другой ситуации Мирта обрадовалась бы его растерянности, но сейчас ей так хотелось услышать его твердое и решительное «да». Интересно, ждал ли герцог Маранфорд ее ответа с таким же нетерпением?
– Боюсь, моя зарплата едва ли сможет покрыть ту сумму ваших карманных расходов, что вы привыкли получать от родителей.
«Я могу работать за еду и кров», – хотела было сказать Мирта, но вовремя прикусила язык. Добиваясь мечты, нельзя терять голову.
– Меня устроит вознаграждение, что вы, к примеру, платите вашей служанке Бри за месяц, – деловито сказала она, запрещая себе радоваться тому, что, кажется, они уже перешли к обсуждению зарплаты. Не означало ли это, что колдун согласен? Нужно быть осторожной, ни в коем случае его не спугнуть.
Но тут Леон ответил и все испортил:
– Пожалуй, я возьму вас на работу рисовальщицей. Но у меня есть условие. Вы меня поцелуете. Прямо сейчас.
Если бы не порыв ледяного ветра, врезавшийся ей в спину, Мирта, наверное, не сдержала бы слез. Хоть и уговаривала себя не верить, но все-таки слишком понадеялась, что ей повезет. А оно вон в какую сторону обернулось. Леон Карро был куда симпатичнее герцога Маранфорда, в постель которого собиралась Мирта, да и просил он всего поцелуй, но лучше бы колдун отвесил Мирте пощечину. Ей давно не напоминали так больно о ее месте и роли. Кукла. Красивая, возможно, полезная. И то лишь потому, что дочь Готтендамеров.
– О, вы меня не поняли, – вдруг засмущался колдун. – Вас постоянно опекают. Вы лишнее движение боитесь сделать без согласования с вашими тетушками. Вы богатая наследница Готтендамеров, избалованная родителями и их деньгами. Мне нужно знать, насколько вы тверды в своем решение. Я очень серьезно отношусь к подобного рода сделкам. И если так окажется, что завтра, когда мы все-таки остановим этот снег, непогода закончится, и вы укатите к Маранфорду, боюсь, я могу последовать примеру Бенедикта и наслать на вас проклятие, находясь под впечатлением того, как вы со мной поступили. Я очень расстроюсь, если на другой день вы передумаете. Поэтому докажите, что вы серьезны как никогда. За вами постоянно наблюдают. Так, бросьте им вызов. Поцелуйте меня. Решитесь на то, что невеста герцога никогда бы не сделала. Я не попрошу о большем. Лишь об одном поцелуе.
– Я не избалованная, – прошептала Мирта и вдруг поняла, что отступать уже некуда. Либо она его поцелует, либо выпрыгнет в окно. Пусть лучше потонет в снегу, чем станет дальше так жить.
Призвав на помощь всех зимних духов, что привели ее в этот замок на встречу с Леоном, Мирта решительно схватила его за отвороты камзола, встала на цыпочки, проклиная его высокие каблуки, и прижалась губами к губам колдуна, совершенно не зная, что за этим последует. Мирта целовалась в первый раз в жизни и готова была немедленно отпрянуть, испугавшись неожиданных эмоций, но Леон уже перехватил инициативу и, нежно обняв одной рукой за талию, другой придержал ее голову, не давая отстраниться. Поцелуй, который должен был стать манифестом ее будущей свободы, вдруг превратился во что-то иное, доселе неведомое и оттого прекрасное. Оно имело вкус новогоднего волшебства и уверенности, что завтра все будет хорошо. А послезавтра еще лучше. И дальше день за день в ее жизни будут наступать радости вперемежку с бедами, но счастье останется в душе навсегда. Его семена посеял в ее сердце в эту новогоднюю ночь Леон Карро, и оно обещало вырасти могучим и стойким ко всем жизненным невзгодам.
Колдун отпустил ее так неожиданно, что Мирта едва не упала, но в следующий миг сильнейший порыв ветра все-таки повалил ее на паркетный пол. А вместе с ней и половину гостей – тех, кто еще стоял на ногах. Остальные либо сидели, либо лежали на столах и стульях, изможденные весельем. Падая, Мирта едва не ударила голову о подоконник, но ей повезло врезаться в снежного кота, который в это время лениво вползал в окно. За ним толпилась целая банда котяр в белоснежных шубках, ожидая своей очереди вторгнуться на человеческий праздник, но внимание девушки уже принадлежало не им.
То, что ее на самом деле толкнуло, летало под потолком их праздничного зала, и иначе как бредом наяву видение назвать было нельзя. Если на снежных котов люди раньше не смотрели, то не заметить огромного льва с крыльями, который парил над елкой, было трудно. Правда, большинство гостей были настолько навеселе, что принялись кричать льву «Киса, киса» и пытаться допрыгнуть до него, чтобы коснуться висящего хвоста с пушистой кисточкой на конце. Все они, очевидно, мешали Леону, который неизвестно откуда вытащил лассо красного цвета и отчаянно искал место, чтобы размахнуться и заарканить невиданную тварь.
Общее веселье закончилось, когда лев, ловко увернувшись от петли колдуна, вдруг ринулся к камину и спикировал прямо на мертвого Блая. Миг – и голова мертвого ученика скрылась в пасти зверя. Вероятно, лев ожидал получить нечто иное. Разъярившись, летающая тварь выплюнула голову Блая в толпу гостей, метко попав прямо в шоколадное фондю и покрутив лохматой башкой, уцепило взглядом пытающуюся подняться Мирту.
Заглянув в желтый глаз свирепого зимнего духа, девушка пожалела, что обратилась к нему в мыслях за помощью. А еще Мирта вдруг поняла, что, кажется, настали ее последние уже даже не минуты, а секунды. Сомнений, что крылатый лев откусит голову теперь и ей, не было, но тут Леон все-таки сумел закинуть красную петлю на шею твари. Создание мгновенно потеряло интерес к Мирте, переметнулось на колдуна, однако петля принялась затягиваться, сжимая могучее горло. Лев захрипел, забил крыльями, сшибая игрушки с ели и украшения со стен. Свечи разом потухли, и чудом ничего не загорелось от перевернутых светильников. Возможно, оттого, что пол давно покрывал тонкий слой снега. Тварь билась уже почти под потолком, волоча за собой Леона, которого давно подняло в воздух. Но колдун держал свое лассо крепко, оно же медленно душило зимнего духа, не давая ему свободы. Так они и вылетели в центральное окно, разбив красивый витраж, служивший украшением гостевой: крылатый лев с петлей на шее и колдун, болтающийся на красной веревке.
А в следующий миг в замке повалил снег. В гостевой он сыпал с потолка, мгновенно затушив камин и заполнив уже опустевшие блюда новым содержимым – мягким, пушистым, холодным и враждебным. Но настоящая беда случилась в коридорах. Больше всего это было похоже на лавину, потому что двери вдруг сами захлопнулись, а одна створка от удара влетела внутрь помещения и, врезавшись в камин, сиротливо замерла на уже запорошенных углях. В проеме дверей виднелась лишь снежная масса, заполнившая коридор от пола до потолка. Гостевой зал завалило в прямом смысле слова, перекрыв выходы.
Поневоле вспомнились пророческие слова Клариссы Вермонт: а кто заснет, того выкинут из окон в снег наружу. Только выход через окна и остался, потому что снег подступил почти под самые наружные подоконники, завалив нижние этажи.
Мирта напряженно всматривалась в темнеющее небо, покрытое бело-серыми точками непрекращающегося снега. Кажется, любить снег она уже точно никогда не сможет. Ни Леона, ни крылатой твари видно не было. И ничего не слышалось, кроме завываний Клариссы, да вторящей ей бури.
Заканчивался последний день старого года. Приближался год новый.
Мирта с отчаянием отвернулась от окна, и тут ее взгляд упал на картину, висящую над камином. Странно, что она не обратила на нее внимание раньше. На картине был изображен замок колдуна, но летом. Отчетливо виднелись все башни, дворовые постройки, старая и новая конюшня, сад и… кое-что еще.