Громко так пищит».

Теперь пела уже не только Мирта, но и вся гостевая.

«В замке живет индюшка,

Она клокочет, а курица кудахчет,

И цыпленок пищит,

Громко так пищит».

Мирта и не ожидала, что песня настолько придется по душе захмелевшим гостям под Новый год. Кларисса что-то выкрикивала, оттесненная к самым дверям, а вот Леон Карро улыбался от души. Увидев его улыбку впервые, Мирта даже растерялась, но простая мелодия не позволила сбиться с ритма. Они спели про петуха, голубя, кошку, собаку, овечку, козу, корову, быка и кролика, а потом пошли по новому кругу. А затем еще и еще.

На четвертом повторе Мирта замолчала и потихоньку улизнула с импровизированной сцены, но разошедшаяся толпа не заметила ее исчезновения. Казалось, то была простая песня, но столько сил и решимости девушка в себе давно не чувствовала. Видя, что колдун поднялся, Мирта решительно направилась в его сторону. Однако на этот раз ей не дали произнести ни слова.

Повинуясь невидимому приказу настоящего хозяина, оркестр прекратил дурачиться и вдруг грянул вальс, да так величественно и профессионально, что на миг Мирте показалась, будто она и впрямь очутилась на балу герцога. Даже музыканты семьи Готтендамер не могли сыграть Зимний Вальс лучше.

Леон подхватил ее неожиданно, не дав опомниться или сказать слово против. И вот они уже открывали танец, подавая пример остальным. Ноги быстро вспомнили заученные с детства движения, правая рука спряталась за спиной, левая послушно легла в руку Леона – они начали с классического ампирного вальса, чинно и степенно. Казус с детской песенкой забылся, дамы одна за другой выплывали в зал, ведомые кавалерами. Снег позабыл все приличия и уже падал сверху, на скрываясь. Правда, внизу ему приходилось все же с шипением таять, потому что масляных ламп, свечей и светильников горело столько, что отморозились даже стекла на окнах.

Леон улыбался, а неизгладимая морщинка между его бровей совсем не казалась лишней. Наоборот, она придавала облику колдуна особое очарование. Глядя на Мирту, он молчал, но позволял себе все больше и больше. На вторую минуту его рука, держащая ее, скользнула из положения «сбоку на талии» в положение «глубоко и крепко за талию». Мирта подумала и решила, что без ответа оставаться не будет, и тоже нарушила этикет, крепко сжав пальцами его руку, в которой лежала ее ладонь. Колдун обнаглел и опустил свою левую руку чуть ниже. Мирта тоже решила не стыдиться и, вытащив правую руку из-за спины, положила ее на плечо своего неожиданного кавалера – прямо на эполеты. Нарушить этикет сильнее было невозможно, но оба уже, не скрываясь, смеялись. Сначала Мирта собиралась потихоньку улизнуть в покои, но сейчас ей хотелось растянуть праздник как можно дольше. У нее давно так резко не менялось настроение. Пока Леон молчал и улыбался, с ним было мирно, сердечно и спокойно, но вот взгляд Мирты случайно упал на перекошенного Блая, и она вывернулась из объятий Леона, быстрым шагом устремившись к дальнему окну с распахнутыми створками. Жара в зале поднялась такая, что можно было задохнуться. А тут еще Леон со своими танцами.

Мирта высунулась в окно, зная, что колдун последовал за ней. Этого ей и требовалось, потому что здесь, где свободно гулял сквозняк, никого из гостей не наблюдалось. Мирте даже подумалось, что так жарко было ей одной. Будь ее воля, она бы распахнула все окна, но распаренные гости веселились, и никто на духоту особо не жаловался. Отдельные снежинки залетали в распахнутые створки, но напротив окна возвышалась стена угловой башни, которая защищала от сильных порывов. Ветер разгонялся по стене вверх, но внутрь не попадал. Зато у открытого окна царила долгожданная прохлада. Она остудила разгоряченную после танца голову и позволила настроиться на серьезный лад.

– Его надо немедленно унести отсюда и похоронить, – заявила Мирта, развернувшись к колдуну. Он уже давно стоял за ее спиной, разглядывая что-то в ее волосах. Девушка с трудом удержалась, чтобы не поднять руку и не потрогать прическу. Голова была такой тяжелой, что там вполне мог устроиться снежный кот, который давил на нее своим весом.

– Не согласен с вами, – хмыкнул Леон и опустил взгляд ниже, заглядывая ей прямо в глаза. Надо запретить мужчинам носить сапоги на высоких каблуках. Или конкретно этому мужчине. Мирте совсем не нравилось смотреть на него снизу вверх. Или нравилось?

– Это бесчеловечно. Какое бы злодеяние Блай не совершил, мы не должны поступать с ним так же. Пожалуйста, давайте предадим его земле.

– Где вы видите землю? – парировал колдун. – Вокруг один снег. Я считаю, что если не сам Бенедикт, то хотя бы его тело должно помучиться. То, что он не справился с заклинанием, его не оправдывает. А занесенные снегом бедные деревенские жители вас не волнуют?

– Волнуют, – согласилась с ним Мирта. – Прикажите убрать его хотя бы в подземелье. Неправильно, что вы отдали его Клариссе.

– Никого никому я не отдавал. Просто у меня на Бенедикта есть еще планы. Он может быть нам полезен.

– Да вы чудовище!

– Чудовище – это ваш герцог, – неожиданно перевел тему Леон Карро. – Могу вас порадовать. Скорее всего, он с удовольствием повторит неудавшийся новогодний ритуал в любую из других дат. Маранфорд недавно писал мне, что собирается купить специальный корабль для перевозки лошадей. Ему неудобно возить их на соревнования по суше. Понятно, что он остро нуждается в деньгах. Вы не похожи на ту, которая может влюбиться в Рольда. Его вообще любить сложно. Даже терпеть порой невыносимо.

– К чему вы клоните? – не выдержала Мирта. – Я сделаю то единственное, что могу сделать. Я не вернусь домой.

– Вы уверены, что можете только сказать «да»? – поднял бровь Леон.

– Нет, – Мирта окончательно запуталась, но чувствовала, что выход где-то рядом.

Она оглянулась на веселящихся гостей, посмотрела на сверкающую огнями ель, большое блюдо с шоколадным фондю, в котором почему-то сидела Кларисса, поймала взгляд тетки Асмодеи, погрозившей ей пальцем. На Асмодее сверкало рубиновое колье Мирты, которое называлось «Осенним».

– У меня к вам предложение, – сказала она, сложив руки на груди для смелости.

Теперь настал черед Леона удивляться. Видимо, он ожидал, что она станет привычно защищаться.

– Возьмите меня к себе на работу, – попросила Мирта, чувствуя, что сейчас умрет от страха. А когда сказала, то будто крылья за спиной выросли. Теперь страшнее уже ничего быть не могло.

Какое-то время колдун молчал, а потом ответил в своем духе:

– У меня прямо-таки неприличные мысли напрашиваются.

– Да подождите вы, – перебила его Мирта, боясь, что разговор вернется в прежнее русло: хамства и оскорблений. Она долго думала о том, что слышала сама и что ей говорили сегодня и вчера о герцоге Маранфорде. И поняла, что шуточки Леона могут и рядом не стоять с тем, что ее ожидало при дворе будущего мужа. Леон хамил, но делал это с каким-то шармом. Его оскорбления не прилипали к сердцу, они заставляли ее думать. Возможно, если бы не подколки колдуна, она все-таки сказала бы «да» Маранфорду, а потом жалела об этом всю жизнь.

– Я могу рисовать ваших пауков, тараканов, да все, что скажете, – быстро заговорила она. – Помните, вы хотели, чтобы я нарисовала какую-то там вашу коллекцию, что вы привезли из путешествия? Я могу! Вы же сами видели мои рисунки, и, кажется, они вам понравились. Я неприхотливая, правда. Могу с вами в путешествие следующее отправиться, рисовать прямо в дороге, и вас, и ваших насекомых, и все, что захотите.

То, о чем она говорила, было мечтой, родившейся прямо здесь, у новогодней елки. Наверное, ей следовало загадать желание, но Мирта понимала, что предлагала не только свои способности к рисованию. Она предлагала колдуну еще и проблемы, потому что даже не представляла, как может отреагировать герцог на ее отказ. А уж про Готтендамеров и подавно лучше было не думать. Но колдун Леон Карро сам был не робкого десятка. Как и любой маг, он был вхож в королевскую свиту, а Готтендамеры высокую знать побаивались. Уж тем более, короля. Вот только станет ли колдун так напрягаться из-за каких-то рисунков?