Линкольн пьет свою пятую порцию виски. На его щеках вновь появился румянец, а в глазах — возбуждение. Невозможно спутать энергию, которую излучает этот мужчина. Он будто завладел моей душой со словами: «Теперь ты принадлежишь мне». Линкольн делает глоток своего напитка, глядя прямо перед собой. Я смотрю налево. Эйв склонился над кассой, его настороженный взгляд мечется между нами.

Наклонившись, шепчу:

— Хочешь пойти ко мне?

Ко мне? Ха. Это дом моих родителей, а теперь формально и Эйва. Я просто живу там. Поднимаю глаза на столы за его спиной, а затем смотрю на Дилан, которая пристально наблюдает за нами.

— Нет, — бормочет Линкольн хриплым голосом. Его взгляд скользит по барной стойке, и он толкает свой стакан в мою сторону. Хм, ладно. Какой-то хреновый ответ, да? «Не будь той девушкой», — говорю я себе. К нему все равно нельзя привязываться.

Укол разочарования пронзает мою грудь.

— О. — Делаю шаг назад, ссутулившись. Чувствую, как румянец заливает мои щеки.

Он тихонько смеется, ерзая на стуле. Его смех грубый и резкий, как будто мою кожу царапает разбитое стекло. Оно не проникает глубоко, но оставляет свежий неровный след, который жжет и напоминает о том, какую власть Линкольн имеет надо мной.

— Я сказал, что не хочу, но это не значит, что я не буду.

Сглатываю, сбитая с толку. Его слова застают меня врасплох, я поворачиваюсь, беру виски и наполняю его стакан. Вы слышали выражение «У меня от него коленки дрожат»?

Это про Линкольна Харди.

Этот скрытный, угрюмый и суровый негодяй сделает так, что вы забудете о своих коленях вообще. Всегда виной тому мужчины, в которых мы так легко влюбляемся. Секундой позже на лице Линкольна появляется нежная улыбка, с его губ срывается смех, и я задумываюсь о том, что прожить с ним до конца своих дней было бы не так уж и плохо.

Наблюдаю за ним и за каждым его действием, или реакцией на окружающих. Я единственная, кто привлек его внимание. Плотское желание затмевает его глаза и отражается в моих. Линкольн проводит рукой по волосам, изучая меня хищным взглядом. Приоткрываю губы со стоном, наслаждаясь его вниманием. Пока Мэл не хлопает меня по плечу.

— Ты трахаешь парня глазами или работаешь?

Я отскакиваю назад, как будто в состоянии шока. Пытаюсь придумать отмазку, но ничего не приходит на ум. Моя голова кружится при мысли о нем, я улыбаюсь Мэл, пожимая плечами.

— Нет. Я просто обслуживаю его.

— Обслуживаешь его в сексуальном смысле слова. — Она бросает взгляд на него через мое плечо. — Господи, он горячий!

— Я знаю. — Смеюсь, затем улыбаюсь и снова смотрю на Линкольна. Стараюсь делать это незаметно, но понимаю, что со стороны все очевидно.

Темные глаза ловят мой взгляд, и я знаю, что он последует за мной. Повернувшись, прохожу мимо Мэл, обхожу Дилан и оказываюсь возле края барной стойки. Судорожно дыша, скольжу кончиками пальцев по потертому дереву и проскальзываю по коридору в уборную. Это укромное местечко, где я видела, как занимались случайным сексом и, к сожалению, употребляли наркотики, и за которым внимательно следит Эйв. Здесь ничего не произойдет, но все же мне любопытно, последует ли Линкольн за мной.

Коридор освещен красными светом, лампочки, спрятанные в лепнину в виде короны, создают почти запретную эротическую атмосферу. Или жуткую, если бы вы спросили меня в десятилетнем возрасте, пытающуюся воспользоваться туалетом и перепуганную от мыслей, что, разрубив стену молотком, появится Джек Николсон и проглотит меня целиком. На этот раз это другой вид страха. Тот, который вызывает покалывание во всех нужных местах и пульсирует в моей груди в знакомом ритме.

Стены в коридоре кирпичные, заполненные граффити и воспоминаниями о сороковых годах, разрисованные маркерами, которые лежат в ведре на полу. Благодаря свету надписи окрашены в красный цвет, они о поддержке, об утраченной любви, а некоторые о вновь обретенной.

Проводя рукой по кирпичам, я иду медленно, легкой походкой, предвкушение накрывает меня как по волшебству. И тут это происходит — длинные пальцы обхватывают меня сзади за шею. Линкольн останавливает меня, его рука сжимает мою нуждающуюся плоть. От него пахнет виски и соленым морем, а я — волна, которой суждено найти берег.

Он запускает руку в мои волосы и тянет их так сильно, что с моих губ срывается еще один стон. Звук рычания, вырывающийся из его горла, посылает дрожь по моему телу. Положив руку мне на затылок, он разворачивает меня и прижимает к стене. Убирает руку с моих волос и опускает ее ниже, ведя ею по бедру, к тому месту, где я нуждаюсь. Затем сжимает бедро, тяжело дыша.

— Куда собралась?

Я поворачиваю голову. Одна сторона его лица освещена красным светом, глаза темны, но он смеется, когда мое плечо касается его подбородка. Этот смех, боже, этот смех. Он пронизывает меня, и я хочу искупаться в этом чувстве, когда Линкольн прикасается ко мне подобно греху.

— Хочешь продолжать играть в эту игру? — спрашивает он, целуя меня в шею. Моя грудь упирается в кирпичи, его тело касается моей спины.

Я смотрю на него через плечо. Его челюсть сжата, и он с ворчанием прижимает меня вплотную к своему жару, и, и… он возбужден. Изменив позу, его член удобно устроился между половинками моей задницы. О, это приятно. Чувствовать его там, знать, что Линкольн в таком отчаянии, что нападает на меня в баре, и это вызывает у меня еще один стон.

Целуя меня в затылок, он кладет руку между моих ног и обхватывает киску. О, это определенно приятно. А затем другой рукой проводит по моему позвоночнику, кончики его пальцев скользят по каждой выпуклости, прокладывая мучительный путь к моему бедру. Его грудь вздымается от тяжелых вдохов, и не успеваю я опомниться, как рука, что была у меня между ног, уже внутри моих джинсов.

— Что-то подсказывает мне, что для тебя все только начинается, — шепчет Линкольн, скользя языком по изгибу моей шеи. Мне нравится, когда мужчины лижут мне шею. Это чертовски похоже, как если бы меня вылизывали внизу. Поверьте мне. Если все делать правильно — тот же эффект.

О, боже. Да. Да. Да. Сдавшись, прижимаюсь щекой к стене. Мое тело покрывается мурашками, когда два его пальца проникают в меня. Линкольн трется о мои ягодицы, издавая утробные звуки. Я не спускаю глаз с конца коридора, проверяя, не идет ли кто.

Мы одни, но я знаю, что это ненадолго. Музыка грохочет, конкурируя с беспорядочным ритмом в моей груди. Линкольн тяжело дышит, теплые пальцы скользят по моей измученной плоти. Большой палец надавливает на клитор, и я слышу тихий лязг пряжки его ремня и звук расстегивающейся молнии.

Какого черта? Он…. Нет. Я жду, и Линкольн расставляет ноги шире. О, да. Он действительно это делает. Мое сердце колотится так, словно меня пырнули ножом. Я схожу с ума.

— Эй! Ты?.. — Замолкаю и смотрю на него через плечо. — Ты не можешь трахнуть меня в коридоре бара. Я работаю здесь.

Линкольн кладет голову между моих лопаток, чувствую его дыхание.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы тобой владели. Как ты думаешь, что, черт возьми, это значит?

Задыхаясь, пытаюсь повернуться, но он не позволяет мне. Линкольн вторгся в мое пространство, прижимая меня к стене.

— Это значит «не здесь».

Он тяжело дышит.

— Тогда в уборной, — рявкает Линкольн, кивая влево.

— Нет, — задыхаюсь, кладя руку ему на грудь. Слегка толкаю его, но он не двигается с места. — Мы не можем заниматься этим здесь.

— Бл*дь, хорошо. — Он фыркает, тон его голоса раздражен. — Во сколько ты освобождаешься?

Ленивая улыбка трогает его губы, когда я оглядываюсь через плечо. Его глаза сверкают от эмоции, которую я могу ассоциировать только с похотью. Смотрю на его растрепанные волосы, в глазах пляшут эротические фантазии, которые я ужасно хочу разгадать и стать его жертвой. Мысль о том, что он берет меня у стены, разрушает меня. Видя, как я влияю на него, ну, я задумываюсь о том, чтобы позволить ему. Мы могли бы… сделать все быстро, верно?