Пресли прерывает мои мысли:

— Послушай, мне жаль, что я так поступила, ведь я говорила, что не буду этого делать.

Смотрю через плечо на Пресли. Она прислонилась к стене здания, и вместо того, чтобы помочь — пялится на свой телефон руке.

— Нет, ты не сожалеешь. А теперь помоги мне.

Я сержусь не так сильно, как кажется. По правде говоря, я совсем не злюсь на то, что Пресли наконец-то набралась смелости и рассказала моему брату о своих чувствах. Она влюблена в него с семи лет. Ей двадцать три, и она, наконец, призналась ему. Не виню ее за это, но я знаю своего брата и о его увлечении женщинами. Он сначала делает, а потом сожалеет. Так было ни один раз, и, судя по тому, как он игнорирует ее сегодня, понятно, что это случилось снова. Отстойная ситуация, потому что Пресли — моя подруга, и если мой брат разобьет ей сердце, мне придется его убить.

Шутка. Но, может быть, я найду способ, как разобраться с ним пожестче.

Эверетт выглядывает из полуоткрытой двери и улыбается нам.

— Почему бар без обслуживающего персонала? Если бы Флетчер не был таким честным стариком, то уже бы наклюкался.

Я улыбаюсь, убирая волосы с лица.

— Пресли должна была следить за баром. — Настал час расплаты.

Засунув телефон в задний карман, подруга закатывает глаза.

— Тогда я пошла.

— Нужна помощь? — Эверетт подходит и берет одну из коробок с пивом из кузова грузовика Эйва. — Тебе не следует поднимать такую тяжесть самостоятельно.

Вот вам забавный факт. Я потеряла девственность с Эвереттом, когда мне было шестнадцать. Я думала, что скоро умру, и не хотела умирать девственницей. Если вы расскажите об этом моему брату, я буду отрицать, потому что Эверетт — его лучший друг, а это сделало бы меня, знаете ли, лицемеркой. Так что давайте просто держать этот секрет в тайне и двинемся дальше. У нас все в порядке. Это был просто секс. Ничего особенного. И с тех пор мы редко вспоминали о нем.

Выхватываю у него коробку.

— Э-э, я знаю.

Он поднимает руки и отступает на шаг.

— Я знаю, что ты знаешь. — Наклонив голову, Эверетт с любопытством наблюдает за мной. — Я просто предлагаю тебе помощь, чтобы ты не переусердствовала.

Неважно, сколько лет прошло, люди видят шрам на моей груди и понимают, что я перенесла операцию на сердце. Внезапно я становлюсь ни на что не годной.

— Эверетт, прошло шесть лет. Я, конечно, в состоянии поднять коробки с пивом.

Обидевшись на меня, он вздыхает.

— Как скажешь.

Он шаркает ногами по гравию, а затем толстая металлическая дверь с грохотом захлопывается за ним. Свирепо смотрю на здание. Я теперь не могу зайти внутрь. Черт возьми.

— Эверетт, — стону я, сожалея о том, что велела ему уйти.

Поднимаю две последние коробки с пивом и тащу их вокруг к передней части здания. Они тяжелые и весят больше, чем я в состоянии нести. Заворачиваю за угол и роняю одну из них.

Глаза начинают слезиться, и гнев нарастает внутри меня. Смотрю на разлитое по тротуару пиво, и в поле моего зрения появляются знакомые дорогие туфли.

Чертов Деверо. Я должна была догадаться, что он будет сегодня искать меня.

Перевожу свой взгляд на него.

— Нужна помощь?

Не дайте этим красивым зеленым глазам одурачить себя. Это изумрудные омуты лжи. Не могу поверить, что я вообще влюбилась в него. Волна гнева снова накатывает на меня, словно прилив океана. Сначала это были приливы и отливы, а затем постоянные и настойчивые волны.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Закипаю я от ярости. — Я же говорила тебе, что больше никогда не хочу тебя видеть.

Кажется, он в дурном настроении, наклоняет голову слегка вперед, чешет затылок, кивает и засовывает руки в карманы джинсов.

— Я знаю.

Он знает? Так он здесь для того, чтобы… усугубить ситуацию? Я рада, что сейчас держу пиво. Так как у меня заняты руки, я не буду суетиться и уж точно не стану бить его, как бы мне этого ни хотелось. С такими мудаками я могу спорить и быть суровой. Я выросла в баре с рыбаками. Могла бы написать книгу о режиме сучки (прим. пер.: bitch-mode — сленговое слово, означает состояние девушки, когда она постоянно злится и ведет себя так, будто у нее месячные 24 часа в сутки 7 дней в неделю.).

— Тогда какого черта ты здесь делаешь?

— Я э-э-э…

И это все, что он может ответить? За шесть месяцев он не удосужился признаться мне, что женат, а теперь все, что он может мне сказать, это «э-э-э»?

— Почему ты пришел сюда? — Бросаю другую коробку на землю. Все бутылки разбиваются. Эйв меня убьет. — Разве твоя жена не интересуется, где ты?

Деверо сглатывает, вздрагивая от моих слов.

— Хотел узнать, могу ли я вернуть кольцо? — спрашивает он, не сводя глаз с пива, выливающегося из картонной коробки. Конечно, он не может смотреть мне в лицо, когда просит отдать ему кольцо. Зачем ему это делать? Это было бы чертовски благородно с его стороны, но как мы только что выяснили — благородство не его сильная сторона.

Я не рассказывала вам, что Деверо сделал мне предложение в ту ночь, когда я узнала, что он женат? Должно быть, эта информация вылетела у меня из головы в приступе ярости. Просто чтобы вы знали, я не собиралась говорить «Да». Он мне не нравился настолько сильно, но все равно чувствую себя паршиво из-за этой ситуации.

Делаю глубокий вдох, пытаясь настроиться, чтобы высказать ему все, что хотела сказать.

Переключаю свое внимание с пива на суматоху в доках, и говорю ему все, что у меня на душе:

— Знаешь, Дев, я думала, может быть, сначала дам тебе презумпцию невиновности. О чем, бл*дь, ты думал, когда предлагал мне выйти за тебя замуж, когда ты уже и так был женат?

Деверо пожимает плечами, но я замечаю, что он в ярости, потому что я использовала уменьшительную форму его имени. Я продолжу, но запомню этот момент.

Рукой толкаю его в плечо.

— Я заслуживаю ответа, черт возьми!

Он переводит взгляд на меня. Наверное, потому что я сказала «бл*дь» и «черт возьми», так как за все время, что мы встречались, кажется, я вообще не материлась. Или, может быть, потому что я кричу, а люди на улице таращатся на нас. Смотрю на женщину, которая пялится на меня с улыбкой.

— Не переживайте, он женат. Я только что узнала об этом.

Ее лицо бледнеет, наверное, мне не стоило этого говорить, но, знаете, думаю, что каждый в этом городе должен знать, какой Деверо лживый мешок дерьма.

Как раз в тот момент, когда я уже собираюсь уйти, он берет меня за руку.

— Я собирался подать на развод.

— И что, жениться на мне, а потом через год найти себе новую жену? Сколько раз ты уже проделывал это трюк?

Деверо качает головой.

— Ни разу.

Я издаю смешок, демонстративно скрещивая руки на груди.

— До недавнего времени.

Качая головой, он выдыхает.

— До недавнего времени. Послушай, Джорни, — его голос смягчается, и он пытается дотянуться до моей руки, — я не могу передать тебе, как мне жаль.

Отступив на шаг, я начинаю смеяться. Взрываюсь истерическим смехом, который притягивает еще больше взглядов, люди останавливаются на улице, и как раз в тот момент, когда я чувствую, что вот-вот разрыдаюсь, меня охватывает гнев, и я кричу:

— Деверо. Иди. К черту. Больше никогда не появляйся здесь.

Тяжелая деревянная дверь распахивается под звон колокольчика, висящего над ней, и я вижу, как Эйв вылетает из бара.

— Здесь все в порядке? — Его взгляд перемещается с разбитых пивных бутылок на меня, а затем на Деверо. — Какого хрена ты здесь делаешь, кусок дерьма?

Ага. Я рассказала своему старшему брату все об этом подонке.

Деверо поднимает руки и отступает на шаг.

— Я просто пришел извиниться. Я не хочу проблем.

Возможно, я не упоминала об этом, но у Эйва вспыльчивый характер. И о нем всем хорошо известно в этом маленьком прибрежном городке. Однажды он отправил в больницу одного приставучего посетителя, когда тот отказался покидать бар после закрытия, ему наложили шестнадцать швов на шею.