И все это воняло. Вонь была такой густой и отвратительной, что почти висела в воздухе. Тут и там я видел кучи сгнившей еды, в которой кое-где копошились черви, но это было еще не все. На каменных плитах повсюду лежали кучи дерьма, особенно большие на обоих тронах. Кровь, теперь высохшая до темно-бордового цвета, забрызгала стены. Под люстрой валялись два обезглавленных тела. С обеих ее сторон, словно для равновесия, свисали еще два, с искаженными лицами, съежившиеся — почти мумифицированные — от времени. Их шеи были гротескно вытянуты, но еще не оторвались от голов (уже черепов), которые должны были поддерживать. Это было все равно что смотреть на последствия какой-то ужасной вечеринки с убийством.

— Что здесь произошло? — спросил Йота хриплым шепотом. — Высшие боги, что?

Принцесса тронула меня за руку. Ее безгубое лицо выглядело одновременно измученным и печальным. Она протянула мне один из листков, которые взяла с кухни. На одной стороне кто-то накорябал неразборчивым почерком сложный рецепт. На другой Лия вывела аккуратными буквами: «Это зал приемов моих отца и матери». Потом показала на одну из висящих мумий и написала: «Думаю, это Луддум. Канцлер моего отца.»

Я обнял ее за плечи. Она положила голову мне на руку, но тут же отстранилась.

— Им было мало убить их, не так ли? — спросил я. — Потребовалось еще осквернить это место.

Она устало кивнула, потом указала мимо меня на лестничный пролет. Мы спустились по нему, и она повела нас к другим двойным дверям, которые аоднимались по меньшей мере на тридцать футов в высоту. Хана могла бы пройти сквозь них, не пригибаясь.

Лия указала на Йоту. Он уперся ладонями в двери, наклонился вперед и распахнул их. Пока он делал это, Лия стояла перед украшенными драгоценностями тронами, где ее мать и отец когда-то выслушивали просьбы своих подданных. Она опустилась на одно колено и приложила ладонь ко лбу. Ее слезы капали на грязные красные плиты.

Тихо, безмолвно.

Комната за залом приемов посрамила бы неф собора Парижской Богоматери. Эхо превратило шаги нас пятерых в марш целого батальона. Вернулись и голоса — вся эта разноголосица шепотков, полных злобы.

Прямо над нами возвышались три шпиля, похожие на огромные вертикальные туннели, полные темно-зеленых отблесков, углублявшихся до полной черноты. Пол, по которому мы шли, состоял из сотен тысяч фрагментов, составлявших огромную бабочку-монарха, и, несмотря на вандалов, разбивших мозаику, форма крыльев все еще сохранилась. Перед центральным шпилем была установлена золотая на вид платформа, из центра которой в темноту уходил толстый серебристый кабель. Рядом с ней стоял столб с большим колесом, торчащим сбоку. Лия указала на Йоту, потом на колесо и сделала вращательное движение.

Глаз подошел, поплевал на руки и взялся за колесо. Он был сильным и крутил довольно долго, не останавливаясь. Когда он, наконец, устал, за дело взялся я. Колесо вращалось свободно, но это была тяжелая работа; минут через десять или около того я почувствовал, что проворачиваю чертову штуковину через силу, будто она застряла в клее. Кто-то похлопал меня по плечу — меня сменила Эрис. Ей удалось совершить один оборот, потом свой оборот сделала Джая — она тоже хотела быть частью команды. В этом не было ничего плохого.

— Что мы делаем? — спросил я Лию. Золотая платформа явно была лифтом, который поднимался на центральный шпиль, но она не двигалась. — И зачем мы это делаем, если Губитель Летучих спустился вниз?

В воздухе раздалось карканье, почти слово. «Почти» тут было главным. Лия прижала руки к горлу и покачала головой, как бы говоря, что чревовещание теперь для нее слишком сложно. Потом она написала что-то на другом листке с рецептами, используя в качестве подставки спину Джаи. Чернила на кончике ее гусиного пера почти высохли к тому времени, когда она закончила, но я смог прочитать написанное.

«Мы должны подняться, чтобы спуститься вниз. Поверь мне».

А какой у меня был выбор?

Йота вернулся к колесу, и теперь сопротивление было настолько велико, что он кряхтел после каждой четверти оборота. Он сумел повернуть его полдюжину раз, в последний — всего на несколько дюймов. Тут откуда-то сверху донесся негромкий звонок. Он отозвался эхом и затих вдали. Лия жестом велела Глазу отступить и указала на платформу. Обвела нас жестом, потом подняла руки и заключила в воздушные объятия.

— Мы все? — спросил я. — Ты это имеешь в виду? Все вместе?

Она кивнула, потом совершила заключительный акт чревовещания, схватившись при этом за горло. Слезы боли потекли по ее щекам. Я не хотел представлять, что ее горло выстлано изнутри колючей проволокой, но ничего не мог с собой поделать.

— Собака. Середина. Сейчас.

Мы, люди, стали подниматься на платформу. Радар держалась позади, присев на корточки и выглядя обеспокоенной. Как только поднялись все, лифт начал подниматься.

— Радар! — крикнул я. — Прыгай сюда!

На секунду я подумал, что она останется внизу. Потом ее задние лапы сжались, как пружина, и она прыгнула. Ее поводок давно исчез, но на ней все еще был ошейник. Ухватившись за него, Йота втащил ее на борт. Мы переступили с ноги на ногу, освобождая для нее место посередине. Она села, посмотрела на меня снизу вверх и заскулила. Я знал, что она чувствовала. На площадке едва хватало места для всех нас, даже тесно прижавшихся друг к другу.

Лифт поднимался. На высоте шести футов мы еще могли бы спрыгнуть, не причинив себе вреда, на двенадцати футах могли бы спрыгнуть, не разбившись насмерть. Потом мы достигли восемнадцати футов, и о прыжке можно было забыть.

Глаз стоял с краю, пальцы его ног нависали над бездной. Я был на другом краю, и мои ступни по крайней мере на четверть торчали снаружи. Эрис, Джая и Лия сгрудились вокруг Радар, Лия фактически оседлала ее. Теперь пол должен был находиться примерно в семидесяти футах под нами. Воздух был пыльным, и я подумал, что если вдруг начну чихать, то могу упасть, что стало бы весьма позорным финалом для обещанного принца.

Голоса шептали и шептали, сплетаясь между собой. Один из них, который я ясно слышал, сказал: «Мозг твоего отца пожирает сам себя».

Джая начала раскачиваться, закрыв глаза.

— Не люблю высоту, — сказала она. — Мне она никогда не нравилась, даже чердак в амбаре. О, я не могу этого сделать, отпустите меня.

Она начала отбиваться от чего-то невидимого, толкнув Эрис, которая врезалась в Йоту, чуть не сбросив его с края. Радар залаяла. Если бы она запаниковала и стала вертеться, Лия упала бы. И я тоже.

— Держи эту женщину, Эрис, — прорычал Йота. — Держи ее на месте, пока она не убила нас всех.

Эрис потянулась через Радар — и через Лию, которая согнула колени, полуприсев, — и заключила Джаю в объятия.

— Закрой глаза, дорогая. Закрой глаза и представь, что все это сон.

Джая закрыла глаза и обняла Эрис за шею.

Воздух здесь был холоднее, но я был скользким от пота. Меня начала бить дрожь. «Больной, — прошептал голос, прошелестевший мимо меня, как прозрачный шарф. — Шатается и скользит, скользит и падает».

Каменный пол подо мной теперь был просто маленьким квадратиком во мраке. Ветер дул все сильней, и то каменные, то стеклянные стены шпиля скрипели вокруг нас.

«Больной, — шептали все новые голоса. — Шатается и скользит, скользит и падает. Наверняка упадет».

Мы продолжали подниматься, что казалось мне безумием, учитывая, что где-то под нами был Губитель Летучих, но теперь было слишком поздно менять курс. Я мог только надеяться, что Лия знала, что делает.